Иван да Марья. Глава шестая. Часть первая

   К середине августа я уже был полностью на ходу, но врач не отпускал меня из-за сломанных рёбер, особенно одного, которое располагалось прямо против сердца. Вот оно меня и беспокоило, плохо срасталось. На это место постоянно накладывали повязки в виде корсета, только в области груди. Врач даже не желал и слушать насчёт моей выписки.
   Маша часто ко мне наведывалась, бывало, когда приезжала без Ксюши, оставалась со мной на ночь, чему мы оба были несказанно рады. Мой лечащий врач махнул на нас рукой и разрешил Маше оставаться.
   - Вот вы, молодые люди, не понимаете! - говорил он нам. - Именно из-за вашего поведения и плохо идёт процесс срастания рёбер, неужели не понятно?
   Всё это нам было понятно, только природа брала своё, а разум уходил в неизвестном направлении.
   Арик тоже часто наведывался ко мне, один раз приезжал и с Пашей. С отцом у Арика всё налаживалось, он уже ходил и, если бы не мать, уехал бы к себе домой, хотя врачи настаивали на продолжении лечения. С матерью была беда. Она никак не приходила в сознание. Её лечащий врач сказал, что идёт отмирание мозга и шансов у неё, практически, нет.
   Всех, причастных к нападению на семью Арика, арестовали, но за недоказанностью правонарушения, как выразился следователь прокуратуры, выпустили и они продолжили терроризировать всю округу, посмеиваясь над теми, кто желал суда над ними.
   Арик не принимал ни каких мер. Он подчинился моему приказу и, молча, ухаживал за своими родителями. Приехав в часть, чтобы получить разрешение на продление отпуска, Арик, взамен, получил отказ и он, не задумываясь, написал рапорт на увольнение. В итоге, тут же был уволен, несмотря на боевые заслуги. Следом за ним ушёл и Паша. Они решили идти в краевое управление милиции, в ОМОН, но там тоже тянули с их назначением.
   Алексей, вместе с Нэллей Ефимовной, наседали на них, но Арик заявил им, что пока я не вылезу из госпиталя и не определюсь сам, они ничего предпринимать не будут.
   - Он наш командир и его слово закон! - говорил Арик, разговаривая на подобные темы.
   Свадьбу, мы с Машей, решили провести во второй половине сентября, чтобы всё наладилось со здоровьем у меня и, что-то, определилось у Арика.
   Была ещё одна причина, о которой мне, в начале августа, поведал Арик. Медсестра, которую назначил главврач клиники для ухода за родителями, очень приглянулась Арику и тот, просто, души не чаял по отношению к ней. Звали её Света, а родом она была из небольшого городка на Кубани, Выселки. Окончив медицинское училище, она устроилась на работу в клинику. Её приняли чтобы она выполняла всякие поручения, а если по-простому, то держали на побегушках. Но, заметив её усидчивость и старательность по отношению к любой работе, Михайлович перевёл её, официально, медсестрой по уходу за тяжелобольными пациентами. В итоге, все эти обстоятельства, и свели Свету и Арика. Они быстро прикипели друг к другу и задумали сыграть свадьбу во второй половине сентября. Вот поэтому и мы, с Машей, решили сыграть наши свадьбы в одно время. Но всё зависело от болезни родителей Арика.
   Самому Арику уже было проще, отец чувствовал себя нормально и стал просто прогонять молодых.
   - Чего вам, молодым, сидеть здесь со стариками? - бурчал он, а сам посмеивался про себя. - Если что не так, то я и сам позову кого надо! А вы давайте домой, дело-то молодое, вот и забавляйтесь там, пока есть такая возможность!
   Они ездили, то к себе домой, то ко мне. С их приездом моя палата наполнялась шумом и смехом, из-за чего нам всем доставалось от врачей. Часто я их встречал в небольшом сквере у госпиталя и там, часами, проводили время, беседуя обо всём.
   Света была небольшого роста, почти ещё девочка на вид, хотя ей уже исполнился двадцать один год. Черноглазая и черноволосая девушка, коренная казачка, с очень привлекательной фигуркой, одетой в коротенькие, джинсовые шортики с блузкой, которая не закрывала даже пупок и, с ямочками на обеих щёчках. Страшная хохотушка, она, как нельзя лучше, подходила к Арику.
   Паша оставался в Новочеркасске, откуда он был родом, но ко мне приезжал довольно часто, так как жил от меня в тридцати километрах. Ходил постоянно каким-то потерянным, явно скучая по любимому делу и никак не мог дождаться того времени, когда мы уже приступим что-то мутить, как он выражался. Денег у него не было и я, как бы ненароком, помогал ему, а мне подвозила Маша или, всегда, Нэлля Ефимовна.
   Положение у нас, здоровых, боевых офицеров, было незавидное. Мы все полностью, зависели от двух женщин, которые только посмеивались над тем, как мы на это реагируем.
   Мать Арика умерла рано утром двадцатого августа не приходя в сознание. Слёз не было, потому что все они уже были выплаканы. Отец за это время сильно постарел и ни чем больше не желал заниматься, Арик тоже как-то возмужал и перестал дурачиться. После смерти матери вытащить из него хоть слово, было очень трудно.
   На её похороны я, не взирая запрет врача, всё-таки съездил. Тогда за мной приезжал Николай, потом он же отвёз меня назад, но вместе с Машей.
   Из-за этих обстоятельств свадьбу пришлось перенести на начало октября.
   - Ну и здорово! - произнесла Маша мне. - Не так будет жарко, да и всё успокоится!
   Выписали меня в самом конце августа и я, в сопровождении своих друзей и Маши с Ксюшей, решил ехать сразу к себе домой, не подозревая, что нас там ожидало. Не подозревал и никто, сидящий в машине. Просто я хотел посетить могилы своих родных.
   Арик с Пашей сидели спереди, а я, как бывший больной, устроился сзади с Машей и Ксюшей, которая, тут же, забралась ко мне на колени и, расстегнув мне рубашку, водила пальчиком по небольшим шрамам, оставшимся от следов пуль и большому шраму от операции. Маша прижалась ко мне сбоку и радостно улыбалась.
   Почти всю дорогу проболтали. Арик, хоть и был уже не столь разговорчивым, но, всё-таки своё вставлял. О проблемах не разговаривали умышленно, боясь даже затрагивать эти темы. Ксюша, то и дело, заставляла нам переключаться на неё, потому что она, требовательно, засыпала меня, да и всех остальных, вопросами, на которые, порой, было затруднительно ответить и тогда мы все смеялись.
   По приезду домой, меня поразило то, что на террасе стоял большой стол, накрытый для гостей. Но самое интересное было то, что вокруг не было ни единой живой души.
   - Чудеса! - произнёс я, изумлённо посматривая по сторонам, и уже хотел продолжить удивляться дальше, но тут, заметил две большие, чёрные иномарки, спрятанные за домом.
   - Ага! - воскликнул я и, показывая на машины, крикнул. - Сезам, откройся!
   И тут, на пороге дома, мешая друг-другу, стали выползать мои родные и друзья. Они подходили ко мне и обнимали, радуясь моему возвращению. Нэлля Ефимовна стояла на террасе, заросшей виноградной лозой, нежно поглядывала на нас и улыбалась. Алексей, Николай и дядя Виктор продолжали приветствовать всех остальных.
   Я подошёл к Нэлле Ефимовне, обнял её очень осторожно и прижал к груди.
   - Нэлля Ефимовна! - произнёс я, смущаясь. - Огромное вам спасибо за всё, что вы делаете для нас всех! Вы для меня как мать, и позвольте мне всегда вас так называть!
   Она ничего не ответила, поцеловала меня в лоб и, повернувшись от меня, ушла в дом. Дядя Витя побежал за ней следом. Вышли они минут через пять. Нэлля Ефимовна, одетая в светлое длинное, почти до самого пола, платье с большим разрезом спереди, улыбалась.
   Показав на стол, она произнесла. - Так! Хватит дурачиться! Пора и честь знать! Всем за стол, а то, на такой жаре, всё пропадёт! Я что, зря сама готовила?
   Дядя Витя, как мальчик, бегал вокруг стола и не знал как всем угодить. Когда все расселись по своим местам, он быстро разлил по стопкам чачу, собственного изготовления.
   Подняв свою стопку, он произнёс. - Други мои! Дети мои! Прошу внимания! Хочу сразу всем сообщить, что пока вы добирались до дома, мы, с моей любезной Нэллюшкой, поженились! Так сказать! Я очень рад этому событию!
   Маша сорвалась с места, подбежав к нему, обхватила его шею своими руками и, радостно, закричала. - Ой! Родненькие вы мои! Поздравляю вас! Потом она переключилась на Нэллю Ефимовну и стала её неистово целовать!
   Маленькая Ксюша, ничего не понимая, бегала по террасе и кричала ура. Мы тоже все поднялись и стали поздравлять, дорогих для нас всех, людей.
   Угомонились минут через пятнадцать и, наконец-то, выпили за молодых, после чего, обязательно, как принято, все закричали - Горько!
   Потом выпили по стопке за моё возвращение и убрали всё спиртное, оставили только сухое вино, которое привезла с собой Нэлля Ефимовна.
   - Подарок из Франции! - сказала она, улыбаясь. - Вчера только доставили, пусть стоит, может кто и выпьет бокальчик! Я вот с Машей обязательно выпью, но попозже!
   Вообще-то было очень жарко и пить спиртное не хотелось, да и настрой был другой. Хотелось жить и дышать полной грудью.
   Маша сегодня была в белом, брючном костюме. У меня тоже были светлые брюки, я их очень любил и всегда надевал, когда было какое-то торжество. Хлопцы, вместе с Алексеем, обсуждали какие-то вопросы, а я не стал влезать в эти разговоры, предложив Маше сходить на наше место.
   Придя на пристань, которую соорудил мой дед, я снял туфли и, закатав брюки, сел на край настила, опустив ноги в реку. Вода была тёплой, она приятно обтекала мои ноги и продолжала свой неторопливый бег по своему руслу.
   Маша присела сзади меня и, повиснув на мне, спросила. - А помнишь как ты плавал ко мне? Приплывёшь к нам и, мы с тобой, играем в нашем садике? Вон, видишь? Стоит наш садик, хоть и травой зарос, но, всё равно, стоит! И домик наш, хоть и без окон, но тоже стоит, я так хочу походить там!
   - Ну так поплыли! - произнёс я и запрокинул свою голову, глядя на неё. - Что нам стоит? Через две минуты будем там, в нашем детстве! Идём?
   - А пойдём! - радостно воскликнула Маша и, оттолкнувшись от меня, не снимая даже босоножек, прыгнула в воду.
   Я немного полюбовался ею, а потом тоже сполз с мостка и поплыл, стараясь её нагнать. Маша очень хорошо плавала и я, с трудом, догнал её возле самого причала их дома. Сначала я помог ей выйти из воды, а потом уже и сам залез на причал.
   Пока Маша плыла, она потеряла одну босоножку, смеясь этому обстоятельству, сняла другую и выбросила её в реку. А потом, прыгая, как маленькая девочка, побежала вверх по тропинке, идущая к дому.
   Меня она тоже заразила своей радостью и я, сорвавшись с места, пустился следом за ней. Догнал когда она уже вбежала во двор и сразу упала в траву, не задумываясь над тем, что её костюму пришёл конец. Я, впрочем, тоже не думал об этом и, также, упал рядом с ней в траву.
   - Ваня! - произнесла Маша. - Как я тебя люблю! И как я тебя хочу, милый мой!
   Чуть помолчав, добавила. - Я беременна и у нас с тобой обязательно будет сын!
   Я повернулся к ней, от нахлынувшего счастья, обхватил её своими ручищами и, расстегнув блузку, сорвал лифчик. Маша смотрела на меня и улыбалась, она не сопротивлялась, она была в Раю и целиком отдалась во власть этого безумного и счастливого человека, человека, которого она просто обожала.
   Потом я стал неистово целовать её трепещущие, мокрые, соски грудей и ласкать её тело. Маша запрокинула также мокрую голову, с которой на траву и землю стекали струйки воды, и тихо плакала от счастья. От нетерпения я никак не мог снять её брюки и долго возился с замком. Потом дёрнул всё это хозяйство и, в одно мгновение, Маша оказалась голой, только в одной белой и мокрой блузке. Она не сопротивлялась! Она просто ждала и плакала, улыбаясь ему, хватая руками траву и песок, сыпала всё это мне на голову и мокрое моё тело. Проделав ту же процедуру со своими брюками я, наконец-то, оказался на ней.
   Всё в этом мире для нас, просто, исчезло. Солнце скрылось за кроной ближайшей посадки, которая находилась недалеко от дома. Мы ничего не замечали и ничего не слышали. Мир перестал существовать в нашем воображении.
   Это был самый настоящий приступ любви! Маша рвала моё тело своими ногтями и вся трепетала, кусая мои губы, нос и, даже, глаза. Из её уст лились какие-то звуки, похожие на рычание волчицы и продолжала плакать. Но это были слёзы радости, счастья, неземного блаженства. За такие мгновения, люди, не задумываясь, отдают свои жизни, потому что это выше любых понятий человеческого бытия.
   На сей раз, этот секс, вымотал и меня и её. Сколько он длился мы не знали, да и не желали это знать, но, после этого, около часа, просто лежали на траве и смотрели в вечернее небо.
   Где-то там высоко, носились ласточки, гоняясь за своей пищей. Они тоже радовались жизни и кричали об этом с небес.
   - Ваня! Маша! - вдруг услышали мы голоса с той стороны реки.
   Когда мы покинули всех, солнце ещё было довольно высоко над горизонтом, а сейчас оно уже цеплялось за него одним краем.
   Мы быстро стали с Машей натягивать свои грязные и порванные вещи, смеясь над самими собой. А потом, махнув на всё рукой, побежали вниз к реке и, прямо с разгона, прыгнули в неё. На нашем берегу стояла вся наша компания и, поняв, что произошло с нами, радовались за нас и смеялись, потешаясь над нашим видом.
   Когда мы доплыли до нашей пристани, Арик помог нам выбраться из воды и сказал. - Жаль моей Светки нет с нами, дежурит, видите-ли! Говорил же подменись, так нет же! Хоть бы воочию посмотрела что такое любовь!
   Да ладно тебе балаболить-то! - улыбнувшись, сказал я ему. - Будет и у тебя праздник на твоей улице!
   А потом, повернувшись к родителям, добавил - Ну а вы-то что скучаете? Где музыка, молодой? - и, сорвавшись с места, пустились с Машей домой.
   Через несколько минут мы уже переоделись в то, что попало под руку и снова вышли во двор.
   Вечер удался на славу и угомонились только к полуночи. Нэлля Ефимовна с дядей Витей ушли в свою комнату, Маша увела укладывать Ксюшу спать, а мы остались сидеть на освещённой террасе.
   - Ну что мужики! - произнёс Алексей, посматривая на нас. - Идёте к нам?

                22.03.2014 год.


Продолжение! http://www.proza.ru/2014/03/22/1013!