Европеец. Герман Гессе

Наконец, посмотрел Господь Бог и завершил земной день, который закончился кровавой мировой войной, в котором Он посыпал песком большую реку. Сочувственно текли потоки воды прочь, что накладывало тень на стареющий лоб, голубеющие снежные поля и от военных орудий окоченевшие горы, гниющие трупы вместе с теми, которые вокруг них плакали, возмущенные и кровожадные вместе с обедневшими, голодные вместе с духовно заблудшими.
Дружественно смотрели небеса мира на голубой земной шар, сверкающий чистотой.
Впрочем, европейская техника до последнего сохранила себя блестящей. На протяжении недель Европа держала себя осмотрительно и жестко против медленно поднимающейся воды.
Только через неслыханные плотины, на которых миллионы военнопленных работали день и ночь, затем через художественную возвышенность, которая взвилась с баснословной скоростью и, наконец, имела внешний вид исполинских террас, затем все больше и больше к башням достигли апогея. С этих башен выдерживали испытание человеческие геройские чувства с трогательной верой до последнего дня. Пока Европа и весь мир утопали, сверкали с последних торчащих железных башен всё ещё светлые и непоколебимые прожекторы через влажные сумерки зашедшей Земли, и снаряды элегантными дугами шумели из орудий во все стороны. За 2 дня до конца правитель стран Центральной Европы решился посредством световых сигналов указать врагу предложение мира. Однако, враг потребовал немедленную эвакуацию ещё стоящих укреплённых башен, и друзья мира не могли себе этого объяснить.  Так, вплоть до последнего дня велась геройская перестрелка.
Теперь весь мир был залит. Единственный выживший европеец дрейфовал в потоке воды в спасательном поясе и из последних сил был занят тем, чтобы описать события последних дней, чтобы последующие поколения знали, что его родина была такой, что переход последнего врага длился часами и, таким образом, навсегда обеспечил себе пальму победы.
Вдруг на сером горизонте показалось огромное чёрное неуклюжее двигательное средство, которое медленно приближалось к утомлённому. Он с радостью узнал мощный ковчег и увидел, прежде чем упасть в обморок, большого древнего патриарха с серебряной бородой, который стоял на борту плавучего дома. Гигантский негр выловил дрейфующего, он вскоре пришёл в себя. Патриарх дружелюбно улыбнулся. Его работа была счастливой, из всех пород земного бытия сохранили по 1 экземпляру.
Пока ковчег спокойно скользил по ветру и ждал, пока улягутся поднявшиеся волны, на борту разряжалась пёстрая жизнь. Большие рыбы следовали за ковчегом в плотных косяках; в пёстрых мечтательных эскадрах летели птицы и насекомые над открытой крышей, каждое животное и каждый человек был полон внутренней радости, спасён и оставил за собой право на новую жизнь. Звонко и пронзительно кричал над водой павлин свою утреннюю песнь, со смехом слон поливал себя и свою самку из высоко поднятого хобота в виде принятия ванны, переливчатая ящерица сидела на солнечной балке; индеец быстрым ударом копья пронзал сверкающую рыбу из бесконечной реки; негр высекал в очаге огонь из сухого дерева и от радости ударял свою толстую жену по звенящей ляжке ритмичными ударами в такт; худой и прямой, стоял индус с переплетёнными руками и бормотал про себя стихи из песен мирового творчества. Эскимос лежал на солнце и дымился, потел, смеялся маленькими глазками, из него выходили жир и вода, он обнюхивал тапира в хорошем расположении духа, а маленький японец вырезал себе тонкую палочку, которой тщательно балансировал то над носом, то над подбородком. Европеец употребил свой пишущий инструмент для того, чтобы представить инвентарь имеющегося в наличии бытия.
Образовались группы и сообщества друзей, и там, где собиралась разразиться ссора, патриарх улаживал её одним взмахом руки. Всё было общительно и радостно; только европеец со своей письменной работой не присоединялся ни к кому.
Тут между всеми разноцветными людьми и животными возникла новая игра, в которой каждый хотел показать свои искусства и способности в соревновании. Все хотели быть первыми, и порядок устанавливался самим патриархом. Он ставил для себя больших и маленьких животных, и людей, и каждый должен был проявить себя и назвать достижение, которым он думал блеснуть, затем следовал один за другим по очереди.
Эта славная игра продолжалась много дней, постоянно выпадала какая-то группа, и игра прерывалась, чтобы могла вступить новая группа. Каждое прекрасное достижение приветствовалось громким одобрением. Сколько удивительного можно было увидеть там! Как показывало себя там каждое создание Бога! Какие дарования были скрыты в каждом! Как смеялись, как приветствовали криками, шумом, хлопаньем в ладоши, топотом и ржанием!
Чудесно бегала ласка, волшебно пел жаворонок, великолепно маршировал надутый индюк, и невероятно быстро карабкалась белка. Мандрил подражал малайцу, а павиан – мандрилу!
Были животные, которые могли действовать посредством волшебства, и животные, которые могли становиться невидимыми. Многие действовали посредством силы, многие – хитростью, некоторые – атакой, некоторые – обороной. Насекомые могли защититься, маскируясь под траву, под мох, под камни скал, а другие находили успех среди слабых и двигали вереницей смеющихся зрителей, в то время, как они могли защитить себя от нападений ужасным запахом. Никто не остался позади, никто не был без дарования. Плели, клеили, ткали, строили птичьи гнёзда. Вороны могли различить любую вещь из серой высоты.
И даже люди делали свои вещи превосходно. Большой негр легко и без устали бежал по балкам в высоту, малаец сделал себе весло из растений и рулил на крошечной доске, и умел поворачиваться к зрителям. Индеец поражал малейшую цель лёгкой стрелой, а его жена плела циновку из лыка двух видов, вызывая высшее восхищение. Все долго молчали, когда индус выступил вперёд и показал какие-то чудеса. Китаец, однако, показал, как можно было утроить урожай пшеницы, вырывая молодые растения и сажая в равных промежутках.
Европеец, который удивительно мало пользовался любовью, несколько раз вызывал негодование своих двоюродных братьев, он критиковал дарования с твёрдым презрительным мнением. Когда индеец подстрелил птицу высоко в голубом небе, белый человек пожал плечами и уверял, что с 20 граммами динамита можно было выстрелить в 3 раза выше! И когда его пригласили показать, как это сделать, он не смог, хотя считал, что мог делать и это, и то, и ещё 10 разных вещей. Он насмехался и над китайцем и говорил, что пересаживание молодой пшеницы требовало бесконечного старания, но что такой рабский труд не может сделать народ счастливым. Китаец возразил под аплодисменты, что народ был счастлив, если имел еду и почитал богов; европеец же на это дерзко смеялся.
Игра шла дальше, и в конце все животные и люди показали свои таланты и искусства. Впечатление было сильным и радостным, патриарх смеялся в свою белую бороду и говорил с похвалой, что теперь вода могла спокойно пробежать и начать новую жизнь на этой земле; пусть ещё будет в наличии каждая яркая складка в одежде Бога, чтобы основать на Земле бесконечное счастье.
Только европеец не показал никакого искусства и только со штурмом требовал их от всех других, он мог выступить вперёд и сделать бытие, с которым видели, имел ли он право вдыхать воздух прекрасных богов и войти в плавучий дом патриарха.
Он долго отказывался и искал отговорки. Но теперь сам Ной положил ему палец на грудь и велел следовать за ним.
«У меня тоже есть способность, - начал белый человек. – Я довёл и развил свою способность до высокой степени совершенства. Это – не зрение, не слух и не обоняние, и не сноровка. Мой дар – интеллект».
«Предъяви!» - сказал негр, и все потеснились ближе.
«Здесь нечего показывать, - мягко сказал белый. – Вы неправильно поняли меня. То, чем я показываю себя – это понимание».
Негр бодро рассмеялся и показал белоснежные зубы, индус насмешливо сморщил тонкие губы, китаец хитро улыбнулся.
«Понимание? – спросил он медленно. – Так покажи же нам, пожалуйста, своё понимание. До этого нечего было смотреть».
«Здесь нечего смотреть, - проворчал европеец. – Мой дар и своеобразие таковы: я накапливаю в голове образы окружающего мира и могу представить себе из этих картин совсем новые картины и порядки. Я могу подумать обо всём мире в моём лбе и создать новый».
Ной помахал рукой над глазами. «Отдохни, - сказал он медленно. – Для чего это должно быть хорошо? Ещё раз создать мир, созданный Богом, создать мир для тебя в твоей маленькой голове – чему это может служить?»
Все громко закричали и разразились вопросами.
«Подождите! – закричал европеец. – Вы неправильно поняли меня. Работу понимания представить не так просто, как какую-нибудь твою сноровку».
Индус улыбнулся.
«Белый кузен, это можно сделать очень просто. Покажи нам ещё раз работу твоего понимания. К примеру, счёт. Давай посчитаем наперегонки! У одной пары – трое детей, от каждого образуется новая семья. У каждой из молодых пар каждый год рождается ребёнок. Сколько пройдёт лет, прежде чем их число достигнет 100?»
Все слушали с любопытством, начали показывать пальцами и судорожно смотреть.
Европеец начал считать. Но уже через 1 мгновение объявился китаец, который решил счёт.
«Прекрасно, - сказал белый. – Это – просто сноровка. Моё понимание сюда не относится. Я делаю только маленькие предметы искусства и решаю большие задачи, которых касается счастье человечества».
«О, это мне нравится, - ободрил его Ной. – Найти счастье – это больше, чем все сноровки. Здесь ты прав. Быстро скажи нам, что ты узнал о счастье человечества. Мы все будем тебе благодарны».
Изгнанные и затаившие дыхание, все ждали ответа белого человека. Теперь все пришло: "Да будет ему честь, если он нам покажет, где движется счастье человечества!" Каждое злое слово было прощено этому волшебнику! Зачем ему нужна была сноровка глаз, ушей и рук, зачем ему требовались прилежание и умение считать, если он знал такие вещи!
Европеец, который до этого показал гордую мину, начал при этом благоговейном любопытстве переходить в другое место.
«Это – не моя вина, - сказал он гневно, - но вы всегда неправильно понимаете меня! Я не говорил, что знаю секрет счастья. Я сказал лишь то, что моё понимание работает над задачами, от решения которых будет зависеть счастье человечества. Дорога туда длинна, и я ещё не видел её конца. Ещё многие поколения будут ломать голову над этими трудными вопросами!»
Люди стояли нерешительно и недоверчиво. Что говорил человек? Ной также смотрел в сторону и наморщил лоб.
Индус улыбнулся китайцу, и когда все остальные потребовали молчания, китаец сказал дружелюбно: «Дорогие братья, этот белый кузен – шутник. Он расскажет нам, что в его голове происходит работа, чей результат однажды увидит правнук нашего правнука, или не увидит. Я предлагаю признать его шутником. Он говорит нам то, что мы все не можем правильно понять, но мы все предчувствуем, что если бы мы поняли это правильно, это дало бы нам возможность к бесконечному смеху. Это вам не подходит? Хорошо, ура нашему шутнику!»
Большинство согласилось и радовалось тому, что увидело это тёмное лицо в конце светлым. Некоторые, однако, были раздражены и расстроены, и европеец остался стоять один и без утешения.
Но негр в сопровождении эскимоса, индейца и малайца пришёл вечером к патриарху и сказал:
«Уважаемый отец, мы хотели бы задать тебе 1 вопрос. Этот белый парень, который сегодня смеялся над нами, не нравится нам. Я прошу тебя, подумай: все люди и животные, каждый медведь и каждая блоха, каждый фазан и каждый навозник, как и люди, все могут что-то показать, чем наделил его Господь, что защищает, украшает или возвышает нашу жизнь. Мы видели удивительные дарования, и над многими можно было смеяться, но каждое самое маленькое животное привнесло что-то радостное и прекрасное, кроме этого бледного человека, которого мы, в конце концов, выловили из воды. Он не мог показать нам ничего удивительного, кроме высокомерных острот и намёков, которые никто не мог понять и которые не принесли никакой радости. Мы спрашиваем тебя, дорогой отец, правильно ли то, чтобы подобное создание помогало нам основать новую жизнь на этой любимой Земле? Не принесёт ли это несчастья? Посмотри на него ещё раз! Его глаза печальны, его лоб – в морщинах, его руки бледны и слабы, его лицо горит злобой и печалью, ни один светлый звук не исходит от него! С ним точно не всё в порядке. Бог знает, кто послал этого парня в наш ковчег!»
Старый отец дружелюбно поднял свои серые глаза к спрашивающему.
«Дети, - сказал он тихим голосом, полным доброты, и их лица сразу просветлели. – Дорогие дети! Вы правы и не правы с тем, кто вам говорит. Но Бог уже дал Свой ответ на это, ещё прежде, чем вы спросили. Я должен с вами согласиться: человек из военной страны – это не очень приятный гость, и, возможно, таких сов не должно быть здесь.  Но тот Бог, который однажды создал такое искусство, знает точно, почему Он это сделал. Вы все можете многое простить этому белому человеку, они здесь, прежде чем наша земля испортится опять.
Но посмотрите: Бог дал знак о том, что Он был в согласии с белым человеком. Вы все: ты, негр, и ты, эскимос, имеете всё для новой земной жизни, которую мы вскоре надеемся начать, с вашими любимыми жёнами. Ты – с твоей негритянкой, ты – со своей эскимоской, ты – с твоей индианкой. Только человек из Европы – один. Он долго был грустен из-за этого, но я думаю, что в этом есть смысл. Этот человек дан нам как напоминание и как побуждение. Как призрак, возможно. Он не может размножаться, иначе он вновь нырнул бы в поток разноцветных людей. Их жизнь на новой Земле не будет испорчена. Будьте покойны!»
Наступила ночь, и на следующее утро из воды возникла на востоке острая и маленькая вершина святой горы. (1918)
(Переведено 7-9 марта 2014)