Дорога в горах

      Дорога пробегала по высокогорному плато, и горы уже не казались очень высокими.    
      Стемнело быстро. Очертания гор напоминали огромную изгородь, отделяющую дорогу от целого мира.   
      В мозгу невольно  отмечалось, что дорог в горах также много как в степи
или в лесу. И не всегда ясно, куда они ведут. Но в этом заключена какая-то тайна.    Время, с наступлением сумерек, будто остановилось и мне начало казаться, что мы заблудились. Вокруг ни души, ни машин, ни домов - только дорога, окруженная покрытыми лишайником и небольшими кустиками скалами, россыпи камней.
Дорога, каменистая и сухая. Позади машины клубы пыли, отделяющие пройденный путь от того, который лежал впереди.   
       Не осталось и следа от желания радоваться природе, побуждающего петь о
 шофере Кольке Снегиреве и Чуйском тракте или о чем-то другом.   
       Справа у дороги появилось множество зеленых огоньков, напоминающих
светлячков, но эти были крупнее. Было их множество, а по мере приближения  количество их будто бы становилось еще больше, а сами они становились  крупнее.     Как выяснилось позднее, это – отара овец в заграждении из жердей рядом с чабанской стоянкой. Так светятся в темноте глаза овец. Неподалеку пасся небольшой табунок лошадей. Отчаянно залаяли собаки.      
    Мы остановились и вошли в то, что трудно было в полной мере назвать домом. Поздоровались. - "Якшлар", - услышали в ответ голоса чабанов.    
     В центре аила, у очага на низких скамеечках сидели двое мужчин и женщина, видимо жена одного из них, того, кто старше. -   "Алтайцы, - подумала я, - ведь мы давным-давно уже едем по Горному Алтаю".   
      На очаге что-то кипело в котле, от которого исходил аппетитный аромат баранины.   
       Мы спросили о дороге, выразив сомнения: уж не заблудились ли. Хозяева
пояснили,что до нужного нам села  очень далеко и лучше бы где-то переночевать.  Затем, пригласили нас поужинать. Так как мы порядком проголодались, то сразу же согласились разделить с хозяевами их трапезу.    Нам тут же налили в миски жирного бараньего бульона с луком и какой-то крупой. Мясо для всех горкой лежало в центре, чтоб каждый мог до него дотянуться и взять руками. Хозяин налил нам что-то в пиалу и подал водителю со словами:- "Чача. Чочой!".   
     О чаче мне не раз приходилось слышать, но пробовать не доводилось. А "чочой", как выяснилось,- обычай пить из общей чарки, передавая ее друг другу. Каждый мог отпить, сколько пожелает или сколько сможет, а потом передать следующему.
- "Отказаться – обидеть хозяев. Придется хотя бы пригубить чарку, - подумалось мне.
- Есть ли такой обычай у других народов?" - размышляла я, но припомнить и ответить самой себе не смогла.
     Пригубив чарку,передала ее хозяйке.    О чистоте посуды и прочего не приходилось задумываться. Брезгливому человеку все это вряд-ли  понравилась бы. Зато это окупалось гостеприимством.   Бульон был вкусным. Чабаны постоянно предлагали, есть мясо, не стесняясь. После этого стали разливать чай из настоя бадана с молоком. Сверху хозяева насыпали в пиалы толокно, и пили этот чай не с сахаром, а с солью. Я любила чай из бадана, но с сахаром. Хорошо еще в этот настой добавлять чагу. Мне налили так, как я попросила.    
     Долго задерживать в гостях мы не могли и, поблагодарив чабанов, поехали дальше в том направлении, которое они нам указали. Велено было держаться левее, чтоб не уехать в сторону Яконура, Черного Ануя…    
     Вскоре показались огни приближающегося села, а затем и само село. Мы остановились на небольшой площади у двухэтажного здания, в котором располагались гостиница и магазин.  Конечно же, магазин был к этому времени закрыт, но к счастью, мы были сыты.    
     Машину оставили у гостиницы, где вскоре и устроились на ночлег. Комфортом она не отличалась, но к нашему счастью, свободные места для нас нашлись. Главным было лечь и дать отдохнуть уставшему от дальней дороги телу.    
     В этой гостинице  останавливались многие, прежде, чем ехать дальше, ведь зачастую путь был долгим, как и у нас. Среди жильцов было много туристов, но часть их установили палатки на берегу Чарыша и ночевали в них прежде чем продолжить путь в сторону Усть-Коксы, Тюнгура, Белухи, а может быть в поисках своего Беловодья-Шамбалы.   
     Утро было ясным. От гор и реки тянуло свежестью. Умываться в гостинице не хотелось, и мы отправились к реке, ведь гостиница стояла на ее берегу.
     В этом месте Чарыш еще не очень широким. Обычная горная река, каких много в этих горах.     Село, в котором мы ночевали, называлось – Усть-Кан. Оно, как паук, раскинулось среди гор, вдоль изгибов реки. По сути, оно располагалось у подножья одной из гор, вершина, которой была лиловой, от зарослей Иван-чая. Видимо раньше на горе был большой пожар. Я замечала, что  на выгоревших от огня местах цветет
Кипрей. Еще и так называют эти цветы.  Да, и что удивительного, ведь пожары в горах – явление обычное. Другие же горы, окружившие село были каменистыми.    
   Глядя на лиловую вершину, я вспомнила Чемал, село на берегу Катуни, где
я закончила восьмой класс. Горы, которые его окружали весной, были покрыты цветущим маральником. Так называют в этих местах багульник. В зависимости от того, насколько далеко от тебя цветущие горы, они казались то сиреневыми, то лиловыми, то бледно фиолетовыми. Жаль, что тогда, в детстве еще не умела ценить все, что меня окружает. Лишь жизнь в городе среди серых однообразных домов-коробок и улиц, затянутых в асфальт, начинаешь ценить природу и жизнь поближе к
земле с горами, лесами, полями, реками и озерами.     Только научившись радоваться всему этому и самой жизни, прежде всего, начинаешь больше видеть и слышать, больше - примечать, то, что относится к природе.
    А вообще-то на мои изменения повлияли герои любимых произведений: "Алые
паруса" Грина и "Маленький принц" Сент-Экзюпери. Особенно Ассоль, в исполнении Анастасии Вертинской в фильме "Алые паруса". Та сцена фильма, когда она утром приветствует природу: солнце, деревья…    
     Пробегая по лугу к реке, чтоб умыться, увидела множество эдельвейсов. Я впервые их увидела так много, что не верилось глазам. Всегда считала, что они растут в горах, на местах, недоступных людям. Может быть, в Крыму это и так, но
не здесь, где само село расположено на высоте более двух тысяч метров
над уровнем моря.    
     Вскоре, немного перекусив того, что у нас осталось про запас, мы тронулись в путь. Миновали село и, свернув направо, поехали вдоль Чарыша. Устье его осталось позади, и он постепенно становился шире.     Наш путь шел не тем маршрутом, которым ходят автобусы: на Тюнгур, Уймон, к окрестностям всем известной горы Белухи. Места там красивые (я бывала там прежде), не даром их описывал знаменитый на весь мир философ и художник Николай Рерих, побывавший там по пути в Гималаи. Он предположил, что именно здесь и есть мифическое Беловодье, Шамбала, райское место. Может быть, так оно и есть. Как знать?   
     Миновали несколько сел, в которых жили исключительно алтайцы и доехали до моста через речку Кумир, впадающую в Чарыш. По цвету, своей бирюзой,  она
напоминает Катунь. Может быть потому, что истоки ее в тех же горах? Но мы не стали переезжать мост, а свернули налево, и проехали немного вдоль этой реки.     Вскоре нам преградили путь несколько легковых автомашин, хозяева которых расположились здесь на отдых. Кто собирал хворост, кто следил за костром, кто готовил еду, а кто и купался в холодных водах реки. На другом берегу, высоко на горе располагались остатки скита, а может чабанская стоянка, а вдали виднелись вершины гор, покрытые снегом. Местное население зовет их "белками". 
      Мы тоже остановились в этом чудесном месте. А от людей узнали, что оно называется Девичьими плесами. Рассказывали нам легенду, что осталась в памяти моей.
      В этом урочище Мендой прорвался отряд джунгар во главе со старым одноглазым князем. Жителей ожидало рабство. Отбивались они и полегли в неравной битве. Осталось 3 девушки. Отец одной,  красивой и гордой Мерей умирая, предупредил, чтоб не попадали в руки врагов. Нет беды страшнее, чем умереть вдали от родных мест.
Позвала Мерей подруг:
-Умрем или прорвемся.
Дочка бая испугалась.
- Твой отец трус, он предал свой народ, оставайся.
Селе Мерей с подругой на доброго аргамака и ринулись на врагов, многих мечами зарубили. Тогда князь велел взять их живыми, удивляясь их храбрости.
- Лучше смерть, - сказали подруги. Мерей направила коня со скалы, что была над пропастью. 
      Вырвалась из под копыт коня река Кумир, до сих пор не может остановиться, ревет, срывается водопадами, мчится по камням. Только в том месте, где упали девушки в реку, образовался тихий плес с хрустальной водой, через которую дно видно. Увидел князь красивую реку, не мог отвести от нее глаз, притягивала она к себе. Шагнул он со скалы чуть выше плеса. Вскипела там вода, до сих пор не может успокоиться.
Мчится по ущелью красавица Кумир, но только в одном месте тих и ласков, со струями как шелковые девичьи косы. Любят люди это место на реке Кумир, всех оно к себе притягивает. Вспоминают легенду о Девичьих плесах.
Легенд много в горах Алтая.    
Алтайцы и сейчас еще порой придерживаются племенных и родовых связей. Рода там называют сейками. Для алтайцев небезразлично с достойным ли родом придется породниться при женитьбе детей. Так что, реальность истории не вызывает сомнений, тем более,  было это когда-то давно. Да оно и разумно.      
    Немного отдохнув и осмотрев окрестности, куда любители возвращаются из
года в год, мы поехали дальше. А водитель даже попытался искупаться в этой бурной горной реке. Возвратившись к мосту, пересекли его, а затем и село Усть-Кумир, расположившееся неподалеку.

     Дальше уже без остановок ехали до Коргона.     Мы ехали туда, чтоб заключить контракт на поставку коргонского порфира, из которого была когда-тона Колыванском заводе изготовлена одна из прекрасных каменных ваз, известная на весь мир и увезенная во Францию в годы правления Наполеона. Эта ваза и ныне прославляет во Франции Россию и наш Алтай.
     Все сложилось благополучно, как и планировали. Но поездка запомнилась мне не этим, а теми впечатлениями, которые остались от общения с горами.
    От перевалов, больших и малых, которые мы миновали. Самыми большими
были  Семинский и Ябоганский. От других священных для алтайцев мест, которые отмечены либо ленточками на деревьях, либо камнями уложенными друг на друга, как стена или памятник духам гор, воды…    
      Местное население поклоняется этим местам, останавливая свой транспорт,
постоят там, подумают о чем-то, воды попьют, а то и что-то покрепче, непременно побрызгав на этом месте. И никогда не оскверняют святых
мест. Мы старались следовать местным обычаям на всем пути через горы.
   
     А цветы! Боже, как хороши они на перевалах в мае-июне! И сейчас у меня перед глазами белый ковер цветов, напоминающих флоксы (не садовые, а горные), а среди них, как клумбы кусты красных марьиных кореньев. А кряжестые кедры, а фиалки
на Семинском перевале, словно поле анютиных глазок!..   
     А птицы, которые я видела лишь на картинках в Красной книге.      А горный козел, который однажды выбежал на дорогу перед машиной, и умчавшийся тут же по своим делам… А стоящие вдоль дороги суслики…    
     Богатства твои, Алтай, бесконечны!
     Горы, любовь моя! Недаром говорят: "Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал".