Взыскание любви

…Иллюзия. То, что ты сам думаешь о себе, и то, каким ты кажешься другим – всего лишь иллюзия…
Все считали его благородным, верным, честным; все, в том числе и он сам. Но что с того, что за порог он выходил с таким чувством, будто отправляется на поиски Грааля?! Этой ночью, здесь, на корабле посреди моря, он овладел девушкой, которую обязался сохранить невинной для другого…
– Мой лорд! – кто-то настойчиво тряс его за плечо. – Мой лорд, начинается шторм!
Эртхелер, сын Фьонна, открыл глаза. Тесную каюту тускло освещал фонарь, который держал в руке Гуртейн, оруженосец лучшего мага и воина Ордена Мон-Эльвейг. Больше в каюте никого не было. Эртхел с некоторым облегчением перевёл дух. То был лишь сон…
Он торопливо оделся, вышел на палубу и сам встал у руля. Волны беспощадно швыряли корабль – крохотный, словно щепка, в сравнении с беспредельностью неукротимой стихии. Эртхелер уверенно давал команды своим спутникам; однако ощущение гнетущей душу тяжести всё не оставляло его. Сон… Да, это был всего лишь сон: но сложись обстоятельства наяву так, как в том сне – разве он поступил бы иначе?.. Слишком живым, ощутимым было недавнее сновидение: у Эртхелера было такое чувство, точно он лицом к лицу встретился со своей душой, своим подлинным, не иллюзорным «Я».
Почему все считают его добродетельным и благородным? Да потому, что Судьба щадила его, до сих пор ни разу не поместив в обстоятельства, где ему пришлось бы выбирать между высокими идеалами и собственными желаниями. Напротив, возвышенный образ идеального рыцаря всегда как нельзя более соответствовал его интересам. Никто не сравнился с ним доблестью: но разве он искал подвигов ради чего-то иного, кроме собственной славы?..
Он щедро взыскан дарами Создателя, вот в чём всё дело, а вовсе не в его личных заслугах и достоинствах! И лишь любовь почему-то до сих пор ускользала от него; оттого он и отправился в путь, дабы, как герой бессмертных легенд, отыскать её.
Да, он, как и его отец, способен искать лишь для себя самого: а он-то и впрямь воображал себя бескорыстным рыцарем. Нет, он – такой же, как его отец! Эртхелер с детства восхищался своим отцом – его доблестью, уверенностью, ореолом успеха, неизменно его окружающим. Любил, восторгался – и в глубине души осуждал его, хотя никогда не подавал вида…
Айрин, мать Эртхела, была возлюбленной другого, однако это не явилось препятствием для мимолётной связи между ней и Фьонном, сыном Льювина; Аэльха, которая стала законной супругой Фьонна, прежде была просватана её отцом за другого. Но Фьонна не останавливали такие пустяки: он брал то, что хотел, не слишком обременяя себя раздумьями о безмерно высоких, словно горные ледники, идеалах добродетели.
Ещё в детстве Эртхелер решил, что станет иным, нежели отец. Он тоже сделается искусным магом и храбрым воином; но таланты свои направит не на удовлетворение собственных желаний, а станет использовать их во благо ближних… Хм, когда же это я поступал подобным образом, попытался припомнить сын Фьонна – и не мог. Абсолютно бескорыстным он не бывал никогда: даже если совершаемые им действия не приносили ему ощутимой, зримой выгоды, они, тем не менее, приумножали его славу – а имидж, как он быстро понял, зачастую составляет половину успеха.
Его восхваляли родичи и друзья, менестрели и маги, короли и воины: и в конце концов он сам поверил в то, что он далёк от земных страстей и пороков. Это он-то, зачатый в распутстве; сын родителей, которым никогда, в сущности, не было до него дела! Хоть отец, узнав, что у него есть старший сын, без колебаний признал его, Фьонн не слишком обременял себя заботой о нём: впрочем, точно так же отец относился и к своим детям от супруги, Гвэйниру и Дэйни. А мать… Эртхелер любил свою мать, особенно в детстве; но она мало уделяла внимания сыну, будучи поглощена магическими исследованиями, а в промежутках между работой – любовными похождениями. Возможно, именно недостаток материнской ласки, тепла и заботы породил со временем в душе молодого мага мечту о возвышенной, чистой любви; однако соприкосновение с реальностью несколько поубавило романтизма в душе Эртхела.
А, собственно, почему бы ни принять себя таким, каков он есть? Он столько времени пытался отгородиться иллюзорным образом сияющего рыцаря в белоснежных одеждах от своего подлинного, живого «Я»; а вот Гвэйнир, его брат, никогда не пыжился, пытаясь спорить со своей неукротимой натурой, унаследованной от отца…
Буря понемногу стихала.
– Мой лорд! – воскликнул Гуртейн и указал куда-то вправо.
У горизонта, переливаясь всеми цветами радуги и всеми мыслимыми их оттенками, высился замок. Он словно возник из ниоткуда в этой водной пустыне. Мореходы готовы были поклясться: только что они не видели ничего, кроме бескрайнего простора океана, ещё беспокойного после шторма.
Мираж? Очередная иллюзия? Однако Эртхелер необъяснимым наитием прирождённого волшебника ощущал: за этой иллюзией есть и нечто настоящее. Он решительно направил корабль к загадочному замку. Высокие тонкие башни поминутно меняли очертания: они то осыпались вниз каскадами разноцветных брызг, то снова взмывали ввысь, точно бьющие струи фонтана. Спутники Эртхелера с сомнением и беспокойством взирали на это чудо; лишь непоколебимый авторитет предводителя удерживал их от ропота. Мало ли судов погибло в море, погнавшись за миражами…
Однако корабль Эртхелера благополучно причалил к вполне реальному берегу небольшого островка; вдоль прибрежных скал на воде колыхалось множество обломков потерпевших крушение судов.
– Оставайтесь на борту, – коротко обронил Эртхел, обращаясь к своим спутникам. – Я сойду на берег. Если к вечеру я не вернусь и не подам знака, отчаливайте.
Команда недовольно заворчала.
– Но, мой лорд… – робко возразил оруженосец, выражая общее мнение.
– Нет, Гуртейн, – Эртхелер положил руку на плечо преданного соратника. – Нет, друзья. Я пойду один.
…Перед ним раскинулся чудесный сад. Но куда подевался причудливый замок – с моря казалось, что он занимает весь остров, а его башни едва не касаются небес? Этот цветник на утёсе, затерянном среди океана – он тоже иллюзия, как и замок.
Возле розового куста Эртхелер заметил стоптанный женский башмачок: кожа истёрлась, ленточки обтрепались и выцвели – но в то же время обувь ещё сохраняла отпечаток формы маленькой ножки… Башмак выглядел чужеродным предметом посреди иллюзорного сада…
Эртхелер поднял башмачок – и внезапно сад исчез. Каменистая, неприютная местность – вот что предстало взору мага. Ветер, налетающий с моря, трепал светлые волосы Эртхела, забрасывая их на глаза: когда сын Фьонна руками отвёл  назад длинные пряди, на расстоянии  десяти шагов от себя он увидел даму в пышных королевских одеждах. Хотя солнце пряталось за облаками, венец на голове незнакомки искрился и сиял, точно стал новым светилом: однако лицо дамы поминутно менялось, становясь то красивым – то безобразным, то юным – то морщинистым… В нём угадывались черты женщин, которых Эртхелер хорошо знал или же когда-либо мельком видел: черты его матери, сестры, бабушки, мачехи – и черты старой гадалки из Фьеррэ, танцовщицы, статую которой он видел в мастерской Харлейва…
Таинственная незнакомка стояла в центре большого круга, образованного едва тлеющими огненными язычками; но стоило Эртхелу сделать шаг вперёд – и пламя тотчас взмыло на высоту около двух локтей.
…Она – настоящая – может оказать уродиной. Старухой. Или, наоборот, юной красавицей. Может быть, феей или богиней. Если же он повернёт назад – для него она останется лишь иллюзией…
Эртхелер шагнул сквозь пламя, взмывшее выше его головы…
…В саду, где среди камней росли душистые травы и небольшие хвойные деревца, сын Фьонна очутился лицом к лицу с девушкой в простой льняной тунике и чёрном плаще. Тёмно-русая коса переброшена на грудь по левому плечу; выражение серых глаз чуть удивлённое и радостное…
Ни ослепительного венца, ни роскошной королевской мантии. Привлекательное лицо, умное и выразительное, стройная фигура, изящные маленькие кисти рук – но отнюдь не совершенная красота идеальной статуи. Живая. Настоящая. Не иллюзия.
– Меня зовут Фэйлинн, дочь Эарраха, – негромко произнесла она. – А кто ты?
– Эртхелер, сын Фьонна, – ответил он; помедлив долю мгновения, он поцеловал её в губы.
* * * * *
– …Человек, которым я увлеклась в юности, не ответил на мою любовь; с горя я покинула владения отца и поселилась здесь. К этим берегам не раз пытались пристать корабли. Ты, конечно, видел, что от них осталось. Они потерпели крушение – как моя былая любовь, как множество других иллюзий. Вся беда тех злополучных мореходов – в том, что они принимали желаемое за действительное. Они видели прекрасный замок – и не хотели увидеть то, что скрывается за его призрачным обликом. А те, кому удавалось сойти на берег – они все поворачивали назад, не в силах шагнуть через пламя. Мне уже начинало казаться, что никто не сможет преодолеть барьер иллюзий – своих собственных и тех, что создала я…
Эртхелер и Фэйлинн сидели за столом в низенькой квадратной башне, состоящей всего из трёх помещений: верхнего зала, служившего жилищем молодой волшебнице, среднего, где жили её служанки, и нижнего, где размещался отряд воинов, посланных лордом Эаррахом сопровождать его не в меру импульсивную и чувствительную дочку. К башне примыкало несколько приземистых хозяйственных построек.
Яркие лучи заходящего солнца заливали зал тёплым золотистым светом; Эртхелер вспомнил, что должен подать знак своим спутникам, оставшимся на корабле. В это мгновение снизу послышался шум: кто-то старательно молотил кулаками в запертые ворота.
– Эй, вы там! – приглушённо донёсся голос Гуртейна. – Отпирайте!
Эртхелер выглянул в окно и невольно улыбнулся. Рядом с Гуртейном, образуя полукруг возле ворот, топталась добрая половина его дружины.
– Так-то вы слушаетесь моих приказаний! – строго окликнул своих воинов волшебник.
– Мой лорд! – радостно воскликнул Гуртейн, подняв голову.
* * * * *
…Солнце утонуло в ночном море; холодный свет луны выхватывал из темноты очертания отдельных предметов. Волны тихо баюкали корабль – точно заботливая нянька качала колыбель младенца. Счастливо улыбаясь в полумраке, Эртхелер лежал без сна в своей каюте; пушистые волосы задремавшей Фэйлинн мягко щекотали его обнажённое плечо...