Психическое расстройство, что мы в нем не понимаем

Принято считать, что расстройство психики приходит неожиданно и непредсказуемо, как для самого человека, так и для окружающих. Но это, если только рассматривать психическое расстройство как фактор индивидуального характера, лишенный среды. Если вычесть психические расстройства генетического и травматического характера, где лечение вынужденно принадлежит психиатрии и нам незачем туда внедряться, то вот социально-идеологические расстройства, напрямую связанные с работой сознания, остаются наиболее интересными для нас. Недавние события, столь характерные потерей здравого контроля и здоровой реакции у довольно огромного числа людей — сограждан разных государств, четко показали, что все психические расстройства людей завязаны на идеологию. События недавних дней показали это столь ярко что, фактически не оставили спорных вопросов в данном аспекте. Сама жизнь послужила доказательством тому,  что это так. Они же и вскрыли исторические и идеологические аспекты прямого или альтернативного (от противного)  наследования той самой идеологии. И вот здесь то и всплыло, то самое понимание природы психического расстройства, возникающего у людей, как принято считать, неожиданно. Так ли неожиданной оказалась та злость, всосанная с молоком матери у молодого не знавшего  самих событий, за которые они выступают, нового поколения.  Нет, в этой злости виноваты взрослые, тихо на кухне из-за дня в день перемывавшие кости тем, кто теперь стал для них врагом номер один. Хотели ли они что бы их дети стали пушечным мясом новых идеологов переведя их недовольство миром или «суперправильными родителями» в столь жесткую идеологическую канву. Может и хотели. Но тогда какие они родители, если толкают своих детей на верную смерть. Или не хотели, но каждый день с завидным постоянствам высказывали лишь одно – свое недовольство. Идеология недовольства и неудовлетворенности принятая людьми как норма существования поколение родителей приводило лишь к личному нездоровью. А вот следующее поколение, которое восприняло его как фон, но не видело реального повода для такого самоумерщвления себя,  выступило за уничтожение мира, где нельзя расслабиться и просто жить. Именно бытовая идеология двойных стандартов, принятая растущим организмом всерьез, создает особей, стремящихся уничтожить все вокруг себя и себя самого. Ведь ребенок неспособен различать правильную и неправильную идеологию. Для него существует лишь идеология поступков его родителей. Именно поступков, а не того что говорят «правильные родители». Все двойные стандарты родителей и государства вылились в самоуничтожающую  волну, где нет ни правых, ни виноватых, а есть только нездоровые люди, неспособные жить в едином сообществе людей, выделяющие себя из него и ставяшие себя над ним и над негласными законами общего сосуществования. В животном стаде их бы просто загрызли, загрызли всей стаей, но то в животном. Человеческое общество изобрело отсрочку инстинктивной реакции – закон. Закон встал на защиту больных людей, положив на другую чашу весов десятки, а порой и сотни, а то и миллионы жизней здоровых людей, не обладающих этим расстройством, и назвало это гуманизмом. Теперь, чтобы защитить процветание данной особи, работает целый  административный аппарат, перерабатывающий праведную гневную реакцию граждан в звонкую монету. В норме здоровый человек не выходит за рамки культуры, а уж с законом не должен соприкасаться по умолчанию. По факту такое случается по воле все той же административной системы и ее ресурса, пропустившего в свои ряды все тех же больных особей. Сам закон, настроенный на защиту больных людей и становится орудием, карающим неугодных, то есть служит тем же больным людям.
Давайте на минуту представим общество знающих друг друга людей. Уже с раннего детства все знают: этот вороват, этот живодер... Люди стараются избегать встраивать таких людей в свою среду. Защитная функция среды – репутация работает на выталкивание больной особи. Молчаливый сговор такого коллектива может оказаться страшнее любого юридического суда. Но, ТО в здоровом обществе, где люди знают друг друга. Но в свежесобранном коллективе тот же механизм, искусно использованный политически настроенными особями, может послужить аспектом травли неугодного человека. В чем разница? В незнании друг другом свойств членов собранного коллектива, в незнании репутации составляющих его людей. Закон оказывается абсолютно бессмысленным, если есть хорошо сплоченный и репутационно-известный коллектив. И закон процветает там, где общество лишено уважения, а репутация членов общества искусственно делается секретом для самих членов общества. Нет, ты живи с ним рядом, но ты не суй свой нос в его дела. Это неважно, что ты уже заложник того, что он там делает. Закон защищает его право быть неизвестной личностью в обществе. Нас лишили права выбирать, с кем быть и жить, чтобы ощущать себя в безопасности, и назвали это свободой. Но свобода — это когда я знаю все условия своего существования. Здоровье общества, в том числе и психическое, не может быть поддерживаемо законом – это функция здоровой уважительной репутационной среды, которой не было и не будет при условиях законодательного вмешательства в механизмы общественного устройства. Защита законом права иметь психическое отклонение, приводит к разрастанию этого явления до катастрофических масштабов.
А кому служит созданный механизм мы теперь знаем. Повсюду и везде общество разрушается вполне осознано через искусственные принципы демократии. Где традиционно сильны и здоровы общественные устои, там и само общество противостоит этому, и тут же,  если это выгодно, результат объявляют победой демократии. Ну, а что случается, когда невыгодно — мы наблюдаем в реальном времени. Демократия — лживая модель общества, защищающая больных особей от самосуда людей. С надеждой на закон мы позволяем им разрушать нашу среду обитания, рушить наши памятники и наши устои, уничтожать нашу историю. Здоровый общественный самосуд – это непринятие таких личностей в свою среду. Закон защитит их право оставаться рядом с нами и уничтожать нашу жизнь. Закон, как форма подмены здоровых устоев общества, давно служит лишь разрушению самого общества. Я не против закона как устава, выверенного временем — я против закона, подмявшего под себя общество.