Лиля, Ося и Володя, а так же многие другие

 
История эта началась так давно и обросла такими легендами, что разобраться в ней  до конца нет уже никакой возможности. Это история любви, страданий и метаний Поэта, история его любви к женщине которая ее не заслужила, но которая не протяжении своей очень долгой жизни  использовала ее. Не бескорыстно. Она и в историю 20 века вошла только благодаря тому, что ее любил Поэт. Ее звали Лиля Брик.
               
      
  Их первая встреча произошла летом 1915 в Петрограде. Душным августовским вечером Поэт пришел в маленькую квартиру на Петроградской стороне, которую снимали Лиля и ее муж Осип Брик, и куда его пригласила Эльза, младшая сестра Лили, с которой у него уже как два года продолжался бурный роман. Нашелся и повод. Поэта попросили прочитать  новую поэму «Облако в штанах», о  которой уже говорил весь литературный Питер. Много позже Лиля напишет: « я потеряла дар речи. Онемела от неожиданности и восторга. Осип был потрясен.» Но и поэт был потрясен.На другой день, едва дождавшись утра он помчался в Куоккалу к своему другу Корнею Чуковскому, помчался сказать что он наконец, встретил ту единственную, которую ждал всю жизнь. Говорить о том что любовь слепа, совершенно бессмысленно. Это  банальная истина. Но от этого она не перестает быть истиной. Женщина очень не глупая и не лишенная способностей, Лиля умела  собирать вокруг себя талантливых людей, литературную и театральную богему. Собственно у нее было две страсти-«коллекционирование» талантов и любовников. Часто эти страсти совпадали.Впрочем, будучи человеком передовых взглядов и сторонницей свободной любви, Лиля  легко завязывала романы и также легко расставалась со своими пылкими поклонниками, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. К тому же она умела извлекать из  своих, без преувеличения, бесчисленных увлечений вполне земные радости,  в виде  различных поручений что-то купить, достать или пробить. Еще в гимназии она восхищала родителей и знакомых блестящими по стилю и оригинальности сочинениями, которые ... писал за нее школьный учитель словесности, по уши в нее влюбленный и выполнявший любую ее прихоть. Было в ней, что-то и в юности и в более зрелые годы, что притягивало мужчин как магнитом, некая  эротическая магия перед которой невозможно было устоять. Она легко устраняла соперниц, даже  если это была родная сестра. И еще она умела сохранять прекрасные отношения с бывшими любовниками и бывшими соперницами. Эльза, моложе сестры на пять лет и тоже не дурнушка в семнадцать лет влюбилась в Поэта со всей пылкостью юности. Позже, став знаменитой французской писательницей Эльзой Триоле, она вспоминала как произошло их первое знакомство в одном из московских домов, где собиралась молодая богема-художники, поэты, музыканты многие из  которых впоследствии станут городостью российской культуры. „...
-то необычайно большой, в черной бархатной блузе размашисто ходил взад и вперед, смотрел мимо всех невидящими глазами и что-то бормотал про себя. Потом, как мне кажется – внезапно, он также мимо всех загремел огромным голосом. И в этот первый  раз на меня произвели впечатление не стихи, не человек, который их читал, а все это, вместе взятое, как явление природы, как гроза...“ Поэт отнюдь не был монахом, напротив влюбленность была его естественным состоянием, и как он сам признавался,  одним из самых важных стимулов его творчества. К моменту встречи с Эльзой он переживал роман за романом. И все они   не казались случайными. Одесситка Мария Денисова, петербургжанка Софья Шемардина, потом художница Антонина Гумилина. Им троим не стала помехой другая художница-Евгения Ланг, а затем и дочь знаменитого архитектора Федора Шехтеля - Вера, тоже кстати, художница. И все они-вместе и порознь- ничуть не мешали его отношениям с Эльзой. А отношения эти были достаточно серьезны. Тридцать лет спустя  в автобиографической повести „Тетрадь, зарытая под персиком“, Эльза писала: „ В течении двух лет у меня не было никакой другой мысли кроме как о Владимире. Я выходила на улицу в надежде увидеться с ним, я жила только нашими встречами. И только он дал мне познать всю полноту любви. Физической-тоже“. 
Кто знает, как сложилась бы судьба Поэта, если бы в его жизни не появилась роковая для него женщина, его Муза на долгие годы, сыгравшая немалую роль в его трагической  судьбе. В тот первый вечер, когда Поэт в первый раз увидел ее, на первой странице поэмы «Облако в штанах», прямо над заглавием он крупно вывел «Лиле Юрьевне Брик посвящается».

                ТРИУМВИРАТ

  Лиля познакомилась с Осей Бриком на заседании какого-то гимназического кружка, где  обсуждались проблемы политэкономии. Будучи  всю жизнь человеком абсолютно аполитичным, она могла оказаться на этом сборище лишь совершенно случайно. Тринадцатилетнюю Лилию в то время волновали уже совсем другие проблемы. Но ей очень нравилось внимание почти взрослого (ему было семнадцать) и очень умного Оси, которого за пропаганду крамолы успели выгнать из гимназии. Лилины чары не могли оставить равнодушным бывшего гимназиста и через некоторое время он сделал ей предложение, но был отвергнут. Видимо еще не настал час, когда  юная красавица сделает свой окончательный выбор. Да и на фоне многочисленных Лилиных поклонников Ося выглядел бледновато. Лиля тем временем искала себя на математическом факультете Высших женских курсов, затем в Московском архитектурном институте, потом немножко поучилась  в Мюнхене профессии скульптора, но своершенно справедливо решила что все это не для нее. Ее призвание в этой жизни было иным. Романтические поиски себя закончились случайной беременностью и последовавшим за нею абортом. Впрочем, ничего страшного в этом не было. Лиля детей никогда не хотела и не имела. Они были бы помехой в ее бурной и насыщенной страстями жизни. И все же, случай этот сыграл определенную роль в  выборе будущего. Лиля согласилась выйти замуж за Осипа Брика, к тому времени закончившего университет и ставшего дипломированным юристом. Осины родители, наслышанные о бурном прошлом  будущей невестки, немного посопротивлялись, но в конце концов согласились.  Молодые поселились в Москве, в четырехкомнатной квартирке на Патриарших прудах и вели поначалу скромный образ жизни - вместе гуляли, музицировали, вечерами читали вслух. Осип работал в торговой конторе отца и довольно часто выезжал с молодой женой в Сибирь, Среднюю Азию, в крупные среднерусские города по делам фирмы. Вся эта идилия продолжалась не очень долго. Это было не для лилиного характера и темперамента. Во всяком случае, через два года ее супружеская жизнь с Осей прекратилась и из супруга он превратился в «ближайшего друга».На всю оставшуюся жизнь.



                И ОПЯТЬ О ЛИЛЕ

Писать об этой женщине мука мученическая. Она вся состояла из сплошных противоречий и отличалась характером жестким, рациональным до отвращения. Ее можно было любить и ненавидеть одновременно, но к ней нельзя было относиться равнодушно. Ее отличительной чертой было умение разбираться в окружающих ее людях, судить их  иногда просто жестоко и никогда не прощать нанесенных ей обид. И еще у нее был безусловный нюх на талантливых людей, а умение собрать, объединить и установить над ними незримую, но вполне осязаемую власть – было ей и только ей присущим качеством. Она никого не любила, хотя мужчины в ее жизни играли едва ли не главную роль. Она их влюбляла в себя без особых усилий и оставляла без всяких сожалений. Она казалась доступной, за ней тянулся длинный шлейф любовных приключений, но она никого не сделала счастливым. Единственным мужчиной, которого она, по собственному признанию, любила, был Осип Брик, но он был к ней равнодушен. Она была цинична, а ее отличительной чертой в отношениях с властями был конформизм. И еще, из всего она всегда стремилась извлечь какую-то пользу для себя, неважно, шла речь о паре чулок или поездке в Париж, ради чего следовало продемонстрировать свое лояльное отношение к власти или выполнить пустяшное поручение "органов". Эти проблемы  ее не волновали. Она желала быть мадам Помпадур советской богемы и она ею стала. Много лет спустя после смерти Поэта, уже совсем старой женщиной, она в одном из интервью скажет: "Я полюбила его сразу и навсегда… Любовь к нему я пронесла через всю жизнь. Он был для меня … истинный свет в окошке". Она лукавила, даже стоя у края могилы. Нет, он был для нее не светом  в окошке, а мощным локомотивом, который провел ее через все тяготы жизни и на котором она благополучно въехала в Историю 20 века. Ближе всех к истине был хорошо знавший ее Василий Катанян, который говорил: "Лиля любила только Осипа, который ее не любил; Маяковский – только Лилю, которая, увы, не любила его; и наконец, все трое не могли жить друг без друга".



                "В ЛЮБВИ ОБИДЫ НЕТ..."

Кончался 1916 год. По заснеженным Петроградским улицам еще проносились лихачи с барышнями и офицерами-отпускниками, оставляя голубоватый дымок тарахтели редкие автомобили почтового ведомства, но все чаще по вечерам город погружался в тревожную темноту и на окраинах возле хлебных лавок выстраивались молчаливые очереди. Питер, и вся уставшая от долгой и позорной войны страна ждали перемен. Самодержавие доживало последние дни. Но Поэт, обычно такой чувствительный ко всему, что происходило вокруг, на этот раз не видел и не слышал ничего. Все его мысли были заняты Лилей. Прошел год с того самого дня, когда он увидел ее впервые и объявил друзьям, что встретил женщину своей жизни. Он не кривил душой. Но эта любовь ничего кроме страданий ему не приносила. Отношения его с Лилей были настолько запутаны, что разобраться в них не могли ни он сам, ни самые близкие его друзья. Внешне он сильно изменился. Вместо желтой блузы носил теперь модное пальто, купил себе шляпу, тяжелую трость и даже вставил зубы. И все это под влиянием Лили. Сама она умела одеваться не просто модно, но непременно экстравагантно. Вкус у нее был. Она благосклонно принимала посвященные ей стихи, ей льстило внимание и любовь Поэта, но дальше этого дело не шло. "Мы любили тогда только стихи, - писала позже Лиля. – Я знала все Володины стихи наизусть, а Ося совсем влип в них". Лиля любила его стихи и только стихи, а Поэт сходил с ума от неразделенной любви. Летом того же 1916 года он написал поэму "Дон Жуан" и посвятил ее Лиле. Он читал ей ее на ходу, на улице, и услышав разочарованное "Опять про несчастную любовь!", тут же разорвал ее в клочья. Ситуация складывалась совершенно абсурдная – Лиля держала его на расстоянии и ни о какой близости даже речи быть не могло. Поэт ощущал над собой ее безграничную власть, ненавидел эту зависимость и был ею счастлив. В поэме "Флейта-позвоночник", посвященной Лиле, он писал "… на цепь нацарапаю имя Лилино, / И цепь исцелую во мраке каторги". А что же Лиля? Она создавала модель новой жизни, стержнем которой была свобода от всяких цепей – супружеских, дружеских или моральных. Впрочем, она была не оригинальна. Было в то время такое модное поветрие среди интеллигентных граждан. Уж если сам В.И.Ленин всерьез спорил со своей возлюбленной Инессой Арманд о свободной от уз буржуазного брака любви, то оставаться в стороне такой продвинутой даме, как Лиля Брик, было просто невозможно. Приходилось спорить об этом и Поэту, но реализовать этот бред ему хотелось меньше всего. Делить любимую женщину с кем ни попадя он не хотел и этого не скрывал. Лиля же напротив, постоянно дразнила его своими бесчисленными романами, доводя почти до безумия. Эта отчаянная ситуация привела к тому, что Поэт попытался вырваться из "любовного плена". Весной 1917 года, уже после Февральской революции, у него случился роман и очень серьезный, с молодой художницей Евгенией Ланг. Длился он почти год и как писала впоследствии сама Женя, - "это были месяцы счастья".  Все эти "месяцы счастья" были попыткой снять с себя "вериги любовного рабства", на которых "нацарапано имя Лилино", но изгнать Лилю из мыслей и сердца так и не удалось ни Жене, ни другим прекрасным женщинам, которых он встретил потом на своем недолгом жизненном пути.
И все же нужно отдать должно Лиле. Весной 1918 года, когда вовсю разворачивался роман Поэта с Женей Ланг, случился гнусный скандал, связанный с именем Поэта. И в этой истории Лиля проявила себя исключительно достойно, тогда как один из самых близких друзей попытался смешать его с грязью. Этим человеком оказался замечательный детский поэт и блистательный литературный критик Корней Чуковский. Да-да. Тот самый любимый всеми Корней Иванович, в то время совсем еще молодой человек. И причиной тому была женщина. Соня Шемардина, у которой был нешуточный роман с Чуковским, влюбилась в Поэта. Итогом этого увлечения стали не только посвященные ей стихи, но и неудачный аборт, о котором раскаявшаяся Соня и поведала Чуковскому. Произошло это в январе 1914 года, а спустя четыре с лишним года Корней Иванович, по совершенно непонятной причине насплетничал М.Горькому, будто Поэт не просто обесчестил невинную девушку, но и заразил ее сифилисом. Горький держать язык за зубами не умел никогда, он рассказал эту историю наркому просвещения Луначарскому, а потом сплетня пошла гулять по Питеру и докатилась до Москвы. Дошла она и до Лили. Будучи человеком действия, Лиля отправилась к Горькому и потребовала объяснений, причем не ограничилась личной встречей, а пожелала получить письменный ответ. Конечно, ничего вразумительного "буревестник революции"  ответить не мог. Словом, дело замяли. К этому времени относится окончательный разрыв Поэта с Женей Ланг. Человек решительный, не менее чем Лиля, Женя сказала ему – "Володя, решай. Выбор за тобой, и он должен быть сделан сразу. Сразу и окончательно". "Я не могу с ними расстаться", - ответил Поэт. И он не лукавил. Именно "с ними", потому что дружба с Осей была для него не менее важна, чем любовь к Лиле. С этого времени Поэт ставит крест  на своей личной свободе и добровольно записывает себя в Лилино "рабство". Как рассказывал Виктор Шкловский, однажды Поэт был с Лилей в кафе "Приют комедиантов". Уходя, Лиля забыла сумочку, и Маяковский вернулся за ней. Наблюдавшая эту сцену Лариса Рейснер с иронией сказала ему: "Теперь Вы будете таскать эту сумочку всю жизнь". "Я эту сумочку могу в зубах носить, – ответил Поэт. – В любви обиды нет!".
И все-таки обида была. Пожалуй даже не обида, а что-то более серьезное, что бередило душу и отзывалось постоянной тупой болью в сердце. Разве можно было оставаться равнодушным, когда любимая женщина при каждой встрече и в каждом письме говорила о своей любви и в то же время разменивала себя на бесконечные и никчемные романы, как бы пытаясь доказать всем окружающим, что перед нею никто не в состоянии устоять. "Есть что-то наглое и сладкое в ее лице с накрашенными губами и темными веками…", - писал знаменитый искусствовед и художественный критик Ник.Пунин, также оказавшийся неравнодушным к Лилиным чарам. Анна Ахматова была куда строже и возможно ближе к истине: "Лицо несвежее, волосы крашеные и на истасканном лице наглые глаза". Характеристика убийственная, но в главном ("что-то наглое") с пунинской оценкой совпадает.
Летом 1922 года в подмосковном Пушкино Лиля познакомилась с Александром Краснощековым (его настоящее имя Абрам Тобинсон), в те времена крупным советским работником, человеком с необычной судьбой, обладавшим к тому же прекрасной эрудицией и личным обаянием. К моменту встречи с Лилей ему было 42 года, из которых пятнадцать он прожил в Америке,  окончил два факультета Чикагского университета, успел побывать в колчаковской тюрьме, и на посту премьер-министра созданной большевиками марионеточной Дальневосточной республики. Это был человек неординарный, сильный и решительный. К тому же он принадлежал к верхушке тогдашнего советского общества, а таких людей Лиля уважала. Словом, она увлеклась, случился достаточно серьезный роман, и Поэт был попросту отставлен. И не просто отставлен, а на неопределенный срок, без права видеть и общаться с нею. Что чувствовал Поэт, у которого безжалостно отобрали самое дорогое, что у него было? "Раньше, прогоняемый тобою, я верил во встречу, - писал он на следующий день после разрыва. – Теперь я чувствую, что меня совсем отодрали от жизни, что больше ничего и никогда  не будет. Жизни без тебя нет…" Много лет спустя Лиля объяснила свою жестокость стремлением стимулировать творческий потенциал Поэта. "Муки художника, - говорила она, - сублимируются в его творчество, в максимальной степени позволяя ему выразить себя и свои чувства. Лишь благодаря этим мукам человечество получило в дар величайшие образцы любовной лирики". Вот так! Ни больше ни меньше. Но ведь Поэт тоже человек, а не машина для писания стихов, а кроме того, кто-нибудь может сказать что вызывает больший творческий подъем – драма любви или счастье, которое дает взаимная любовь? Конечно замечательно, что в результате "моратория",  наложенного Лилей на их отношения, на свет появилась прекрасная поэма "Про это". А сколько зарубок осталось на сердце Поэта и, кто знает, не они ли подвели его к роковой черте 14 мая 1930 года?


               
               
                «Вы думаете, что Ося Брик
                исследователь русского языка?
                А на самом деле он шпик
                И следователь ВЧК...» 
                Сергей Есенин, эпиграмма
                на Осипа Брика               

 В этой загадочной и малоприятной истории больше вопросов, чем ответов. Никто не может утверждать с достоверностью, что было на самом деле, а что напридумывали недруги Лили и Оси. К тому же, третьим действующим лицом этой истории является Поэт.
                ОПАСНЫЕ СВЯЗИ
               
 Все началось летом 1920 года. В июне Ося неожиданно получил новую работу. Как говорится в сохранившейся в архиве Политотдела Московской ЧК от 8 июня 1920 года, Осип Брик назначается юрисконсультом этого учреждения. С понятием «юрисконсульт» связано вполне конкретное представление о функциях человека, который занимает эту должность. Говоря казенным языком, он должен способствовать соблюдению законов учреждением в котором работает, и защищать его интересы-опять таки, с помощью законов в различных инстанциях и организациях. Кто может всерьез поверить, что всесильная Лубянка соблюдала законы или защищала свои интересы с помощью законов, если основным законом тех лет была «революционная целесообразность» и ради  защиты интересов революции можно было, исходя из «классовго чутья», уничтожать тысячи людей. Что общего было у профессионального филолога и лингвиста, к тому же «социально чуждого элемента» с этой организацией, и какую работу выполнял «юрисконсульт» в ЧК? В годы своей чекистской службы, да и в последствии, Ося любил рассказывать о допросах и кровавых пытках, коим он был свидетель, а как он иногда хвастался, иногда и участник. Какое отношение имел юрисконсульт к пыточным делам и, почему ему надо было присутствовать при допросах и экзекуциях. Может прав был Сергей Есенин со своей злой эпиграммой и Осип Брик и в самом деле был следоваетелем ЧК? И все же главный вопрос в том, каким образом Ося, человек достаточно аполитичный и «социально чуждый» советской власти оказался на работе в этой страшной «конторе». Ведь на работу в это ведомство брали не по объявлению, на Лубянку могли только пригласить. Значит был кто-то в окружении Лили, кто мог рекомендовать Осипа на эту, престижную в ту пору, работу. Служба Оси в ЧК открывала перед Бриками большие возможности. Помимо квартиры в Водопьяном переулке, в центре Москвы, напротив Главпочтампта, которую они получили от ЧК появились возможности  для поездок за границу, что само по себе в те годы, было делом почти невероятным. Первая поездка Лили осенью 1921 гоад в Ригу, а Латвия в то время получила независимость, была явно организована с помощью чекистов. Ведь любому понятно, что без участия соответствующих «компетентных органов», такая поездка состояться не могла. Помимо всего прочего, нужны были деньги и немалые, а советский рубль в те годы не стоил ровным счетом ничего, да и обменивали валюту только по спецраспоряжению кремлевских или лубянских властей. Тем не менее, Лиля жила в Риге четыре месяца, не испытывая никаких денежных затруднений. Провожая Лилю на вокзал, Поэт встретил своего знакомого Льва Эльберта, который служил в Наркомате путей сообщения, но как выяснилось тоже ехал в Ригу,( в одном вагоне с Лилей), по служебным делам, но уже в качестве... дипломата. Много лет спустя, в одном из московских архивов было найдено личное дело Эльберта, который как выяснилось, ни в каком Наркомате не служил, а в 1921 году был особоуполномоченным иностранного отдела ВЧК, который занимался шпионажем и международным террором, уничтожая за границей врагов советской власти. Конечно, вряд ли Лиля была разведчицей, но мелкие поручения ВЧК несомненно выполняла. Она и Эльберту была нужна для установления нужных связей в Риге, ведь мать Лили была рижанкой и там оставались жить ее ближайшие родственники. Так что, схема «мы – вам», «вы – нам» работала безотказно, тем более что Лиля, Ося  да и сам Поэт были абсолютно лойяльны к советской власти. Много лет спустя, под впечатлением рассказа А.Солженицына «Правая кисть» о  перетрудившемся на своей «работе» чекисте, Лиля сказала искренне: «Боже мой! А ведь для нас тогда чекисты были - святые люди!».
       На протяжении 20-х годов, ВЧК(ОГПУ) не оставляла без внимания Поэта и Бриков. Больше того, многие видные чекисты стали почти членами семьи. Самым заметным среди них был Яня Агранов(Яков Саулович Сорендзон), «милый, добрый и застенчивый человек», как полагали , знавшие его люди. Этот милый человек занимал крупную должность, был Секретарем Совнаркома и непосредственно работал с В.И.Лениным, а позже с И.В.Сталиным, которого знал еще со времен сибирской ссылки. Но помимо этой ответственной государственной работы, застенчивый Яня был по совместительству особоуполномоченным ВЧК(ОГПУ) и начальником иностранного отдела. Что это был за отдел и чем он занимался, сказано выше. Как следователь он вел множество громких политических дел, в том числе и дело о мифическом «петроградском заговоре», по которому был расстрелян поэт Николай Гумилев, муж Анны Ахматовой. Кроме того, как свидетельствуют архивные документы, ему был подчинен отдел, занимавшийся надзором за интеллигенцией. Человек, безусловно незаурядный, «надзиравший» Агранов сумел стать своим человеком в среде творческой интеллигенции, окружавшей семейство Бриков. А ведь это были люди, большинство которых, стало городостью российской культуры: Осип Мандельштам, Анна Ахматова, Виктор Шкловский, Борис Пастернак. Вряд ли они, так уж любили советскую власть и Агранов это чувствовал. Не зря же, с его легкой руки к Мандельштаму и Ахматовой приклеилось, ставшее клеймом - «внутренние эмигранты». Анне Андреевне об этом напомнил в 1948 году А.Жданов, в небезизвестном постановлении о журналах «Звезда» и «Ленинград». Борис Пастернак тоже не любил чекистов, но услугами их все же пользовался. В том же 1921 году они помогли его родителям и сестре Жозефине получить разрешение на выезд в Германию. Что же до Лили, то никаких мучительных сомнений по поводу столь полезной для нее дружбы она не испытывала. Напротив, широко использовала любую возможность для того, чтобы с помощью чекистов выехать за рубеж. В июле 1922 года Лиля собралась в Лондон, где в то время проживала ее мать, работавшая в советском торгпредстве. Понадобился заграничный паспорт и она его получила, но недавно найденное досье, заведенное на нее в Наркоминделе, заставляет задуматься, так ли уж чиста и бескорыстна была Лиля Юрьевна. В этом досье, в частности сказано, что заявление о выезде за границу подано 24 июля 1922 года, а паспорт выдан 31 июля, т.е. через неделю. Хорошо известно, что ни тогда, ни сейчас с такой скоростью паспорта обычным гражданам не оформляются. Объяснение этому феномену содержится в записи, сделанной в том же досье. В графе «Перечень представленных документов» написано: «Удостоверение  ГПУ от 19.07.1922, №15073».
В графе «Резолюция коллегии НКИД» ссылки на какую-либо резолюцию нет вообще. При наличии удостоверения ГПУ она была не нужна. Удостоверение выдано за пять дней до подачи заявления в Наркомат иностранных дел и скорее всего, создавало правовую базу для получения загранпаспорта. Словом, это скорее всего была фальсификация, но чья и кому она была нужна,кроме Лили. Ну, а если это не маскарад и Лиля действительно была «сексотом» (секретным сотрудником) ГПУ?
 А что же Поэт, он то  к  лубянским делам имел кое-какое отношение, ведь его недруги до сих пор, твердят что «наследники железного Феликса» были его ближайшими друзьями. Может быть именно он ввел чекистов в дом Бриков и с его подачи Ося получил работу в их «конторе». Косвенным доказательством тесных связей поэта с Лубянкой служат созданные им к 10-ой годовщине ВЧК-ОГПУ стихи, прославляющие доблестных чекистов: « Солдаты Дзержинского Союз берегут», «ГПУ-это нашей диктатуры кулак сжатый», «Зорче и в оба чекист смотри»,  и многие другие. Не обошел поэт своим вниманием чекистов и в поэме «Хорошо». Все, наверное с детства помнят эти строки: «Юноше, обдумывающему житье, решающему- сделать бы жизнь с кого, скажу не задумываясь-делай ее с товарища Дзержинского». Один из видных чекистов Валерий Горожанин, даже сделал Поэту подарок: револьвер с удостоверением к нему на право ношения. Не этот ли револьвер сыграл роковую роль в тот день, когда измученный Поэт «лег виском на дуло». Помимо Агранова завсегдатаем дома Бриков был их давний знакомец Михаил Сергеевич Горб( Моисей Савельевич Розман), личность поразительно бесцветная,(что вообще характерно для сотрудников этого учреждения), присутствие которого в квартире на Водопьяном было не столько желанным, сколько вынужденным. Что поделать, товарищ Горб был заместителем начальника иностранного отдела ОГПУ и руководителем советской резидентуры во Франции. С 1921 по 1926 год он, находясь на нелегальном положении, руководил работой советских агентов в Германии, жил в Берлине и не раз встречался там с Бриками и Поэтом. Конечно, из совокупности всех этих фактов нельзя сделать вывод, о том что Лиля , Ося или Поэт «служили» в лубянских структурах. Но несомненно, отношения о которых идет речь в основе своей имели деловой характер и каждая из сторон извлекала из них для себя большую или маленькую пользу. И еще одно. Нельзя путать эпохи и переносить наше сегодняшнее отношение к чекистам, на  двадцатые годы, тем более что , судя по печальной судьбе, постигшей в конце тридцатых годов практически всех лубянских знакомых наших героев, они были не самыми худшими среди «солдат Дзержинского». Что же касается Поэта и Бриков, то общаясь с чекистами, дружа с ними, выполняя их «скромные просьбы», они почти всегда поступали по совести, с полной убежденностью, что делают правое дело. Так им казалось.

               

                «Какая разница между Володей и
                извозчиком? Один управляет
                лошадью, другой рифмами».

                Лиля Брик, из частной переписки 
         
Лето 1928-го года, солнечное и жаркое было для Лили чрезвычайно удачным. Она съездила в Берлин, где отдохнула от московских забот, посещая кино, театры и , общаясь с множеством знакомых, которые волею судеб, после октября семнадцатого оказались в Германии. Поэт собирался приехать в Берлин, а потому получил от Лили кучу поручений. «Привези икры зернистой, писала ему Лиля, 2-3 коробки монпансье, два фунта подсолнухов, сотню папирос…». «Купила себе, сообщала она, темно-синий вязанный костюм, туфли, часики и четыре носовых платка по случаю насморка». Поэт в Берлин так и не собрался и Лиля поехала в Париж, где несмотря на насморк, устроила себе небольшую интрижку с художником Фернаном Леже. Она отдыхала и зализывала раны после первого в ее жизни неудавшегося романа с кинорежиссером Всеволодом Пудовкиным, которого, как ни удивительно, но Лилины чары не тронули.
      1928 год занимает особое место в истории страны. НЭП доживал последние дни, уже началось массовое раскулачивание и «вредительские процессы», впервые после гражданской войны вновь были введены хлебные карточки. Левая оппозиция была разгромлена, Троцкий отправлен в ссылку, а лагеря были полны заключенных, подвергавшихся «социальной перековке». За стенами квартиры Бриков происходили грандиозные события, но у Лили были другие заботы. Она решила, что ей нужен автомобиль. Сама она его купить не могла, это была непозволительная роскошь, но Поэт хотел совершить  кругосветное путешествие и собирал для этого необходимые деньги. Однако, путешествие так и не состоялось. Лилечке понадобился автомобильчик   и поэт бросился во все тяжкие , чтобы найти деньги. Уехавшему в Париж осенью 1928-го года Поэту, она послала вдогонку письмо, крепко накрепко наказав: «Про машину не забудь… Цвет и форму на твой вкус, только чтобы не была похожа на такси. Лучше «Бьюик» или «Рено». Только не «Амилкар». Когда оказалось, что необходимых денег собрать не удается, Лиля отреагировала незамедлительно: « Щеник! Неужели не будет автомобильчика! Я так замечательно научилась ездить!!! Пожалуйста, привези атомобильчик!!!!». И тут же, с железной хваткой: «Прежде чем покупать машину, посоветуйся со мной телеграфно…». «Автомобильчик» он в конце концов, все же купил и именно «Рено», которое хотела Лиля и вскоре она, пугая прохожих клаксоном, уже гоняла по Москве  на этом зеленом чудовище. Но, перед этим в жизни Поэта произошло событие, едва не изменившее его жизнь.

                «УЖЕЛЬ ТА САМАЯ ТАТЬЯНА...»
   
      25 октября во второй половине дня в приемной частного врача Жоржа Симона, недалеко от Монпарнаса Поэт познакомился с двадцатидвухлетней  русской эмигранткой Татьяной Яковлевой. Встреча эта была не случайной. Ее устроила Эльза Триоле, младшая сестра Лили,               
проживавшая в то время в Париже. Она сама привела Поэта в это место, зная что там будет Татьяна. И сделала это по просьбе сестры. Впрочем, не только ее. Лубянские товарищи внимательно следили за каждым шагом поэта, ведь в любом, поехавшем за границу они видели потенциального невозвращенца. А опасения эти были не напрасны. Дело в том, что во время поездки в Америку Поэт познакомился с Элли Джонс, и как это часто с ним случалось, влюбился. Результатом этого скоротечного романа стала, родившаяся у Элли девочка, единственная дочь Поэта. Так вот, в октябре 1928-го, когда он был во Франции туда приезжала Элли Джонс с маленькой Элли. И Лилия и ГПУ об этой встрече знали и испугались всерьез, что поэт неожиданно ставший отцом, захочет переменить свою жизнь. Вот и была придумана ловушка, а в качестве приманки выступала, ничего не подозревавшая юная красавица Таня Яковлева. Но случилось непредвиденное – Поэт влюбился в Татьяну, влюбился по настоящему. И эта любовь была взаимной. Кто же была эта женщина, вскружившая голову Поэту и заставившая его забыть о Лиле? Таня попала в Париж из Пензы, откуда ее вытащил родной дядя, известный художник Александр Яковлев, якобы для лечения туберкулеза. К моменту встречи с Поэтом, Таня уже ставшая эмигранткой, служила топ-моделью в знаменитой фирме «Шанель». Женщина изумительной красоты, она пользовалась успехом среди парижской богемы. Среди ее поклонников были такие знаменитости, как композитор Сергей Прокофьев и нефтяной магнат Манташев. Так что, появление Поэта не изменило ее привычного образа жизни. Они почти все свое свободное время проводили вместе за столиком кафе «Веплер» на площади Клиши или в кафе на вокзале Кэ д Орсе, вдали от любопытных глаз и только иногда, встречались в отеле «Истрия», где жил поэт. Любопытная деталь: в марте 1914 года, совершая «турне футуристов», Поэт заезжал в Пензу, где познакомился с  очаровательной молодой женщиной. У нее была восьмилетняя дочь – та самая Татьяна, с которой судьба(и Лиля) свели его через четырнадцать лет. А что же Лиля, она  ведь знала об этом романе, но в то что Поэт  может всерьез полюбить кого-то кроме нее не верила никогда. Поэтому в письмах не упрекала его, а давала очередные поручения. « Купи в Париже рейтузы черные 2 пары, рейтузы розовые 3 пары, чулки дорогие, иначе порвутся». Ну, и конечно дорогие духи, бусы и «платье красивое из крепжоржета и еще одно, с большим вырезом». В декабре Поэт вернулся в Москву, привез Лиле «автомобильчик» Рено и кучу красивых тряпок, без которых эта женщина жить просто не могла. А Татьяна? Она осталась в Париже и с этого момента, влюбленные обменивались бесконечными письмами и телеграммами. Телеграммы Поэта в Париж, а он признавал только «Срочные», говорят сами за себя: «Очень затосковал!», «Тоскую невероятно!», «Тоскую по тебе совсем небывало!». К этому времени жизнь для него складывалась не лучшим образом. Он был абсолютно одинок. Лиля, с ее меркантильностью, его уже не интересовала. В семье Бриков он чувствовал себя лишним. На литературном фронте дела шли все хуже и хуже. Распался ЛЕФ, одним из организаторов которого был Поэт, и о котором Борис Пастернак писал: «ЛЕФ удручает меня своей избыточной советскостью…склонностью к буйству, с официальным мандатом на буйство в руках». К этому времени Сталину надоело играть в революционное искусство и он решил разделаться с «левизной» в литературе. Настало время совсем других игр. Поэт этого сразу не понял. Вернувшись из Парижа, он попытался создать РЕФ(Революционный фронт искусств). И опять, из этого ничего не вышло. Победил РАПП(Российская ассоциация пролетарских писателей), который поддерживали на Лубянке. Он еще пытался сказать свое слово в советской литературе, написал и в конце декабря читал близким друзьям у себя на квартире пьесу «Клоп». Рассказывают, что Всеволод Мейерхольд, присутствовавший на читке пьесы, рухнул на колени, крича: «Гений! Мольер!.. Какая драматургия!». Поэт абсолютно равнодушно воспринимал все проявления восторга. Мысленно он был далеко, в Париже, рядом с любимой женщиной. Именно к этому периоду относится ряд его лирических стихотворений, ставших вершиной его любовной лирики. «Письмо товарищу Кострову о сущности любви» и «Письмо Татьяне Яковлевой»,(которое было опубликовано лишь спустя 20 лет, поскольку «певец революции» права на любовь к эмигрантке, разумеется не имел). Теперь уже ни у Лили, ни у властей сомнений не было. «Ты в первый раз меня предал»,-сказала Лиля, прочитав стихи, адресованные Татьяне Яковлевой. Поэту надо было решать - Париж или Москва. Перейти на положение эмигранта он не мог: жизнь без советской атмосферы, без Лили и Оси, без друзей он себе не представлял. Значит надо было «взять» Татьяну( « Я все равно тебя когда -- нибудь возьму – одну или вдвоем с Парижем…») и увезти ее в Москву, но это было абсолютно нереально. «Моя любовь была недостаточно сильна, чтобы с ним уехать», признавалась Татьяна  полвека спустя. Он звал- она не отказывалась и не соглашалась. Тупиковая ситуация предвещала трагический исход. 2 мая 1929 года, когда Поэт вернулся из своей последней поездки в Париж состоялось объяснение с Лилей, настолько бурное, что дело дошло до битья посуды. Но поэт на это никак не реагировал. Было совершенно понятно, что между ними уже нет ничего, что хотя бы отдаленно напоминало сердечную привязанность. Они окончательно разлетелись в разные стороны. Лиля в начале июня на своем «Рено» отправилась в Ленинград, показывать своему очередному любовнику, «дикому киргизу» Юсупу Абдарахманову, «Северную Пальмиру,и заодно купить две пары модных туфель. «Пришли до 4 июля 250 рублей»-таким было единственное любовное послание Лили из Ленинграда. Поэт был прав: действительно, «любовная лодка разбилась о быт».

              «У коровы есть гнездо, у верблюда дети,
                А у меня никого, никого на свете…» 

Лето, осень и зима 1929 года, пожалуй, самый трудный период в жизни Поэта. Он рвался в Париж и никто не знал, чем завершится этот чрезмерно затянувшийся, подогреваемый разлукой и препятствиями роман. «Дальше сентября, назначенного нами, писал он, мне совсем без тебя не представляется». Но миновал сентябрь, наступил октябрь, а кроме писем никаких попыток изменить ситуацию Поэт не предпринимал. 11 октября Лиле пришло письмо от сестры, в котором она писала, что «Татьяна Яковлева, с которой Володя познакомился в Париже... выходит замуж за какого-то виконта и венчается с ним в церкви, в белом платье с флердоранжем». Хотя в конце письма Эльза просила «ничего не говорить Володе», Лиля это письмо зачитала Поэту вслух. Можно себе представить его состояние. Любимая женщина бросает его ради какого-то виконта. Рушится последняя надежда вырваться из заколдованного круга, столь тщательно и мастерски созданного Лилей. Сама история с письмом сильно смахивала на хорошо продуманный и талантливо срежиссированный спектакль, который преследовал вполне определенную цель – лишить Поэта возможности найти свое личное счастье. Больше того, чтобы добить его окончательно, Лиля через сестру сообщила Татьяне, что Поэту отказано в визе для выезда во Францию. Это была чистой воды ложь. Никто ему в визе не отказывал, а до свадьбы Татьяны оставалось почти три месяца и она еще не давала своего согласия на брак с виконтом Дю Плесси. Что ж, для Лили, в ее борьбе за Поэта все средства были хороши. Она считала, что « нормальная семья ему вообще не нужна, а став мужем и отцом, он как творческая личность себя потеряет».  Вероятно, исходя из желания, потушить вспыхнувшую в поэте страсть к Татьяне Яковлевой, Лиля через Осипа Брика знакомит Поэта с молоденькой актрисой МХАТА, первой московской красавицей Вероникой Полонской или Норой, как звали ее друзья. Нора уже четыре года была замужем за актером  того же театра Михаилом Яншиным, но это был скорее брак по согласию, чем по любви. Замысел Лили удался. Поэт не очень затягивал «начальный этап» и роман стал развиваться с невероятной быстротой. Почти каждый день, с пяти часов и до начала спектакля они тайком встречались на квартире Поэта вЛубянском проезде. Для Лили эти свидания не были тайной, напротив, она была им рада, ведь главной опасностью для себя она считала не Нору, а Татьяну. Нора отвлекала, но не умыкала Поэта. Ситуация, однако, решительно изменилась после того как пришла весть о замужестве Татьяны. В начале 1930 года Поэт, от  которого Нора  уже успела сделать аборт, стал требовать от нее развода с Яшиным. Нора тянула время, боясь объяснений с мужем и возможного скандала. Поэт опять оказался в ситуации близкой к критической. Все складывалось не так  как ему хотелось, и он чувствовал себя страшно одиноким и никому не нужным. Михаил Яншин позже вспоминал, что в последние недели жизни Поэта «его лягали и друзья и все, кто мог… После премьеры «Бани» рядом с ним не было ни одного человека…Один, совершенно один!». В самом деле, московская премьера «Бани» в мейерхольдовском театре Революции провалилась с треском. Официальная пресса называла его «трескотней и холодной болтовней, издевательским отношением к нашей действительности». К тому же, Поэт заболел серьезнейшей формой гриппа, который он переносил очень мучительно. Все это, вместе взятое, привело к тяжелейшей депрессии. Трагический конец стал неизбежен. За два дня до смерти он написал свое знаменитое: « Как говорят, инцидент исперчен, любовная лодка разбилась о быт. Я с жизнью в расчете и ни к чему перечень взаимных болей, бед и обид». В этом же письме было обращение к правительству: « Товарищ правительство! Моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо!». Утром 14 апреля 1930 года Поэт привез Нору в свой рабочий кабинет и потребовал, именно потребовал немедленно бросить театр и мужа. Нора пообещала в тот же день вечером переехать к нему, но оставить театр, даже ради него, не могла – так ему прямо и сказала. Она спешила на репетицию, но едва вышла из комнаты, раздался  роковой выстрел.
В последние годы появилось много версий о смерти Поэта, в том числе и версия, что его убили чекисты. Многочисленные экспертизы однозначно свидетельствуют, что Поэт «упал виском на дуло» сам, без посторонней помощи. И все таки, что погубило Поэта? Чекисты, любовная драма, неудачи на литературном фронте или понимание того, что страна вступила в новую эпоху и ему в ней уже нет места? Все вместе и сразу так сошлось, что другого выхода у него не осталось.
Вместо послесловия
В день трагедии Лиля и Ося были далеко от Москвы, в Амстердаме где выполняли какое-то очередное поручение своих друзей из ОГПУ. Были похороны, была масса народа и впереди траурной процессии ехали на казенной машине Яня Агранов и Лиля, на своем «Рено». Лиля добилась своего – правительство признало ее наследницей литературного творчества Поэта(вместе с матерью и сестрами), а Норе Полонской она посоветовала отказаться от своих прав. Через пять лет Лиля под диктовку Агранова  напишет письмо Сталину с призывом извлечь имя и творчество Поэта из забвения. Это было не случайно и почва для обращения была хорошо подготовлена. Поэтому, когда на стол вождя легло письмо, он тут же начертал резолюцию Ежову: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям - преступление…». Так Поэт забронзовел  и стал классиком советской литературы, а Лиля, греясь в лучах его славы, прожила долгую и вполне благополучную жизнь. Ее миновали сталинские чистки и лагеря, ее не тронули  в 1952 году, хотя многие ее друзья попали под колеса карательной машины. Она пережила Осю на  тридцать три года и умерла 7 августа 1978 года, в возрасте  восьмидесяти семи лет, приняв смертельную дозу снотворного.