Жизнь короля Генриха V, 2-3

АКТ ВТОРОЙ
СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Лондон. Перед таверной.

(Входят Пистоль, хозяйка, Ним, Бардольф и паж.)

ХОЗЯЙКА:
Позволь до Стейнса, муж, сопровожу.

ПИСТОЛЬ:
Оставь меня. Я слов не нахожу.
Взбодрись, Бардольф,
Встряхнись, хвастливый Ним,
Простись, малыш, с хозяином своим,
Фальстаф велел, друзья, нам долго жить,
Причина есть немного погрустить.

БАРДОЛЬФ:
В раю ли он, а, может быть, в аду,
Вослед за ним я с радостью пойду.

ХОЗЯЙКА:
Не может быть в аду его натура,
Я знаю: он в объятиях Артура,
И в истине ничуть не сомневаюсь,
За слово пред господом ручаюсь.
Ушёл он в мир иной неторопливо,
Как миг между приливом и отливом.
Замолкло неразумное дитя,
Блаженный мир навеки обретя.
Ни слова не сказав, он улыбнулся,
Цветов рукой дрожащею коснулся.
Замок – на запечатанных устах,
Замолк словоохотливый  Фальстаф.
Поправить одеяло я хотела,
Под ним – ледник, а не мужское тело,
Огонь любви, что в нём всегда горел,
Последней головешкою дотлел.
Недаром, умирая, он кричал:
«О, боже! Боже! Я совсем пропал!»
А я не верила и на ухо шептала,
« Терпи, Фальстаф, не всё ещё пропало!»

НИМ:
Твердят, что из последних сил
Плеснуть несчастный хереса просил.

ХОЗЯЙКА:
Пока навеки не заснул,
Просил, чтоб кто-нибудь плеснул.

БАРДОЛЬФ:
А что о женщинах сказал,
Когда несчастный умирал?

ХОЗЯЙКА:
Мужские растеряв доспехи,
Забыл про женские утехи.

ПАЖ:
Но мне доподлинно известно:
О дамах рассуждал нелестно.
Когда к нему я наклонился,
Он напоследок побожился,
Чтоб мне на месте провалиться,
«Любая баба – дьяволица!»

ХОЗЯЙКА:
Каприз – не нов и нам известный:
Он ненавидел цвет телесный.

ПАЖ:
Однажды прямо мне сказал: «Погибну я.
Руками женскими поймает бес меня!»

ХОЗЯЙКА:
И, вправду, он, порой, заболевал,
Когда о шлюхе вавилонской вспоминал.

ПАЖ:
Сказал Фальстаф, когда уселась вша:
«В аду лишь зрелище подобное бывает:
Не гнида на носу Бардольфа – а душа
На пепелище адском издыхает».

БАРДОЛЬФ:
Служа ему, топилась эта печь,
Ушел хозяин – нечем печку жечь.

НИМ:
Пора сменить и место нам и тон,
Нас ждёт монарх, Саутгемптон.

ПИСТОЛЬ:
Пора идти. Уста хотят проститься.
К тебе, любовь, хочу я обратиться:
Недвижимым и движимым добром
Распоряжайся, милая, с умом.
Услугу продавай, а не дари,
Ни словом плату – золотом бери.
Ведь даже фраза «слово-серебро»
Не множит, а расходует добро.
А чтобы вор сундук не уволок,
Надёжней всех сегодня – пёс-замок.
Запомни, где советник только ум,
Живёт и процветает толстосум.
Очей хрустальных кубок осуши,
Пора уже! – Мы воевать спешим,
Во весь опор во Францию несёмся,
Где как пиявки к телу присосёмся.

ПАЖ:
Слыть кровососами негоже было б нам.

ПИСТОЛЬ:
Не говори! Целуй скорей мадам.

БАРДОЛЬФ:
Прощай, хозяйка, я уже бегу.
(Целует хозяйку.)

НИМ:
Увы! Я целоваться не могу.
И правлю к выходу ладью.
Адью!

ПИСТОЛЬ:
Прощай!
Блюди себя, добро приумножай.

ХОЗЯЙКА:
Все сберегу. Не унывай.

(Уходят.)