О пришельце

Влюбился я в него сразу и навсегда, но чувствовал, что безответно.
Он был пришельцем из другого мира, весь элегантный и утончённый, никак не вязавшийся
с перечнем товаров нашего железнодорожного магазина. При входе, справа, продавали
продукты первой необходимости - хлеб, крупы и прочую вкусную и не вкусную еду.
Слева - калоши с фуфайками, сапоги, верхонки и всякие скобяные изделия для настоящих
мужчин.
Не настоящим предлагались бусы разных цветов и оттенков, духи "Красная Москва",
тушь для ресниц, которая отказывалась работать без магических пассов, (надо было
сначала плюнуть, потом пользоваться) теплые рейтузы небесного цвета с густым начёсом и
резинками чуть выше колен, и прочие женские прелести сельского супермаркета,
плюс вся правая половина магазина, кроме спиртных и табачных изделий, - это уже опять
только для настоящих.

Пришелец был выше этого бешеного разгула ассортиментов. Он одиноко стоял между
прилавком и окном, сверкал спицами, манил причудливо гнутым рулём, тонкими колесами
и невесомой рамой, где загадочно блестел маленький рычажок переключения скоростей.
Спортивного велосипеда не было в деревне ни у кого , а у меня был. Я приходил
любоваться на него раз в неделю, по выходным и уже считал его своим. Стоил он
космические по тем временам для меня деньги, 112 советских рублей, то есть в два раза
дороже обычного велика. Безответная любовь длилась целый год. Мама, видя что ребёнок
сходит с ума, не осталась безучастной к психическому состоянию сына и всё же выдала
мне сумму необходимую для ответных чувств педального коня. В магазин я летел не
касаясь земли. Обратно было тяжелее, потому что велик ехать отказывался по причине
спущенных колес, раскрученных кое где болтиков и гаек, и прочих мелочей.

Первой прокатилась мама. Метров сто, до горки и обратно. Помню как я обхватил эти
теплые пластмассовые ручки и сидя в кожаном седле, еле-еле доставая педали, с
гордым видом покатил по родной Пролетарской, тоже до горки, хвастать. Там, с пацанами,
мы рассматривали велик со всех сторон, спорили какая скорость мощнее и кто быстрей до
переулка. Оттолкнулись, поехали. Машины я не видел, очень был занят. Она меня тоже не
видела, так как ехала глухим переулком выходящим на нашу улицу, направо, под острым
углом, а чуть дальше был небольшой аппендицит, где одноногий столб держал провода, а в
метре за ним была помойная яма.
Удар пришелся по ногам как раз серединой блестящего бампера. Ехавшие метрах в десяти
ребятишки видели как тело подпрыгнуло вверх, перевернулось и усевшись задницей на
капот, затылком, вдребезги нарушило девственность лобового стекла.
Автомобиль навалился всей массой на блестящего пришельца и попрал мою любовь всеми
своими четырьмя колесами. Жадно урча, совершив акт насилия, а затем и полного убийства,
извращенец затормозил в столб, а тело по инерции аккуратно скользнуло в помойку.

Велосипед похоронили. Я отделался парой царапин, не очень глубокими порезами, разбитой
головой и перебитыми ногами.
Кстати, затормозить бы успел, но в азарте перепутал всё на свете и крутил педали назад как
на обычном велике, в то время как на спортивных они давно были ручными.