Студенческие годы. алма-ата. глава 2 сельхозработы
«Только в совместном труде с рабочими и крестьянам по-настоящему стать коммунистоми можно»
В. И. Ленин
Из речи на III съезде комсомолов
После объявления, что наш курс едет на уборку хлопка, сборы наши были не долги. Лично я, в чём ходил на лекции в институте, в том и поехал на сельхозработы. Все мои необходимые нехитрые вещички были уложены в чемоданчик с двумя замочками. Самым ценным было письмо от Гали, полученое накануне.
В своём ответе я написал, что нас посылают на сельхозработы, но куда, я не знаю, и поэтому от меня долго не будет писем, но я ежечасно с большой нежностью думаю о ней и вновь переживаю те чудные мгновения, когда мы были вместе.
Посылали нас на уборку хлопка в Чимкентскую область, километров на 500-600 южнее от Алма-Ата, на границе с Узбекистаном, в целинной совхоз «Пахтаарал» на землях Южной Голодной Степи раскинувшейся на левобережье Сырдарьи по выходе её из Ферганской долины, общей площадью
К месту работы в Чимкентскую область мы ехали больше суток, так как поезд шёл внежелезнодорожного расписания, пропуская все встречные и другие скорые поезда.
В грузовом вагоне были устроены сплошные нары, на которых мы спали вповалку, не раздеваясь, в тех верхних одеждах, которые были на каждом из нас. Ехали весело. Группа хорошо знала друг друга. Один я был «чужаком», «инородным телом». Да меня никто пока и не задевал.
Эшелон со студентами КазПИ им. Абаи из Алма-Аты прибыл на станцию Белые Воды к ночи на вторые сутки пути с многочисленными остановками на полустанках, где со свистом и грохотом на стыках стальных рельс мимо нас проносились скорые и литерные поезда. До утра мы остались ночевать в вагонах. Запертые в душных вагонах, утомлённые длинной дорогой, студенты сладко продолжали спать, не обращая внимание на остановку поезда и не останавливающуюся жизнь станицы. Эшелон загнали на запасной путь и оставили в покое до утра
. С восходом южного жаркого солнца жизнь вокруг эшелона оживилась, как на восточном базаре. К поезду были поданы автобусы и бортовые грузовые автомашины, оборудованные под перевозку людей. По вагонам пошли представители совхоза, уполномоченные сопровождать студентов к месту работы. Нашему курсу выпало село Советское, за 41 километр от станции, совхоз «Пахта –Арая». Доставили нас туда по грунтовой пыльной дороге в двух автомашинах прямо на полевые станы хлопковых полей, отделяющих друг от друга широкими поливными каналами в которых медленно и текла небольшая мутная, не прозрачная вода. На полевом стане, среди бескрайних хлопковых плантаций, были оборудованы спальные места для ночлега, кухня и столовые столы под лёгким навесом, ручные умывальники и кабинки туалетов с буквами «М» и «Ж».
Был организован подъём в 7 часов утра, завтрак до 8 часов и работа по ручному сбору хлопка до 8 часов вечера с перерывом с 12 до 3-х на обед. Норма сбора чистой хлопка-ваты 35 кг. в день.
Меню ориентировано на нормы общепита, довольно однообразное, с элементами южного национального колорита: плов, лагман, кульчитай, лепёшки, чай сладкий и арбузы на десерт. Для работы на кухне для раздачи и мытья посуды ежедневно выделялось по два дежурных.
Если год назад я работал на уборке урожая зерновых и картофеля по осенней слякоти, хмуром небе и холодном ветре от которого пробирало до костей, то нынче на безоблачном блёкло-голубом небе, щедрое, сияющее, обжигающее солнце, от лучей которого некуда спрятаться, так как ровным и гладким, как стол полям длинные, почти до горизонта хлопчатника, высотой едва выше колена, так что выбирать вату из раскрытых коробочек бывших цветков приходится в согнутом состоянии, подставляя горячим лучам солнца спину. На всех полях ни одного деревца, ни одной тени, куда бы можно было укрыться, чтобы передохнуть.
Работа на уборке урожая для большинства студентов является трудовой каторгой, если учесть, что в массе своей это дети интеллигенции в первом поколении, да из числа горожан, не привыкшие к физическому, да ещё сельскохозяйственному труду во всём своём своеобразии на ……. природы, под открытым небом, при любой погоде, примитивном, ручном труде.
Мне, может быть, было легче, чем другим. Я вырос в деревне. В годы войны едва не умер с голоду. В начальных классах нас посылали на колхозные поля летом на посевах пшеницы собирать «черепашек»- вредителей, а после уборки – подбирать колоски, чтобы не пропало ни одно зёрнышко.
В старших классах уже после войны нас мобилизовали на уборку овощей и сахарной свеклы.
После девятого класса за время летних каникул я фактически сам изготовил кирпич (сырец) и возвёл стены жилого дома, где ныне проживают родители. Кроме того идеалом моих юных лет был Павка Корчагин Николая Островского и его девиз: «Только вперёд! Только на линию огня!». Поэтому ни примитивные жилищные условия, ни однообразное питание, ни отсутствие культурного досуга, за исключением чтения книг, ни утомительный труд сборщика хлопка в условиях удушающей жары под лучами сверкающего солнца не угнетали меня. Я сознавал, что это надо, а раз надо значит надо, поэтому я взбадриваю себя стихами Маяковского: «Это мой труд вливается в труд моей республики». Практически я выполнял норму сбора хлопка ежедневно. Находились и такие, кто пролежав почти весь рабочий день между рядками растений, прячась под канаром (мешком для сбора)от солнца, при сдачи хлопка приёмщику-весовщику, подкладывали разные тяжести внутрь.
Кормили всех одинаково, расходы на питания покрывали за счёт общего заработка.
Если зарплата моей мамы, бухгалтера районного отделения госбанка, в месяц составляла 920 рублей, то мне за полтора месяца работы в окончательный расчёт было выдано 357 рублей 78 копеек. Это был мой первый большой заработок. Должной организации и учёта нашего труда и здесь его, как и в Новосибирске, не было.
Пробыв на работе по сбору хлопка 6 недель, мы к концу октября, вернулись вчудесный, утопающие зелени тополей, акаций и коргачей, город Алма-Ата. За время сельхозработ я безболезненно влился в новый для меня коллектив учебной группы и стал полноправным её членом, поэтому с возобновлением учёбы я уже не чувствовал себя чужаком в аудитории. Навыки лидерства, приобретённые мной в последние школьные годы, во время учёбы в институте развились и укрепились. Я не лез специально в «командёры», просто всегда занимал активно жизненную позицию (иногда даже в ущерб личным интересам), всегда старался быть честным и правдивым, искренним в выражении своих чувств, как симпатии, так и антисимпатии.
Где бы я ни был, чем бы ни занимался, моя душа всегда была полна Галей, чей милый образ я хранил и берёг в своём сердце. Теперь она была моей («ты моя, сказать лишь могут руки, что срывали чёрную чадру»). Расстояние пути сократилось в десять раз – до дому рукой подать, а до Фрунзе 4-5 часов на скоростном автобусе и 3-4 часа на таси.
Приближались праздничные дни 38 годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции. 38 лет нового общественно-экономического уклада жизни. Как это мало, это только я сейчас понимаю, а тогда, да и десятилетия позже, советскую власть я воспринимая как изначальную и постоянно существующую данность. Вся классовая борьба оставалась где-то там, в далёком прошлом, в дни революционного восстания и в годы гражданской войны, которые выпали на детские годы моих родителей – папы и мамы, а что касается их родителей, моих дедушек и бабушек, которые были не только свидетелями, но и участниками тех грозных смертельно-кровавых, братоубийственных событиях, чтобы вместо тезиса: «человек-человеку-волк» утверждать лозунг «человек человеку – друг, товарищ и брат», соблюдая принцип «если враг не сдаётся, его уничтожают». И мало того, то ещё: «кто не с нами, тот против нас». А все мы объеденены общей великой целью, построить светлое будущее - самое гуманное и справедливое общество на земле, имя которому «коммунизм».
Всё, что было до моего появления на свет божий, до моего личного осознания, как личности, было также далеко как нашествия Наполеона. Был царь и помещики, были крепостные, потом появились буржуи и фабричные рабочие – «пролетариат». Потом произошло восстание бедных против богатых. Бедные – красные. Богатые – белые. Красные победили белых и утвердили Советскую власть – власть народа, правда не всего, а «трудящегося». Был выдвинут лозунг: «Кто не работает, тот не ест!». Но ели-то все. Более того, как стало потом понятно, что почему-то от жизни берёт больше тот, кто меньше всего ей даёт.
Раб никогда не жил лучше своего господина. Ликвидация всеобщей неграмотности трудовой части народа, организованной Советской властью, начиналось с написанием фразы: «Мы – не рабы, рабы – не мы». Воспитанное в школьные годы чувство высокого патриотизма победоносной страны над фашисткой Германией, чувство свободного гражданина свободной страны, которая спасла мир от коричневой чумы, я пронёс через свою мою трудовую жизнь вплоть до разрушительных лет реставрации капитализма на всем пространстве СССР – первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян. В былые, зрелые годы я не осознавал, что опасность разрушения нового социалистического строя, проистекает из самой природы человека и созревает в самом обществе, в отрыве органов власти от народной массы, которая делегировала власти свои полномочия. Под прикрытием демагогических лозунгов о расширение прав и свобод граждан, была реставрирована демократия буржуазная, т.е власть, а значит диктатура капитала.
Теперь мы в одночасье из «товарищей», превратились в «господ» и соответственно в своём устройстве жизни общества отброшены на все 70 (если ни на 100) лет назад. То, чего не смог сделать Гитлер, объединив под своим началом весь военно-экономический потенциал «цивилизационной» Европы, без особых трудов сделала партийная номенклатура (Горбачёв и Ельцин занимали высшие посты в государстве) в купе с завлабами и другими захребетниками. Все они дети Иуды Искориота, они росли и созревали среди нас и рядом с нами, когда мы с утра до вечера горбатились под палящими лучами солнца на сборе хлопка, а они укрывались лёжа в тени между рядков растений. При этом за столом захватывали места ближе к котлу и ели не меньше нашего.
НАШЕ НОВОЕ РАНДВУ
«И жить торопиться и чувствовать спешить»
( Из школьного альбома
Собираясь, во что бы то ни стало на праздничные дни 38 годовщины Октябрьской революции съездить домой, чтобы повидаться с Галей, я специально обошёл некоторые магазины, чтобы купить для нее какой-нибудь сувенир-подарок на память. И не нашёл ничего лучшего как в одном из комиссионных магазинов купить маленькие, кирпичиком, блестящие, никелированные, наручные часики, чтобы Галя всегда могла помнить обо мне. Наручные часы в те годы были величайшей редкостью.
Сославшись на здоровье родителей (перед этим я получил письмо из дому, в котором мама жаловалась на своё недомогание) я за два дня до праздника у декана факультета Исмаила Мамбетова выпросил разрешение съездить домой. И вот спустя два месяца я снова катил в автобусном экспрессе через перевал Курдай домой.
По приезду во Фрунзе я сразу с автостанции на троллейбусе поехал в центр города, где в общежитии университета проживала Галя. Когда я зашёл в комнату, где она проживала, там было несколько студенток, которые только что вернулись в общежитие после окончания учебных занятий в университете.
Моё появление было полной неожиданностью, так как не мог уведомить Галю о времени своего приезда, так как не мог предопределить всех обстоятельств. Встреча наша была пронзительно радостной. Всё вокруг растворилось и исчезло, были только я и она. Я вовсю ширь распахнул свои руки, а она с восторгом бросилась ко мне на грудь, и я заключил её в свои жаркие объятия. Она, прерывая дыхание, сладостно шептала: «Вовка! Милый, это ты! Не верю! Наконец-то ты рядом!» Я целовал её глазки, её щёчки, впился в её сладкие губки и шептал: «Моя, моя, моя». И хотя у Гали на завтра ещё были занятия, а 7 ноября надо было идти на праздничную демонстрацию, было решено уехать вместе со мной домой.
Перед поездкой на автостанцию мы побродили по городу, в дубовом парке у кинотеатра «Ала-Тоо», в павильоне «Соки и минеральные воды», выпили по стакану виноградного сока, съели по вафельному стаканчику мороженого «пломбир» и экспрессом «Фрунзе – Кара-Баста» отправились домой. Сидя рядом, мы чувствовали прикосновения друг к другу и таяли от счастья. На остановке в центре села Беловодское, нам пришлось расстаться. Галя вышла из автобуса и пошла домой, а я поехал дальше до своей Петровки.
Время шло к закату солнца. Дома меня не ждали. Встреча была радостная. В домике, который я строил два года назад, будучи ещё учеником 9-го класса, было уютно, тепло. Мама снова накрыла стол. За нехитрым ужином мы поговорили что, где, да как. Родители жалились на состояние здоровья («у кого что болит, тот о том и говорит»), восьмилетний братец вертелся у меня на коленах, я скупо рассказывал о своих студенческих буднях, работе на сборе хлопка, умалчивая о Гале.
СМОТРИНЫ
«Не по хорошему мил, а по милу хорош»
(Из школьного альбома)
Наутро, едва поднявшись ото сна, я засобирался в Беловодск до Гали. Родители чинить препятствий не стали, пожелали, чтобы я вернулся к обеду и показал бы им Галю, которую они знали просто так.
Я подкачал шины у велосипеда и вихрем помчался по накатанному пути к заветной калитке. В этом доме мне тоже были рады. Встретили с живым интересом, сиянием добрых глаз. Отец Иван, стройный мужчина, с седеющей курчавой головой, с черными, казачьими усами с веселой шуткой заметил: «Э-ээ, да у тебя тоже выросли усы!» Кстати, я всю жизнь тоже проходил с усами и никогда их не сбривал, только сейчас, когда я пишу эти свои воспоминания, усы мои стали такими же белоснежными, как и голова. Усы, эта одна из тех приобретений юности, которым я остаюсь верен до своих последних дней.
Несмотря на такую приветливую встречу, я чувствовал себя несколько неловко, скованно, потому что у меня была тайна, тайна сердца, о которой я думал, что они не знали. Но они-то все видели в полный рост, и понимали, почему я являюсь таким частым гостем в их доме, что ещё в школьные годы в шутку окрестили меня: «наш зять». Но как видно, нет ничего правдивее, как хорошая шутка.
Спустя какое-то время, я Гале сказал, что мои родители хотели бы на праздничном обеде видеть её у себя, на что она согласилась. Как в былые школьные годы, я посадил её впереди себя на раму велосипеда и нажимая на педали, покатил в Петровку.
Так Галя первый раз оказалась у нас в доме. Родители мои встретили её с любопытством, доброжелательно. Мамы и отчим хорошо знали её родителей и особенно отца Ивана Николаевича, который, как и они работал бухгалтером в колхозе и был известной личностью на селе.
ПАССАЖ
«Устами младенца глаголит истина»
(Из школьного альбома)
Мы же с Галей испытывали некоторую неловкость от этих «смотрин». Зайдя в дом, где сразу за сенями была передняя – «гостиная», она же кухня, мы поздоровались. Я сказал: «Вот это Галя» - и мы прошли во вторую комнату – «спальню», прикрыв за собой дверь. Мы сели за стол и только начали приходить в себя от смущения первой встречи, как дверь приоткрылась и из-за неё высунулась ушастая голова братца Валика с блестящими от любопытства глазами и он автоматически выпалил: «Сказал, посмотри, там Вовка невесту привёз!». Мы так и обомлели, но что делать, устами ребёнка, впервые во всеуслышание была озвучена истина. По сути своей Галя действительно была моей невестой.
Едва мы отошли от некоторого смущения, нас позвали обедать. Мать накрыла праздничный стол. Отчим Семен Васильевич налил в стаканы вина и провозгласил: «За день 7-го ноября, с праздником!» И когда Галя протянула руку, чтобы «чокнуться», рукав её чёрного платьица натянулся, обнажив запястье милой ручки, на котором заблестели подаренные часики, и тот час же раздался удивлённый возглас братца-Валика: «Мама! Вот те часы, которые Вовка вчера привёз!» Так была открыта вторая «тайна». Воцарилось неловкое молчание. Тайна заключалась не только в том, что я привёз, а в том, как они узнали о ней, так как я им ничего не показывал и не говорил. После затянувшейся паузы, отчим сказал: «Ну, давайте выпьем!». И мы выпили, и начали есть. Разговор наклеился. Неловкость атмосферы так и осталась висеть под низким потолком. Так поговорив о том, о сём, вокруг да около, обо всём и не о чём – разговора задушевного, семейного так и не получилось. После обеда я увёз Галю в Беловодск, где и пробыл у неё почти до утра.
РОДИТЕЛИ В ШОКЕ
«Любовь не картошка, не выбросишь в окошко»
(Из школьного альбома)
А возвратившись домой, я имел с родителями не приятный для меня разговор. Мама жаловалась на болезнь желудка, отчим многозначительно кряхтел. Оба упрекали меня в том, что меня они мало видят и что я просто «отбился от дома» и « не собираешься ли ты жениться», что для этого ещё время не подошло, так как сначала надо окончить учёбу в институте, и что они всегда находятся в затруднительном материальном положении и не могут посылать мне денег больше, чем посылают (200-250 рублей в мес
Дождавшись начала дня, я первым же проходящим автобусом «Кара-Балта – Фрунзе» выехал в город на автостанцию, где удачно пересел на автобус в Алма-Ату. Рейсовый автобус Лаз, оборудованный мягкими креслами с высокими спинками, с большими окнами, закрытыми оранжевыми шторками, мягко катил по асфальтированному шоссе, убаюкивал монотонным ропотом дизельного двигателя. Я ехал вперед, а мысли мои оставались позади, я вновь и вновь прокручивал в своей памяти незабываемые часы встреч и свидания, разговора с родителями, и испытывал тоску расставания. Дорога укачивала и я, утомленный, незаметно уснул под храп многих пассажиров.
Свидетельство о публикации №214032302053