Мой лучший друг. Глава 14

Глава 14

Свадьбу Марины пришлось отложить до весны из-за того, что ее жениха Илью отправили на стажировку в Польшу. Он мог отказаться или перенести поездку, но в этом случае, он не получил бы хорошее распределение после института. Пришлось переносить свадьбу.

Наверное, Марина была расстроена, потому что никакой невесте не хочется быть на своей свадьбе уже сильно пузатой, но что-либо прочесть на ее лице было сложно. Она никогда не показывала своих настоящих эмоций, а во время беременности стала всем демонстрировать сплошной показной позитив, пряча свои истинные чувства.

Мальчики бывали в гостях у меня довольно часто. Им нравилась наша с родительская демократичность, моя хлопотливая забота и мудрые советы Алекса.

Однажды Саша с гордостью заявил, что собирается принять участие в московском гей-параде. Алекс не на шутку встревожился и разозлился на него:

- Не смей этого делать, Сашка! Я тебе запрещаю!

- Пап, ты не можешь мне запретить. Я уже большой мальчик. Мне исполнилось 23 года.

- Саша, куда ты лезешь! В Москве гей-парады запрещены! Сколько бы ни было решений по этой проблеме международных судов, здесь вы можете подтереться этими бумажками. В этой стране никогда не было и не будет толерантного отношения к секс меньшинствам.  Вспомни, чем закончились все предыдущие попытки!

- И что теперь? Заткнуться и сидеть, поджав хвост?

- Жить обычной нормальной жизнью! Что тебе еще надо? У тебя семья, которую приняли родные. Скажи, у многих твоих знакомых ребят такое произошло? Тебя не взяли в армию, официально признав за тобой право быть геем. Хочешь, я помогу получить вам с Антоном гражданство Нидерландов – езжайте, живите, как люди, в официальном браке. Но не лезьте вы в российскую политику! Здесь это занятие смертельно опасно!

- Я никуда отсюда не поеду! Не сможем мы с Антошкой там жить-поживать и добра наживать, когда наших ребят здесь будут гнобить? Заткнуться и сидеть, глядя, как кучка христианских лицемеров и депутатов-гомофобов втаптывают в грязь те свободы, которые ваше поколение, между прочем, для нас отвоевало? Как ты не понимаешь, это ведь касается не только геев. Это касается всех нас вообще! Сегодня позволим запретить гей-парад, а завтра государство будет нам диктовать с кем, когда и сколько трахаться, сколько рожать детей, какого цвета и длины носить одежду, что жрать, сколько спать… А любые отклонения от общепринятой и государственно закрепленной сексуальной нормы поведения снова будут считаться уголовным преступлением?! Помнишь, ведь все это уже было: «В СССР секса нет».

- А что ты предлагаешь? Переть против системы? Это все равно, что бежать навстречу паровозу и орать «Задавлю!». Кого вы здесь собираетесь переубеждать? Все, кончилась демократия. Или живи здесь и терпи, или езжай в сытую благополучную Европу и живи, как белый человек. Другой альтернативы ты не дождешься.

- Алекс, ты воспитал меня мужчиной. Независимо от моей ориентации – я мужик. И не боюсь ничего – ни полиции, ни государства, ни гопников. Я выйду со всеми вместе на гей-парад и ничего они нам не сделают.

Они так распалились, что оба вскочили со своих мест. Я подошла к Саше и умоляюще заглянула в глаза сыну:

- Сыночек, пожалуйста, никто не сомневается в твоей храбрости. Не ходи туда! Ради меня, ради Алекса, ради Марины. Она ждет ребенка – ей волноваться нельзя. Я не переживу, если с тобой что-то случится там.

Он стоял рядом со мной – такой большой и сильный. Саша за последний год раздался в плечах и заматерел, превратившись из тонкого женоподобного херувима в настоящего мужчину. Так, что я почувствовала себя рядом с ним маленькой и хрупкой. Поверить не могу, что этого мальчика я рожала, страдая целых 10 часов подряд. Он бережно обнял меня своими огромными ручищами и улыбнулся, глядя сверху вниз:

- Мам, не бойся, все будет хорошо. Я способен за себя постоять. Алекс, я привык тебе во всем доверять, поэтому я приехал сюда, надеясь, что ты меня поддержишь. Не ожидал, что ты чего-то можешь испугаться. Ты меня разочаровал.

- Не боятся только глупцы! Не стыдно бояться прыгать с башенного крана без парашюта, не стыдно бояться нападающей на тебя гремучей змеи, не стыдно бояться смертоносной машины государства, которая может слепо смести тебя с лица земли. Для тех, кто здесь заказывает музыку ты и твой смехотворный гей-парад – всего лишь песчинка, которую сдуй – и все, никто и не вспомнит.

- Я все сказал. Мам, пап, мы пошли. Антош, пойдем.

Антон обернулся, виновато улыбаясь, и ушел вслед за своим возлюбленным.

Я растеряно стояла посреди гостиной и смотрела вслед мальчикам. Ко мне подошел Алекс и обнял за плечи.

- Что теперь будет? Ты можешь его переубедить? – спросила я у него.

- Нет, он взрослый человек. К сожалению, я не могу на него повлиять. Если бы Марина не была беременной, я попросила бы ее повлиять на брата, но, увы, я не могу сейчас перекладывать такой груз ответственности на ее плечи.

- А может быть, купить им с Антоном тур в Европу или еще куда подальше отсюда?

- Он не поедет. Гей-парад для него принципиально важен. Рита, мы ничего не можем сделать. Если бы я умел, я бы непременно помолился за него. Ничего не говори Марине, поняла?

- Это, действительно, так опасно?

- Ты не представляешь себе, насколько. Если бы он пошел воевать в любую горячую точку планеты, у него было бы больше шансов остаться в живых.

- Ты что-то знаешь?

- Да, я слышал. Ходят слухи. Но тебе я этого пересказывать не стану. Или ты наделаешь глупостей.

До самого 15 марта, когда была объявлена дата шествия, мы не находили себе места. У меня разразилась мигрень от того, что я перебирала тысячи способов остановить сына и не могла ничего придумать. Я попросту была бессильна.

Казалось, только недавно, он, такой милый и послушный мальчуган, считал мое слово законом, уже не говоря про Алекса, которого он боготворил. Теперь он вырос, и я утратила всю родительскую власть над ним.

Инстинктивно я жалась к Алексу, надеясь, как всегда, что он обязательно что-нибудь придумает и остановит Сашу. Но он ходил, мрачнее тучи. Я видела, что его мучают те же мысли, что и меня. В конце концов, я начала избегать его общества.

Последние несколько вечеров Алекс мертвецки напивался по вечерам и засыпал в кресле перед телевизором, а я чувствовала себя такой беспомощной и одинокой, как никогда в жизни.

Однажды, посмотрев на меня, он вдруг стал стремительно трезветь. Он понял, что предаваясь отчаянию, забыл про мои чувства. Он с трудом поднялся из кресла, дошел до кухни, принял апохмелин и ушел в душ. Оттуда вернулся уже привычный Алекс – как всегда элегантный, с чисто выбритыми щеками и подстриженной бородкой, благоухающий туалетной водой. Он все еще был бледен, но уже решителен и трезв.

- Что бы ни случилось, мы не должны терять самообладания, моя радость, - сказал он мне, улыбаясь неестественно бодро.

Я посмотрела на него и отвернулась. Его фальшивая улыбка не вселяла в меня оптимизма. Он обнял меня и поцеловал в макушку.

- Все, детка, все, что смогли – мы сделали. Давай ждать и надеяться. Не хорони его раньше времени. Люди и с войны возвращались живыми.

И мы ждали. Казалось, мы плывем в какой-то вязкой патоке, двигаясь замедленно и с большим усилием. Время тянулось и тянулось мучительно медленно.

Вот уже наступила роковая дата. Тот самый час… Я металась по гостиной, не находя себе места. Алекс сидел в кресле и пытался найти по телевизору новости. Как назло, ничего не было – все какая-то приторная мерзость. В интернете тоже ничего. Пусто. Как будто нет и не было никакого гей-парада.

Вдруг Алекс подпрыгнул на месте:

- Так они же все удаляют! Всю информацию из сети! Где телефон?! Надо немедленно ему позвонить.

Но было уже поздно. Сашин телефон не отвечал. Тянулись минуты и часы. Мы поставили оба телефона на постоянный дозвон на громкую связь: «Абонент не отвечает или временно недоступен».

- Алекс, что же делать? – взмолилась я, не в силах больше пассивно ждать.

Он взглянул на мое перепуганное лицо и сказал:

- Я обзвоню всех своих друзей и знакомых, может быть, кто-то что-то знает. Ты обзванивай все больницы и морги.

- Алекс…

- Рита, пожалуйста, сделай это. И держись. Мужество нам сейчас пригодится.

Прошло уже больше суток. Ни по телевидению, ни в интернете ничего не было. Не было ребят в списках поступивших в больницы и морги. Была полная тишина и неизвестность.

- Алекс, а как узнавали новости в 90-ых во время переворота?

- Ты гений, девочка! – хлопнул он себя по лбу и вскочил.

- По радио! Надо срочно найти что-нибудь мощное.

Он притащил какой-то старый приемник и растянул через всю гостиную проволоку. Мы напряженно крутили ручки настройки, пытаясь расслышать хоть что-нибудь в шумах.

И вот, наконец, удалось поймать едва уловимое: «Говорит радио «Свободная Россия». Вчера, 15 марта должен был состояться заявленный активистами ЛГБТ гей-парад. На подступах к Болотной площади мирную демонстрацию… убитых и раненых. Если вы… телефону…»

Мы переглянулись, в ужасе, обнявшись, не решаясь поверить в это чудовищное известие.

- Надо слушать снова, вдруг удастся услышать номер телефона. Видимо, там есть списки убитых и раненых.

От раздавшегося звонка моего мобильника мы оба подскочили. Звонила Марина.

- Мам, папа там с тобой? А где Саша? У него почему-то вторые сутки не отвечает телефон.

Алекс забрал у меня телефон.

- Мариночка, пожалуйста, сиди дома и никуда не выходи.

- Но что случилось? Я ничего не понимаю. Сашка опять где-то шляется, вы панику разводите.

- Марина, на улице опасно…

Связь оборвалась. Телефон не подавал больше признаков жизни, как будто в нем сломалась сим карта.

- Что это, Алекс?

- Тебе отключили твой телефон.

- Давай позвоним с домашнего. Его вряд ли отключат.

- А ты подними трубочку. Его уже отключили.

Теперь стало ясно, что происходит что-то неладное. На улице завывали сирены, в воздухе пахло гарью.

- Что это? Что там происходит, - не выдержала, заорала я. Меня бил озноб, зубы выбивали дробь.

- Какая-то заварушка. Непонятно пока, какого масштаба. Слушай радио. Это важно. Мне надо отлучиться.

Он ушел на кухню и вернулся спустя 10 минут с сим картой и стаканом, где плескалось что-то спиртное.

- Что это?

- Это симка, зарегистрированная на левое имя. Ну что ты так на меня смотришь? Ты всегда знала, что у меня есть свои секреты. А это твое успокоительное. Выпей и приляг. Это просто коньяк. Тебе надо расслабиться. Я не могу сейчас тратить свои силы на твои нервы.

Я приняла из его рук стакан и легла на диван. Глотнув обжигающую жидкость, я сразу поняла, что туда что-то подмешано, так как у меня закружилась голова и загудело в ушах. Последнее, что я помню, руки Алекса, бережно забирающего из моих рук стакан и укладывающего мою голову на подушки.

Я проснулась только утром. Марина, очевидно, не услышала предупреждения Алекса и приехала к нам. Они вдвоем напряженно слушали что-то, надев наушники, время от времени делая какие-то пометки на листах бумаги, периодически заглядывая друг другу через плечо.

Я встала и, шатаясь, ушла в туалет. Заметив, что я проснулась, они сняли наушники. Лица их были озабочены.

- Мам, привет, - деловито поздоровалась дочь, - пока ты спала, нам удалось узнать номер телефона, где кто-то отвечает на вопросы об убитых и раненых. У нас хорошие новости – Сашки пока нет в списках. Есть Антон – он ранен, лежит в 1-ой градской больнице. К нему пока не пускают – он в тяжелом состоянии.

- Вы выяснили, что случилось? - мой голос оказался слабым и глухим.

Ко мне подскочил Алекс, нахмурился, пощупал пульс, ушел на кухню и вернулся с тонометром.

- Да. Дела не веселые. Гей-парад и примкнувшую к нему многотысячную демонстрацию расстреляли в упор правительственные войска.

- Полиция?

- Нет, именно войска, - мрачно уточнил Алекс.

- Но почему? – ахнула я.

- Все это давно планировалось. Их предупреждали по-хорошему. Они не захотели прислушаться.

- А Саша знал, что готовится расстрел демонстрации?

- Саша знал, - сказала Марина.

Судя по ее выражению лица, не знала об этом только одна я. Какой-то домашний заговор – все знали и все молчали!

- Хорошо, что наш Саша не пострадал! – облегченно вздохнула я

Они мрачно переглянулись. Алекс потянулся к портсигару. В комнате уже было накурено, чего никогда не происходило раньше – Алекс всегда выходил курить на балкон.

- Что-то еще случилось?

- Час назад прошло сообщение МЧС, - сказала Марина, - Официальная версия случившегося звучит так: «Массовые беспорядки на Болотной площади. В ходе вооруженного антиправительственного мятежа произошло столкновение агрессивно настроенных повстанцев и вызванных в подкрепление полиции армейских подразделений». Есть списки арестованных. В них нет Саши.

- Так это же хорошо! Значит, он не ранен, не убит, и не задержан.

- Тогда он уже позвонил бы, мама. Работа мобильных сетей восстановлена.

Повисло тяжелое молчание. Никто не решался задать следующий вопрос. Наконец я, не помня себя от страха, тихо прошипела:

- Так где же он?

Они отвернулись и продолжили напряженные поиски.

- Дайте и мне какую-нибудь работу, - попросила я.

Мне доверили официальные номера телефонов горячей линии, чтобы я позванивала их в поисках Саши.

Еще долгих пять часов не было никаких известий. Алекс подключил каких-то своих знакомых к поискам. Наконец, когда надежды уже почти не оставалось, зазвенел звонок. Нам сообщили, что Сашу задержали и содержат в Лефортовском СИЗО.

Алекс воспрял духом и засел за телефон в своей комнате. Туда он никого не допускал. Мы немного повеселели – Саша был жив и здоров. Ведь он не в морге и не в больнице. Нам даже удалось выпить кофе и немного перекусить, когда из своей комнаты вышел Алекс.

Его лицо было серым от усталости и горя. По щекам текли слезы, которые он не вытирал. Он сказал, упавшим голосом.

- Саши больше нет. Я пытаюсь узнать, как это произошло и договориться, чтобы нам выдали его тело, но пока мне это не удается.

У меня все закружилось перед глазами, и я медленно погрузилась в темноту.

- Она приходит в сознание.

- Пап, мама очнулась!

- Родная моя, ты как? – я увидела, как из тумана выплывает лицо любимого мужчины.

Я хотела сказать, что нормально, но почему-то голос не слушался.

- Это всего лишь был глубокий обморок. Ничего страшного. Ей надо полежать и отдохнуть, - услышала я незнакомый голос, - Женщина, как Вы себя чувствуете? Помните, как Вас зовут?

- Рита.

- Знаете, где вы находитесь?

Зрение постепенно возвращалось ко мне, и я увидела, что лежу дома, в спальне, укрытая одеялом.

- У себя дома, - прошептала я.

- Так, Вы кто? Муж?

- Друг.

- Вот что, ДРУГ, вот Вам рецепт – это лекарство надо купить и давать по две капсулы три раза в день. И вот это тоже. Это по пол таблетки под язык два раза в день. Здесь я вам все написала.

- Большое спасибо, доктор. Вот… позвольте…

- Да, конечно, большое спасибо. Выздоравливайте.

Врач ушел. За ним следом вышла дочь. Со мной остался Алекс. Я вдруг все сразу вспомнила: напряженное ожидание, попытки прояснить ситуацию и… скорбное известие о гибели сына.

- Алекс… - я вцепилась в его сильную руку, такую знакомую и такую любимую.

Я всегда верила, что Алекс может все – он отведет от меня любую беду и все вопросы решит. А тут…

Он смотрел на меня глазами побитой собаки. Он не мог вернуть мне сына. Наконец, он решился прервать молчание.

- Я договорился о выдаче тела. Мы похороним нашего мальчика, как полагается.

Я порывисто вскочила и обняла его. Мы оба плакали, баюкая друг друга в объятьях, не в силах больше сдержать свою скорбь.