Натюрморт
Еще полгода назад Майский и Грудницкая не подозревали о существовании друг друга, но ей тогда вдруг страшно захотелось иметь картину, на которой она, еще нестарая, предстанет обнаженной. Кто-то посоветовал обратиться к Майскому – художнику оригинальному и недорогому. Когда тот пришел, она категорически отказалась позировать в голом виде, однако это ни капельки не смутило его. Он заявил, что может даже изобразить женщину, видя только ее мизинец. Врал он на счет мизинца или не врал, но в этом случае Майский справился с работой блестяще. Она настолько была поражена тем, как он ее видит и чувствует, что не преминула тут же раздеться, чтобы показать полное сходство изображения и оригинала. Он, будучи уже как бы не на работе, посчитал, что будет крайне невежливо не проявить интереса к ее телу, к которому, как тут же выяснилось, еще и прилагалась страстная душа. Они стали встречаться. Майский, хоть и был человеком ужасно занятым и неорганизованным, но все же приходил в Грудницкой каждое воскресенье ровно в одиннадцать часов. Обычно они для проформы минут пятнадцать разговаривали и потом шли в спальню... Ну а после Майского приглашали на кухню отобедать чем бог послал. При этом он всегда смущался и деликатно отказывался, но на кухню шел и садился за стол. Ему наливали рюмочку для аппетита и подавали первое, второе и третье. Обычно Грудницкая не ела с ним, а с нежной заботливостью смотрела, как ест он - много и жадно.
Когда Грудницкая открыла Майскому дверь, то по ее чуть влажным глазам и хищно раздувающимся ноздрям было видно, как она его страстно ждала. Майский устало перешагнул через порог, по-стариковски присел и стал снимать ботинки.
- Что с тобой? – спросила Грудницкая. - Ты заболел?
- Представляешь, - заговорил дребезжащим голосом Майский, - вчера напились с этим старым чертом художником Приморцевым. Он втюхал картину и решил отметить, а тут я на глаза ему попался. Хоть он и полный отстой в творчестве, но понимаешь, у него имя, связи. Опять же ЗаСраКуль (Заслуженный работник культуры), а не хвост собачий. Неудобно было отказаться. Так он напился до белой горячки, но я это уже плохо помню. Я сегодня никакой.
- Та-а-ак, - протянула недобрым голосом Грудницкая. Глаза ее сузились, а губы сжались. Она закрыла дверь в спальню и пошла на кухню. Майский поплелся за ней. На кухне Грудницкая подошла к окну, открыла форточку и закурила. Майский сел за стол и стал посматривать на плиту, где стояла кастрюлька с красным борщом и сковорода с жареной курицей. Он ждал, когда Грудницкая начнет ему предлагать отобедать. Его хоть и мутило, но он считал крайне полезным для себя поесть именно сейчас. Еще он не отказался бы от стаканчика пива. Грудницкая закончила курить, недружественно посмотрела на Майского и произнесла:
- Сочувствую твоему состоянию, поэтому есть не предлагаю, а сама, пожалуй, перекушу.
Она подошла к плите, постояла несколько секунд в раздумье, потом взяла сковороду с курицей и перенесла ее на стол.
- Борщ не хочу, а курочки кусочек съем, - произнесла она.
Из холодильника была извлечена бутылка пива. Сев за стол и весело посмотрев на Майского, Грудницкая сказала:
- Пиво тоже не предлагаю, похмеляются только алкоголики, а нормальный здоровый человек на все это даже смотреть не может после этого самого. Надеюсь, что ты такой.
Она налила себе в стакан пиво, взяла со сковороды рукой куриную ножку и, изящно отставив мизинец, стала есть. Майский смотрел на пиво. Он вдруг понял, что человеческое счастье всегда в чем-то простом, в том, до чего можно дотянуться рукой, как до этого стакана с пивом. И оно всегда почти недостижимо тоже по очень простым, часто надуманным причинам. Вот почему бы ему не попросить? Нет, гордыня, принципы, уважать себя не будет. Грудницкая взяла стакан с пивом и медленно, закрыв глаза, стала пить. Потом отставив пустой стакан, и открыв глаза, которые стали опять немного влажными, спросила:
- А что, Майский, руки у вас художников после пьянки не дрожат? И рисовать можете?
- У многих самые значительные работы только в этом состоянии и получаются, - ответил все еще дребезжащим голосом Майский.
- Интересно, интересно… Давай проверим. Краски там какие-то остались с того раза, когда ты меня изображал, какая-то облезлая кисточка тоже валяется.
Грудницкая поднялась из-за стола и вышла из кухни. Первым желанием Майского было схватить бутылку с пивом и сделать хотя бы один глоток. Но ему тут же стало неудобно за свое малодушие, и он глубоко вздохнул. Пришла Грудницкая, принесла краски, кисточку, картонку. Сказала:
- Не холст, но настоящему художнику ведь все равно, на чем рисовать. Да?
Майский кивнул. Она продолжила:
- Вот и нарисуй, что на столе. Натюрморт. Так это, кажется, называется.
Она отошла к окну и снова закурила возле открытой форточки. Майский немного повозился, прилаживаясь к творческому процессу, потом стал творить.
- Только, Майский, никакого сюрреализма, экспрессионизма, символизма, примитивизма или кубизма. Рисуй как есть.
Было видно, что Майский попал в свою стихию. Он бросал на стол короткие взгляды и рисовал. Ни одного лишнего движения. Как только Грудницкая докурила сигарету, Майский произнес:
- Все.
- Так быстро?
Майский кивнул. Грудницкая подошла к столу, взяла картонку и с интересом посмотрела на то, что изобразил художник.
- Прекрасно, - произнесла она. - Мастерство не пропьешь. Натурально все. А знаешь, Майский, возьми это себе. В каморке папы Карло был холст, на котором был изображен очаг. Когда было холодно, папа Карло на него смотрел, и ему становилось теплей. Так и ты, посмотришь, и вроде как поел. Ступай милый.
Майский шел по улице, держа в руке, как обычно держат папку, картонку с натюрмортом. Сначала он ее хотел выкинуть, но еще раз взглянув на свое творчество, решил, что в этом что-то есть.
«Пойду, проведаю старика Приморцева, - подумал Майский. – Может, что осталось выпить и закусить. Заодно натюрморт покажу. Пусть скажет свое мнение».
2014
Свидетельство о публикации №214032301005