Берлин

Одно из ярчайших и самых пугающих воспоминаний детства: шестилетний я во весь опор несусь по коридору детской поликлиники. Если бы существовали мировые рекорды для шестилетних детей по беговым дисциплинам, тогда, думаю, я побил бы их. Коридор этот, как и всё в детстве, казался огромным и необъятным. Под потолком мерцали лампы дневного света, под ногами стремительно летели грязные кафельные плиты.
За мной гнались участковый врач и мама, а убегал я от прививки против полиомиелита. Если кто забыл, эта прививка, в отличие от всех остальных, представляет собой две невкусные капли под язык. Самая безобидная из всех. Тогда я, конечно, не мог представить, что спустя десятилетие я буду употреблять жидкости намного более мерзкие, вроде водки и текилы, и получать от этого удовольствие. Но тем летним днем не было ничего более страшного, чем эти две солоноватые капли малинового цвета.
Коридор изогнулся и привел меня к гардеробу. Я нырнул внутрь, залез в шкаф в самом дальнем углу и прикрыл за собой дверь – но так, чтобы оставалась маленькая щелочка для обзора. Спустя секунд тридцать я услышал в коридоре голоса мамы и врача Елены. Быть может, они раздумывали, куда я мог исчезнуть, но, скорее всего, просто не хотели устраивать истеричную сцену с вытаскиванием меня из шкафа. Переждав 5 минут я, озираясь, пошел обратно в кабинет детского терапевта – забрать маму и пойти домой. Уже в кабинете взрослые предприняли решающую попытку схватить меня и влить мне в рот невкусную вакцину – в ответ на это я схватил со стола свою же медицинскую карту и с явным усилием порвал ее на мелкие кусочки. История эта кончилась беспрецедентно – в обход всех правил и предписаний, пузырек с вакциной был выдан моей маме на дом (стоит ли говорить, что уже дома, спустя неделю, спектакль был исполнен мною на «бис» - с размазыванием слез, битьем посуды и удивленными звонками соседей).

Когда в школе в класс заходила медсестра и начинала зачитывать список детей на прививку, я, на тот момент уже убежденный атеист, вставал и начинал демонстративно креститься.

Когда в 18 лет мне прокалывали ухо, я грохнулся в обморок на пороге тату-салона.

                ***
В общем, я с детства панически боялся каких-либо вмешательств в свой организм. Поэтому, когда среди ночи я проснулся в незнакомом месте с зашитыми ноздрями, я испытал отвратительный, парализующий шок. Конечно, я не сразу понял, что мои ноздри зашиты. Просто в определенный момент я почувствовал то, что чувствуют простывшие люди – отвратительная головная боль и сухость во рту, от того, что носом дышать невозможно. «Надо же!» - удивился я, «а ведь вечером я был совершенно здоров». Я попытался втянуть воздух ноздрями, но попытка не увенчалась успехом. Я рефлекторно коснулся пальцами носа и ощутил на его крыльях неприятные кусочки жесткой нити. По телу пробежал липкий холод. Я соскочил с кровати, включил ночник и посмотрел на себя в зеркало. Мои ноздри были зашиты медицинскими нитками характерного буро-зеленого цвета. Никаких следов хирургического вмешательства, вроде покраснения, кровоподтеков или мазков зеленки на носу я не обнаружил – просто крылья ноздрей были пришиты к коже на носовой перегородке. Я ничего не смыслю в медицине, но готов поспорить, что работа была выполнена с ювелирной точностью – стежки отступали друг от друга на абсолютно равные расстояния, нити были идеально прилажены к коже, а узелки, по всей видимости, были аккуратно спрятаны внутрь ноздрей.
Ноги подкосились и я рухнул на кровать и принялся рассматривать слегка подсвеченный ночником потолок. В голове не было ни одной мысли. Но главной проблемой оставалось то, что я не понимал, где я нахожусь. Лишь спустя минут пять ко мне начали приходить воспоминания, в обратном хронологическом порядке. Начинались они с того, как я подхожу к зеркалу и вижу свои ноздри. Поток воспоминаний остановился на четырнадцатом апреля, дальше вспоминать не было смысла, все встало на свои места.
14 апреля мы с моей девушкой сыграли свадьбу. Хотя, «сыграли свадьбу» - слишком громкое словосочетание, на самом деле мы просто сходили в ЗАГС, расписались и получили паспорта со штампами. Узаконили наши отношения. Даже костюмов специальных не покупали, я надел любимый кардиган и белую рубашку, она – блузку и бабушкину брошь. Ничего после нашей «свадьбы» не изменилось. Тем же вечером мы с близкими друзьями сходили в ресторан, а вернувшись домой занялись сексом. Не обошлось без шуток про первую брачную ночь, разумеется.

В начале мая мы улетели в Берлин. Пользуясь избитой терминологией – в медовый месяц. Сняли номер в неплохой четырехзвездочной гостинице. Круглыми днями гуляли по городу, вечером выпивали бутылку вина в каком-нибудь ресторане, возвращались в номер, занимались сексом и уже часов в 12 засыпали. Судя по всему, сейчас шел третий или четвертый день нашего пребывания в немецкой столице. Предыдущим днем мы кормили уток в парке, вечером пропустили в ближайшем баре несколько коктейлей, погуляли по вечерним улочкам. В номере сходили в душ, посмотрели фильм и уснули. Сексом в ту ночь мы не занимались. Ну а потом, всем известно, - я проснулся среди ночи с зашитыми ноздрями.
Все прояснилось. На улице – май, ночь. Я нахожусь в номере берлинского отеля. На большой кровати спит моя жена. У меня зашиты ноздри.
Я приподнялся на кровати и посмотрел вправо. Я лежал на пустой полутороспальной кровати. Возле кровати стояла тумбочка. Над тумбочкой висел светильник. Одноместная кровать. Одна тумбочка. Один светильник. Я находился в одноместном номере. Я совершенно точно помню, как нас заселяли в двухместный полулюкс. Здесь точно какая-то ошибка. Я посмотрел на тумбочку и на комод – там лежали мои часы, мое кольцо, моя туалетная вода,мои вещи.
Собравшись с силами, я поднялся с кровати и добрел до шкафа. В шкафу висела только моя одежда. Стоял только мой чемодан. Заглянул в ванную: моя пена для бритья, моя зубная щетка, мой шампунь. О существовании моей жены в этом номере не напоминало решительно ничего: ни крышечки от какого-нибудь крема, ни сиротливо забытых трусиков в ящике комода, ни длинного волоса на раковине. Моей любимой жены словно никогда не существовало в этом мире.
Единственное более-менее логичное объяснение всего происходящего, что пришло мне в голову: это чей-то злой и четко просчитанный розыгрыш. Мне подмешали снотворного, среди ночи зашили мне под анестезией ноздри и, пока я спал, перетащили меня и мои вещи в другой номер.  На прикроватной тумбочке я нашел ключ от комнаты – моя фамилия латинскими буквами и номер «327». В надежде на подтверждение своей теории я открыл дверь и посмотрел на номер комнаты, но чуда, однако не произошло. На двери висела табличка «327».
Тем не менее, жену надо было найти. В голову лезли неприятные мысли про пытки, похищение, секс-рабство и продажу органов.
В памяти телефона номера жены не оказалось, но это меня уже мало удивило. Обычное течение жизни было нарушено, и отсутствие номера пропавшей жены смотрелось в этом хаосе вполне органично. Набрав номер по памяти, я услышал дежурное «набранный вами номер не существует».
Все кончилось. Такая мысль крутилась в голове, но что входило в это «все» я понять не мог, настолько необъятным оно было. Я стоял у окна и смотрел на неоновые вывески кафешек, баров, магазинов. Ни в одной книге, ни в одной инструкции или методическом пособии не сказано, что делать, если у тебя пропала жена, и ты проснулся с зашитыми ноздрями.
Очень хотелось пить. Я пошел в ванную, включил полный напор ледяной воды и начал жадно глотать. Пить с зашитым носом – не самое приятное занятие. Приходилось захватывать ртом воздух, отчего я подавился и долго пытался откашляться. Затем включил воду в душе, обеспечив своеобразную шумоизоляцию, и громко, навзрыд, заплакал. Трудно плакать с недышащим носом. Очень скоро у меня закружилась голова, перед глазами помутнело. Так я и простоял целый час над раковиной, плача, задыхаясь, теряя сознание на несколько секунд, окатывал себя холодной водой, чтобы прийти в себя, и снова плакал. Когда слезы, казалось, уже кончились, а горло онемело от спазмов рыдания, я в изнеможении опустился на кафельный пол, прислонился головой к дверному косяку и сквозь приоткрытую дверь ванной комнаты стал смотреть в окно в ожидании рассвета.