ЭдДэн 2. Первые ласточки. Окончание

             Дэн оживал. Он прибывал в том самом моменте пробуждения, когда шумы вокруг уже слышны, а сон, малость тревожный, немного фантастический, все еще ни как не отпускает. Дэн отстранялся от звука, не соответствующего сну, бежал по берегу,  уже не стараясь поймать волну, как делал всю свою жизнь, а спешил, проваливаясь  в сыпучем песке, догнать жену с дочкой, которые, смеясь и маня его, убегали и убегали от него. Он тревожился, постоянно оглядывался, прислушивался к доносившимся словам…
            Ев отошла от кровати, присела в уголке на пуфик, вся семья была рядом, кто за окном, в их общей галереи, кто в дверях ее гостиной, а Жан стоял рядом, зажав подбородок и гадая – вспомнит хоть нечто, или нет! Возможно, что и все остальные задавались тем же вопросом.
Дэниэль облизал губы, зевнул, повернулся на бок и принюхался. Тут же сел, осмотрел всех, улыбнулся:
- О! Семья в сборе! И ко мне – льстит. Нет, правда очень приятно!
- Вот балбес! – хмыкнул Эдгар. - Пойду отсюда. С юнцами мне не по пути! – и тут же получил от отца по загривку.
- Значит, я опять был в отключке… - Дэн искал глазами жену. Ев, после его слов, сменила испуг на легкую улыбку, но подходить не спешила:
- Был! –  произнесла она и склонила голову набок, ожидая.
- Чего ж ты радуешься? – не понял Дэн ее улыбки, а голос звучал так звонко, на высоких полутонах, юношески. Только он этого пока не осознавал. Прокашлялся. – А вы чего все улыбаетесь?
- По двум причинам. – Взял слово Жан. – Ев, дочка, ты уж сама поясни ему, а мы пойдем. Думаю, толпа ему больше не требуется.
- Спасибо большое. – Поднялась Ев и пошла за ними к выходу. – Я вас всех люблю!
- Отец! – крикнул Дэн. - Постой, вы же уехали! Это что, я столько отсутствовал?!
- Голуби, сын, мы голуби! – Смеялся,  Жан.
- Не понял? Да что у меня с голосом?! – он снова закашлялся.
- Ой! Муж мой родной…  - умиляясь всем его видом, Ев стояла в дверях и не могла отвести от него глаз, как и не могла не подшутить, в отместку за пережитые  волнения: - Правда я теперь сомневаюсь…
- Что? – Дэн опустил с кровати ноги, и крупицы песка упали на паркет, он лишь бросил взгляд на свои ноги, как возник вопрос поважнее. – Ев! Я ничего не понимаю.
- Дорогой! Можно я все по порядку? – Смеялась она и вытирала слезы, теперь уже радости. Дэн помнил! Он не забыл последние дни!
- Можно…. - нужно, но сначала, дай я тебя обниму.
- Да пожалуйста. Сама хочу почувствовать нечто новое, найти разницу. – не успела она договорить, как услышала смех Эда, тот появился в окне и строил брату рожицы. – Ты же ушел!
- И да, и нет! Мне захотелось взглянуть на него еще раз!
- Посмотрел, ну а дальше за деньги! -  бросила Ев, подошла, закрыла оно, включила кондиционер и вернулась к мужу. – Значит, ты помнишь последний день?!
- Я готов! – Не унимался Эд, постукивая по стеклу монеткой.
- Неугомонный! – Ев вернулась к окну, открыла говоря. – Давай!  - Эд взял ее руку, поцеловал ладошку, чем привел Дэна в возбуждение:
- Слышите вы, любовнички, я все еще жив! – Но Эд не обращал на него внимание, посерьезнел:
- Ты уверена, что он это он? Мы так скоропалительно тебя покинули…
- Не начинай! – Так же тихо сказала она. – Я именно это собиралась сделать, но некоторые…
- Исчезаю! – заверил Эдгар и тут же сфотографировал брата на мобильный: – Для Вел, ты же понимаешь, она не в состоянии…
- А Вел, оказывается, заразительна! – бурчал Дэн, насупил брови и стоял посреди комнаты. – Что все это значит?
- Ты, кажется, обещал меня обнять. Остальное не важно. – Она поцеловала его нежным прикосновением к  губам. И начала рассказ с вопроса. – Милый, скажи, что ты помнишь последнее, мне это очень важно.
- Помню, как мы болтали с Виен в библиотеке. Я там читал…. Не могу сказать, что конкретно, много книг, смешались.
- А потом?
- Я проснулся.
- Да… - Ев еще раз поцеловала его и подробно, не скрывая, поведала ему все, что произошло с ним за эти тяжелые для всех часы.
              Дэн смотрел на себя в ее зеркало и не знал, как реагировать. Молодой, безусый юнец, рядом с красавицей женой.  Она смеялась, но в глазах была грусть.
- Издеваешься? – проговорил он в очередной раз.
- Ничуть! Думаю нанять тебе охрану.
- Ев, мне не до шуток!
- И я серьезна. Тем более, что Вел первая переживет искушение. Сдержится ли, вот в чем вопрос. – Он смотрел на нее в зеркало, прищурив глаз. – Ты же такой красивый. Просто лакомый кусочек! В это я с ней полностью согласна.
- Так вот о чем она тогда говорила! – воскликнул Дэн, припомнив не только слова, но и саму атмосферу, того дня, что они с Вел были одни, на кухне. -  Ну, сестренка! А такая тирада была, что я устыдился.
- То есть?
- «На,- говорит,- позвони мужу, если сам никогда не восхищался женщинами, вне дома!» Я-то думал….
- Не знаю, о чем вы там шептались и когда. Меня впечатляет другое, как ты, а ведь несколько лет назад, ты был именно таким, притягательным, смог дожить до меня.
- Меня трудно соблазнить. И потом, не было чем.
- Чем?
- Конечно! Все что мне нужно – совокупилось в тебе одной.
- А ты, мальчик, не промах!
- Ев, ты можешь быть серьезней? Мне и так не по себе.
- Я тоже сначала опешила,  - призналась она. – Теперь же думаю, пару дней на солнышке, подзагоришь и в глаза бросаться не будет твоя юношеская нетронутость.
- Спасибо тебе. – произнес он совершенно серьезно и опустил глаза.
- За что?!
- Что не просишься омолодиться до меня. Что не впадаешь в панику. А, за себя скажу – кажется, у меня все омолодилось!
- Нарцисс!
- Дорогая, я про тягу к тебе. – Повернулся к ней, в глазах горит пылкое желание.
- Дэн! – Начала она. – Ты человек взрослый, мужчина!
- Без сомнений! И очень красивый. – Засмеялся, притянув ее к себе.
****
          События последних дней так всколыхнули Жана, что получив приятные новости, он не смог спокойно лечь и заснуть. Сидел у окна, вздыхал и тянул время. Вилена спала, но сон не был покойным, она ворочалась, иногда тяжело дышала, что-то говоря.
- Что же тебя тревожит? – Проговорил он тихо, и жена ответила, так неожиданно, что он подошел к ней, предполагая, что она проснулась:
- Мысли! – Говорила Виен, сквозь сон. – Дали бы выспаться, ну хоть один разок! А то все философствуют и философствуют. – не открывая глаз приподнялась, примяла свою подушку и засопела.
Жан улыбнулся, кивнул, словно она видела и, отпустив все свои раздумья, до мелочей.
 Едва рассвет тронул землю, он спустился на кухню, надел фартук и собственноручно, готовил три  блюда, излюбленных женщинами. Не видя, как их еще можно отблагодарить за стойкость. Повар смеялся, помогал словами. Наконец задал вопрос:
- Почему только три? А остальная семья на диете?
- А нас накормишь ты! Жаль,  здесь нет сада и виноградной беседки. Как бы было хорошо, по утренней прохладе, позавтракать в саду.
- Так сооруди на крыше! – Жан поднял брови, затем наклонил голову на бок и уже через пять секунд, ударив друга по плечу, несся к двери, говоря:
- Спасибо! И это, давай, заканчивай! – Влетел на крышу, оценил все, вымерил шагами и опять полетел вниз. Его беготня разбудила сыновей, и первым появился Эд:
- Отец! Что за марафон, с утра пораньше?
- Хочу облагородить пустующую площадь. А главное сделать приятное девочкам.
- Принимается! Конкретней.
 А еще минут через десять к ним поднялся Дэн:
- Помощь нужна?
- А как же! – Жан развернулся на его голос и, сдерживая смех, прикрыл лицо руками. Он забыл о  почти детском виде своего младшего сына, достигшего вековой возраст. – Прости сын, не могу тебя видеть таким! Усы наклей, что ли…
- Пап! Самому, знаешь как?!
- Да не парьтесь вы, оба! – Подошел к ним Эд, стаскивая перчатку и протягивая брату руку. – Я вот привык уже. Правда, правда! Пойдем работать.  – Обнял его, Дэн уже расслабился, что хоть с этой стороны не будет подколов, но ошибся. Эд спросил: - А ты кругом так омолодился?
- Да пошел ты! Что мне делать? – Больше они его не трогали. Натянули навес, поставили стол и стульчики, вынесли немного цветов в кадушках, прогнозируя, где посадят виноград, где вьюнок и какую закупят мебель…   
****
         «Он слышал шаги, в своем большом и пустом доме. Тихие, осторожные шаги. Слуг не было, только старый привратник жил с ним, и то только по тому, что идти ему было некуда. Охрана? Нет, они в дом не ходят. Их территория – двор, стены и входы. За крышу над головой и кусок мяса. Он продал все, что мог, чтобы как-то прожить и сохранить родовой дом. Никто не хотел брать его на работу, даже самую грязную – паныч! Да какой же он паныч, если голодает как все?! Да еще родители, так не вовремя покинули дом, толком ничего не пояснив. Что он может, как найти выход, если все, что он делал всю свою жизнь – это рисунки. Что они могли ему дать? Так – стакан молока и горбушку. Как не противно было, но он рисовал, снова и снова, за предложенную ему, упитанными тетками из деревни, что соседствовала с его владениями.  А сами…, сами даже хворост воровали и дичь ловили, зная, что это все теперь его. 
Тоша! Красавица. Была единственной утехой за последний год. Они совсем недавно с отцом прибыли к ним на полуостров, купили домик с красной крышей,  аккурат под его стенами. Как же любезно встретили его, узнав, что это его замок возвышается на холме! Как она смеялась и радовалась подаркам, матушкины ожерелья, серьги, так ей были к лицу! Но они закончились и отец, узнав, что кроме титула у него ничего нет, закрыл двери перед его носом. Тоша бегала к нему украдкой, развлекала, или развлекалась сама, по многочисленным комнатам и коридорам, но глаза становились отчужденными. Он ничего не просил от нее и не требовал, кроме того, чтобы она вошла в его дом хозяйкой. Обещая, что найдет способ содержать ее. А она отмалчивалась и только намекала:
- А ты подари своей Тошеньки дом, там и посмотрим!
Подари дом! Как он мог, ведь это его родовое гнездо, в которое, он надеялся, рано или поздно, вернутся родители, а уж затем и у него появятся дети.
В один из таких приходов, он-то и нашла заветную шкатулку, что родители, строго настрого приказали беречь и скрывать от людских глаз.
- Паныч мой, а ты оказывается богатенький и жадненький! Говоришь, нет нечего, а она вон какая тяжелая! Что там прячешь?
- Не знаю я! Это отцовская. Давай уберу назад.
- Подожди, Голуба! Хоть налюбоваться дай. – Ее пальчики скользили по камню, а камень был не доволен – серел, стал матовым и холодным. – Ты знаешь, что отец меня замуж отдает?
- Как?! Тошенька, а как же я?! Ты же знаешь, мне работу предложили, будут деньги! Я все сделаю, все, чтобы ты жила счастливо, в шелках и мехах ходила, да на конях с золотой упряжкой!
- Ой, да когда это будет? А он мне уже завтра подарочки привезет. Так ты откроешь?
- Нет. Не знаю я, как она открывается. Да и маменька не велела. Горе будет, если ее открыть. – И он впервые забрал ларец, наперекор своему желанию, отнес в другую комнату и прикрыл дверь, а ключ, по привычке, сунул  наверх узкого, высокого, совсем пустого, шкафа для книг. Платье Тоши мелькнуло, он и не заметил.
- Нет, так нет! – Встретила она его рассерженной.- Сиди тогда сам и сохни! – Побежала к выходу, он за ней:
- Тоша, Тошенька!
- Не мешай! Я на пристань, жениха встречать!
Убежала, глаз злой, недовольный. А парень стоял в двери, затаив дыхание.
 Вечерело. Охрана развела костры, попивала пиво, ела что-то пахнувшее из мисок. Подышал, ушел к себе, напился сырой воды и лег в холодную постель, говоря:
- Скоро, совсем скоро, я наемся сыто. Справлю новое платье и приду свататься, с большими подарками. А ларец трогать нельзя – беда будет. Так говорила матушка. Большая беда, на всех ляжет…
          Шаги утихли, он опустил голову, думая, что пригрезилось с голоду. Но вот опять, скрипнула дверь, где-то внизу, упало что-то железное, ударившись о каменный пол, эхом зазвенело по дому. Шаги – быстрые, не скрывающиеся.  Он вскочил, побежал. Ветер гулял повсюду. Комната была открытой, ларец пропал!
- Беда! – Закричал он и принялся зажигать светильники. Выбежал во двор, крича страже: - Обворовали! Собак пускайте, собак! Держите вора, пока не ушел. – Метался, создавая больше шуму и путая всех. Собак спустили, лениво проверили входы, говоря меж собой:
- Видно с ума сошел паныч, на голодном пайке то! Что у него брать, да кому надо.
          А на утро свалилась беда на их городок – корабли чужеземные, обстреляли. Девок на борт таскали, да отбирали все, что могли унести на борт. К нему не поднимались, спешили очень. Он видел и не знал чем помочь – люди слепы  и глухи бываю… Он видел то, что не заметил никто, как его Тоша, кого любил всем сердцем, утонула с ношей, ей не принадлежавшей. Заболел, сильно, долго. Старик выходил, поил микстурками. Тут-то он и понял слова матери. Все, все, что она растолковывала. Одна радость была – ларец никто больше не найдет, не потревожит. Он-то тут жить будет, долго, теперь обязан, проследит за тем, чтобы никто, как можно дольше, не смог коснуться ларца. 
Внизу, под его холмом, тоже мор пошел, сильный. Тогда много людей померло, много детей осиротело. В причине он не сомневался – кара ларца, за злость и жадность.
 Зато скоро сам оправился, дом поправил, деньгами обзавелся. А за ними и семья появилась, дети. Только покоя не было. Тоша звала со дна, приходила ночами, неизменно, каждый год, в день своей погибели. Укоряла, угрожала, умоляла…»