Освобождение

Глава 1.

Глаза неприятно резанул холодный белый свет. Попытки пошевелиться ни к чему не привели. И правильно, трупам не положено двигаться…
Собственно, трупам также не положено и осознавать факт своей смерти. Как-то очень уж ненаучно. Или от меня прежнего осталась лишь пресловутая душа, которая сейчас возносится в светлые чертоги Рая? Тоже маловероятно: праведником меня назвать нельзя даже с очень большой натяжкой. Разве что зачлось полугодовое ношение крестика на шее да крещение в возрасте столь юном, когда едва-едва выговариваешь названия огромных лиц, склоняющихся над твоей кроваткой. Чертовски забавно.
Нет, на самом деле все эти пропитанные напускной бравадой размышления – следствие непонимания и страха. Страха жуткого, какой испытываешь, только окончательно переставая контролировать ситуацию. Как так получилось, что я видел собственную кончину? Тем более такую нелепую – получить нож в живот от пьяного в стельку идиота. Нечего героя было корчить – тут все ясно. А вот дальше эта замечательная ясность покрывается туманом неведения…
- Пульс учащенный, давление в норме, - донесся из ослепительного далёка скрипучий фальцет.
Это что же такое? Продвинутые ангелы проверяют, как бы я еще раз ласты не склеил?
- Основные показатели в норме, можно обрабатывать, - откликнулся певучий девичий голос.
У меня перехватило дыхание (которого у душ, кстати, вроде быть не должно): что еще за «обрабатывать»?
- Кхм, кхм, замечательно. В этот раз я сам – личность впечатлительная и неуравновешенная, может выкинуть чего-нибудь из разряда B.
Даже на том свете мне не везло – обладатель фальцета вряд ли был намного приятней и симпатичней «певицы».
Мешающее поначалу слепящее сияние вмиг рассеялось, и надо мной склонилось участливое лицо с редкими седыми волосами и бородкой клинышком. Растянув губы в широкой (и не очень-то искренней) улыбке, лицо воодушевленно заявило:
- Добро пожаловать в жизнь, мой друг!

***
Мне оставалось лишь собрать в кулак остатки гордости и мужества и постараться не выглядеть дураком большим, чем я был на самом деле. Правда, после пережитого шока этих самых собранных сил хватило только на судорожное сглатывание слюны да попытки выдавить из себя нечто членораздельное.
- Джулия, милая, введите ему немного успокоительного, - окликнул седовласый доктор (как я его окрестил за белый халат и внешние манеры) свою ассистентку.
Всегда ненавидел шприцы. Дать себя уколоть, пусть даже пользы ради, - что-то вроде негласного согласия на причинение самому себе боли. Мимолетной, слабой, но все же…
Какая же чушь лезет в голову! Видимо, мозги остались в пронзенном финкой теле!
Тело, кстати, вроде бы ощущалось, только надежно удерживалось какими-то стяжками. Богатое воображение не замедлило услужливо нарисовать картину средневековых пыточных приспособлений, от которой я досадливо отмахнулся. Тут намечалось что-то похлеще всех церковных палачей, вместе взятых.
Укол оказался вовсе незаметен – то ли я слишком глубоко ушел в себя, то ли помощница доктора была удивительно сноровиста и опытна. «Ну или просто мертвяки не чувствуют боли», - подкинуло свою версию саркастично скалящееся подсознание.
- Ну что, лучше? – с деланной участливостью спросил доктор. Мне почему-то все казалось, что сейчас он добавит «молодой человек» или «голубчик», но этого не произошло.
Лекарство определенно действовало: я смог наконец-то внятно ответить:
- Немного.
Очень хотелось пуститься в истерику и с истошными воплями вопрошать, какого хрена происходит, но разум подсказывал, что это лишнее. Или же просто введенная доза медикаментов делала свое дело.
- Очень хорошо, - доктор был явно доволен моей реакцией. – Остатки пережитого шока скоро выветрятся. Пока постарайтесь ответить на мои вопросы, хорошо?
- Куда уж лучше, - проворчал я.
Мой собеседник, сделав вид, что не заметил тона и посыла реплики, неожиданно обрушил на меня град односложных фраз:
- Возраст?
- Восемнадцать!
- Национальность?
- Русский!
- Таланты, способности?
- Писательские! – прозвучало слишком громко, но времени сформулировать мягче мне не оставляли.
- Последние воспоминания?
- Смерть! – отчеканил я, в последнее мгновение осознавая, как глупо это выглядит со стороны. Меня наверняка спасли, я лежу в палате больницы, и сейчас в моей карточке корявым почерком выводится «Психически нездоров». Или как там оно фиксируется?
Удовлетворенно кивнув, доктор снова заговорил:
- Где вы сейчас находитесь, по вашему мнению?
- В реанимации… Или в Раю, - терять было уже нечего, зато можно было дать выход накатившей волне непринужденной веселости.
- Самые популярные ответы, свидетельствующие о полной адекватности. Хотя от писателя я ждал чего-то поинтереснее, - бросил в мою сторону укол иронии доктор.
- Никакой я не писатель. Так, балуюсь…
- Тех, кто, как вы выразились, балуется, из пленки не вытаскивают, - заявил эскулап, проверяя какие-то данные на мониторе неизвестного мне устройства.
А, ну точно. Я свихнулся. Или они. Или все сразу.
- Зачем вы так? – возмутилась помощница моего новоявленного сумасшедшего вызволителя.
- Резкий поток воспоминаний быстрее приведет его в норму! Занимайтесь своей работой и не лезьте в мою! – раздраженно бросил доктор, вновь обратив свой взгляд на меня.
- Понимаю, сколько вопросов накопилось, однако вынужден повременить с их разрешением. Отдыхайте, прибывшим положено спать около двенадцати часов. Переход – дело энергозатратное.
И седовласый обладатель фальцета вышел, оставив меня с кучей дилемм и по-прежнему в полном неведении.

***
Спать не хотелось абсолютно, и я скосил глаза, пытаясь оценить обстановку. Собственно, помещение, в которое меня занесло, напоминало самый обычный медицинский кабинет, только часть приборов была абсолютно незнакомой, будто прибыла прямиком из будущего. Мое тело покоилось на хирургическом столе, а ранее слепивший меня «божественный свет» исходил от мощного прожектора, висевшего аккурат надо мной. Больше ничего интересного я не заметил, а потому всерьез задумался насчет предложения доктора о сне – веки и впрямь слипались. Да и вообще, во сне не тревожишься всякими там проблемами вроде «Где я?», «Кто я?» и далее по списку.
- Нет, так все-таки нельзя! – ассистентка, до того ютившаяся где-то на стуле в углу, рывком встала и порывистыми шагами направилась в мою сторону.
А, таки грядут объяснения? Прямо как во второсортном кино: «злобный гений, ставящий эксперименты над несчастными жертвами, удаляется за главным прибором, а его сердобольная пособница решает вызволить бедного пленника…»
Пришлось вновь пинками выдворять непрошеные мысли за дверь точно взвешенного сознания.
- Главное, не дергайтесь и постарайтесь не впадать в обморочное состояние – иначе приборы среагируют, и Джон вернется, - попросила девушка. Именно девушка – мне удалось разглядеть ее получше. Довольно хороша собой, хотя ничего примечательного. Коротко остриженные волосы светлого оттенка, миндалевидные зеленые глаза, гневно изогнутая линия рта… Я бы остановил измученный взор на чем-нибудь еще, но поле зрения кроме лица не попадало ничего.
- Постараюсь покороче, хотя это трудновато… Сейчас ты, - удивительные перескоки с холодного «вы» на свойское обращение давали понять, что ассистентка очень волнуется, - сейчас ты прошел сквозь пленку и вышел в реальный мир… Ах, какая я дура, ты же не знаешь, что такое пленка! Видите ли, каждый человек в современном мире сначала должен пройти через спроектированную специально для него реальность, чтобы познать себя и…
- Зачем выражать наши цели так извращенно? – поморщился распахнувший двери доктор.
Ох и влетит моей добродетельнице!
Впрочем, внезапно вернувшийся Джон… Джон Мильтон, как мне удалось прочесть
на небольшой карточке, крепившейся на груди, не казался рассерженным, скорее просто усталым.
- Взялись нарушать режим и растолковывать все раньше времени – извольте делать это грамотно. Компания за причиненный во время преступления правил ущерб ответственности не несет. А вам стоит вымести из головы все, что сказала эта юная леди, и запомнить, что предписания врачей – не шутки. Впрочем, теперь-то вам будет точно не до сна, – вздохнув, доктор, уселся близ стола, на котором я лежал. – Ваш мозг не сможет должным образом воспринимать поданную информацию, но отступать поздно. Можете потом написать жалобу на отдел – переживу.
Я взглянул на девушку, которую Мильтон звал Джулией – та стыдливо потупилась и потихоньку отступала к выходу.
- Итак, - продолжал тем временем доктор, - моя непутевая ассистентка была права: только сейчас вы оказались в настоящей реальности. До этого выше тело и сознание пребывало в так называемой пленке – мирке, собираемом для каждой новорожденной особи. Собственно, ее вы успешно покинули.
- А зачем… - хотел было спросить я.
- А перебивать не стоит. Мне известны все вопросы прибывших – не вы первый, не вы последний. Зачем? Чтобы понять, достоин ли появившийся на свет человек занять место в общине.
- Достоин ли?
- Ах да, в вашем мирке постулаты гуманности не подвергали сомнению то, что жизни заслуживает всякий. Интересное условие, насколько помню, для потенциальных великих деятелей с достаточно развитой фантазией. Ничего, перестроить ваше мышление, освободив его от лжепринципов – дело, в общей сложности, недели. Просто зарубите себе на носу, что кого попало наружу не выпускают.
- Что-то вроде «Матрицы»? – блеснул я своими познаниями, набранными, по утверждению Джона, в несуществующем мире.
- Не помню, что это… Книга? А, неважно, просто одно из подготовительных пособий. В собранную Вселенную всегда добавляют подобную пищу для размышлений: мол, мир вокруг – выдумка или бред. Ну, это чтобы психика личности в пленке закалялась и готовилась к переходу, - пояснил доктор. Откашлявшись, он продолжил:
- Вернемся к пленке. Погрузив человека под нее, наши специалисты смотрят за его поведением. Каковы его занятия, как себя ведет, чем живет и о чем думает – самые разнообразные сведения собирают наблюдатели.
- Своеобразный экзамен?
- Да, пожалуй.
- И те, кто его проходят, оказываются здесь?
- Да вы проявляете чудеса сообразительности, - я решил пропустить мимо ушей едкое замечание Мильтона и задал мучающий меня с начала рассказа вопрос:
- А те, кто… не понравился наблюдателям?
- Уничтожаются вместе с миром, - равнодушно пожал плечами мой собеседник.
- Это же неправильно! Они даже не знают! – задохнулся я от ощущения вопиющей несправедливости.
- В этом и суть. К тому же, мы даем намеки – фильмы, книги, музыка, случайно услышанный разговор. Все это способно подсказать мыслящему пленочнику о том, как следует себя вести и что делать.
- Но есть и подвохи?
- Есть. Прибывшего в наш мир не должен столкнуть с дороги первый попавшийся аргумент против верной модели существования. Вам волноваться поздно – путь пройден.
- А другие…
- Я что, зря чешу языком?! - взорвался доктор. – Других не было и нет! Иллюзия, созданная электроникой! Фон! Препятствия! Не более! Ладно, это сложно принять с ходу, - голос слегка смягчился. – Собственно…
Что там «собственно», узнать мне не довелось – где-то снаружи послышался невнятный гул, приглушенные толщей стен яростные крики, а затем по зданию прокатился стонущий отзвук взрыва. Ровный мягкий свет ламп наверху превратился в неяркое неверное мерцание, несколько загадочных приборов повалились на пол, но самые интересные метаморфозы происходили с лицом Джона. Я всегда думал, что выражение «белый как мел» носит чисто литературный характер – но один лишь взгляд на доктора убедил меня в обратном. Абсолютно ошарашенный, вмиг осунувшийся, он растерял всю свою величавость и педантичную строгость. Мелко дрожа, Мильтон отступал к двери, а, уткнувшись в нее спиной, задушено вскрикнул и с неожиданно сменившим апатию судорожным волнением выпалил:
- Доза, быстро. Я на пульт. Доставьте в камеру, - оставив меня и помощницу наедине с этой сумбурной скороговоркой, испуганный врач бросился вон из комнаты, хлопнув обитой железом дверью.
Как-то плохо у них с дверями. Такие продвинутые – нет, чтобы все сделать цивильно: нажал на кнопочку, и механические створки плавно раздвинулись, впуская… Да уж, разум любит подкинуть пищу для размышлений в самый подходящий момент.
Краем глаза я уловил какое-то движение. Кажется, моя скоропалительная подруга, сбросив оковы охватившей ее давеча робости, исполняла непонятные мне указания Джона.
Доза. Доставить в камеру. Происходившее здесь пахло дурно, и, похоже, я нечаянно оказался источником этой вони (какая неприглядная двусмысленная метафора!). Источником, который очень хотели побыстрее устранить.
Нет уж, хоть медики и выглядели доброжелательными друзьями, полностью отдаваться в их власть я намерен не был. Надо что-то делать. Вот только всякий мой героический порыв был бы весьма грубо и нетактично пресечен чертовым столом, инквизиторские приспособления которого по-прежнему крепко зажимали меня в тисках.
Я беспомощно завертел головой, пытаясь найти ключ к спасению – ни намека. Зато удалось разглядеть, чем там громыхала девушка – предельно сосредоточившись и не поддаваясь панике, она набирала какую-то прозрачную жидкость в небольшой шприц.
Я уже говорил, что ненавижу шприцы?
Попытался пошевелить руками, ногами – все так же тщетно. Никаких идей. Вот так оно и заканчивается – в заоблачных фантазиях ты шутя выбираешься из любой передряги, сметая всякое препятствие на своем пути, а суровая реальность не дает даже с места сдвинуться.
Комната сотряслась от очередного взрыва, гораздо более сильного. Жалобно взвизгнув, разлетелась одна из лампочек под потолком, с оглушительным грохотом повалился на пол железный шкаф. Раздалось невнятное ругательство – кажется, у Джулии возникли небольшие проблемы. А лучше бы большие – может, все же удастся…
Внезапно меня прошиб совсем легкий разряд тока, пробудивший миллионы немедленно забегавших по телу мурашек. Передернувшись, я готов был окончательно разочароваться в качестве местной техники, но тут внезапно почувствовал уже полузабытое ощущение свободы. Моей неволе, кажется, пришел конец – замки креплений больше не были затворены. Взрыв ли помог мне, божье провидение или слепой случай – на это было плевать. Максимально эффективно использовать нежданный подарок судьбы – вот та задачка, с которой нужно было разобраться. Немедля.
Я неуклюже опустил на холодный пол одеревеневшие ноги, стараясь производить как можно меньше шума. Впрочем, мне и здесь повезло – то тут, то там громыхало, трещало и звенело, так что шлепанья моих босых ступней было не услышать. Я, чуть пошатываясь, побрел к двери, но внезапно меня словно громом поразило. Закостеневшее после смерти (или пленки, или чего еще там – черт его знает) сознание соизволило подсказать, что просто избежать встречи с миленькой Джулией – не вариант. Как только она хватится исчезнувшего пациента, то наверняка сообщит Джону, поднимет тревогу… И тогда мне не выбраться.
Развернувшись и приподнявшись на цыпочки, я разглядел доселе скрываемую от меня громадой хирургического стола медичку – она, присев на колени, шарила под столом. Видимо, во время этой свистопляски уронила заветную иголочку, предназначенную для моего многострадального тела. Я сделал несколько шагов в ее сторону.
- Все очень просто, - защебетал в голове приторно-ласковый голос, - подходишь сзади, хватаешь ее за волосы и со всей дури колошматишь головой об стол. Иначе не уйти.
- Но… но… - я изо всех сил противился заманчивой идее, мигом разрешающей все проблемы. - Вот так подкрадываться сзади к беззащитной женщине…
- Беззащитной женщине, которая хочет усыпить тебя, словно состарившегося пса, - не преминул дополнить картину голос, сгоняя налет сострадания с моего контраргумента.
- Она единственная, кто пожалел меня…
- И чуть не поплатилась за это. Второй раз не рискнет. Все люди думают только о себе, ты же знаешь… ЧЕРТ, ты сам писал об этом до того, как эти психи вырвали тебя из уютного уравновешенного мира! Ты слышал доктора! Они все здесь помешаны на порядке и пригодности, по сравнению с ними любые фашисты – просто сопляки и недомерки! Тут уничтожают целые Вселенные, и может, эта самая Джулия только вчера стерла парочку миров ради собственного каприза! Она – препятствие. А все думают только о себе. И ты не исключение. Делай, что должен, иначе твое рыцарство тебя же и погубит!
Весь этот внутренний диалог пронесся в мозгу за доли секунды, но эти доли абсолютно лишили меня всяческого энтузиазма и сил. Я знал, что необходимо предпринять для собственного спасения. Но не мог.
Девушка, кажется, наконец отыскала пропажу: сжав что-то в руке, она поднялась с колен… И именно тогда я решился.
Будто повинуясь чьему-то приказу, на все еще ватных ногах ринулся вперед. За пару мгновений оказался рядом с Джулией, которая, почуяв неладное, только-только начала разворачиваться. Получивший в свое распоряжение всю накопленную силу организма, к виску докторши понесся не особо внушительный (да, я самокритичен) кулак. Уж не знаю, откуда у меня взялась энергия на все это – видимо, свое дело сделали стресс и будоражащий кровь адреналин.
Удар, который по моим расчетам должен был уложить Джулию, оказался недостаточно мощным: она, охнув и покачнувшись, уперлась спиной в выступающий ровный край стола, оперлась на него левой рукой, и, оттолкнувшись, с неожиданной яростью бросилась на меня. На удивление сильные для такого хрупкого на вид создания руки потянулись куда-то к горлу – мне сразу же вспомнились многочисленные фильмы, где герои быстро и эффектно вырубали противников при помощи легкого нажатия на сонную артерию. Легким нажатие в моем случае быть не обещало, но вот хорошего точно ничего не сулило.
Сопротивляться – вот залог выживания. Предельно напрягшись, я сумел каким-то чудом вывернуть подмятую весом Джулии руку, слепо зашарил ею по столу, на который чуть раньше была опрокинута моя соперница. Пальцы сомкнулись на рукояти чего-то увесистого – и тут же шею сдавили чугунные тиски ладоней медички. В глазах потемнело.
Но нельзя было сдаваться. Я, как и всякий человек, считал себя главным героем в этой игре – а они не кончают свои дни вот так нелепо. Уж как-нибудь потом, в более подходящей обстановке.
Слепой (прицелиться было никак нельзя) взмах нащупанной железякой – и успех. Мое импровизированное оружие достигло мягкой податливой плоти, и комнату огласил полный боли крик. Стальная хватка на горле немного ослабла, но и этого было достаточно. Беспорядочно молотя Джулию по голове, другой рукой я оттолкнул ее на пресловутый стол, и, не дав девушке опомниться, обрушил сверху еще один град ударов. Теперь я был королем положения, с точностью рассчитывая каждый взмах смертоносным инструментом (кажется, это оказался хирургический молоток, но разглядывать его поближе у меня не возникло никакого желания). Поначалу пытавшаяся сопротивляться, моя противница постепенно затихала, но это не остановило меня. Я бил, бил и бил, пока лицо ассистентки не превратилось в кровавое месиво. И лишь тогда мое в очередной раз занесенное орудие замерло в воздухе, прекратив свой ужасающий полет.
Тяжело дыша, я оглядел результат своего безумия – к горлу подкатил тошнотворный комок. Вроде бы в такие моменты положено чувствовать растерянность и сожаление, оставленные на прощание испарившимся состоянием аффекта, но я ощущал только усталость, отвращение да угасающий мало-помалу гнев.
- Это вместо жалобы на отдел, - сипло прохрипел я неизвестно как пришедшие на ум слова. При жизни (нежизни?) мне явно нужно было смотреть поменьше дешевых боевиков.
Я медленно поволочился в сторону двери.