Здравствуй, мама

В эту дождливую погоду бульвар был на удивление пуст- не в пример прилегающей улице, наполненной нескончаемым потоком автомобилей. Спадая под тяжестью капель, обветшавшие жёлтые листья усаженных вдоль тропы деревьев образовывали у подножия золотистый настил. И асфальт-будто дрожащее зеркало, отражал блеск вечерних фонарей на фоне беспокойного неба, завораживающую картину осени.
Помню, как в такой же холодный осенний дождь мы бежали с сестрой домой по лужам. Капли, лаская, катились по лицу, шее, освежая и воодушевляя нас. Мы были счастливы тогда, так по-детски, беззаботно, и как всякое дитя не осознавали, что всякое счастье когда-нибудь кончается.
А кончилось оно уже спустя год, когда у Веры обнаружили рак. В память навсегда врезалось, как я прятался в своём домике, построенным из одеял и подушек, от постоянных споров родителей, криков, брани- мать была приверженицей некого христианского движения и наотрез отказывалась от медицины, веря в чудо. Но чудес не бывает.

Ноги сами свернули с бульвара в сторону Волжской (центральной) улицы по Баумановскому переулку.
Я отчётливо помню это место.
Сейчас здесь стоит новомодный супермаркет, но раньше на этом месте располагалась оставшаяся с советских времён детская площадка- самая большая в городе.
Отец не вынес смерти Веры и винил во всём жену, которая после трагедии ещё больше углубилась в религию. К тому моменту, когда он подал на развод, ему предложили работу в Манчестерском университете. И вот мы площадке. Они ссорятся, ругаются. Они не могут решить, кому я достанусь; мама говорит, что не позволит ему сбежать со мной. Заметив меня, они замолкают. Мама спрашивает:
-Ванюша, чего ты хочешь: остаться дома со мной или уехать с папой?
Но я даже не думал чего я хотел, я лишь вспомнил, как мама наказывала меня и заставляла молиться, и я пошёл к папе. Когда мы уходили, я заметил, что мама не последовала за нами, а села и заплакала, тогда я побежал к ней с криками «Мама! Мамочка! Не плачь!».
«Папа, иди к нам!»- воскликнул я, оборачиваясь, когда мы уходили, но его уже не было.

Спустя годы Волжская улица невероятно преобразилась; торговые палатки уступили места магазинам знаменитых брендов, и повсюду реклама: разноцветная, местами забавная и оригинальная, но всё же никак не вписывающаяся в атмосферу исторического центра. В остальном же улица осталась неизменной: те же монументы и мемориалы, знаменитые купеческие дома, уже отреставрированные и перекрашенные, площадь Ленина, но без самого Ильича- памятник снесли ещё на моих глазах на одном из многочисленных митингов.
А вот и «Рояль»- один из первых европейских ресторанов в городе. Здесь мама работала официанткой. Заведение имело высокую репутацию и была на сквозь пропитана снобизмом, поэтому у персонала было очень строго с формой: белый верх, чёрный низ, только именитые производители.
Когда наступила зима и в блузке стало невыносимо холодно, скрепя сердцем, маме пришлось купить дорогущий свитер. Она повесила его в ванной и ушла в церковь. Пользуясь случаем, я решил распаковать тайком купленный балончик для граффити. Надевая насадку, я случайно брызнул краской прямо на свитер. Сколько я ни старался, но отстирать его так и не получилось.
Когда мама вернулась, я, прося прощение со слезами на глазах, показал ей свитер, но она даже не заплакала, лишь посмотрела на меня уставшим взглядом и крепко обняла.

Прошло два года , у меня начались обмороки, нескончаемые головные боли- те же симптомы, та же история. Тайком я обратился к отцу и в обмен на лечение переехал к нему в Европу. К счастью, это был не рак; с трудом, но вылечился. Окончил престижную школу, с отцом открыл небольшой бизнес, разросшийся ныне до многомиллионной корпорации.
Всё это время меня преследовало чувство вины, нахлынувший ныне новой волной. Я ещё долго бродил по улицам моего детства, придумывая, что сказать, как попросить прощения.

Я был задирой, но имел хорошие отметки, никогда не слушался, уклонялся от ежедневных молитв, всё время упрекал её за то, что она не берёт отцовские деньги.
«Деньги не главное, Ванюша,- говорила она.- Мы должны благодарить Бога за то, что мы есть друг у друга, и держаться за это».
И я удержал и пронёс эту любовь через всю свою жизнь, передав её уже своим детям.
Нет, мне не нужно слов прощения -лишь тёплое материнское объятие.

Усилившийся ветер пробирает нутро, щекочет глаза, и в горле ком. Я отпускаю цветы к холодному мрамору и шепчу:
-Ну здравствуй, мама.