Относительная справедливость

     Говорят, что ни к чему нельзя относиться категорично, что у всего есть как минимум две стороны и что даже кажущееся совершенно однозначным явление на поверку может оказаться вовсе не таким однозначным. Но разве само это суждение не категорично? Оно строго ограничивает свободу Случая, устанавливая для него условия. Всё неоднозначно. Но действительно ли всё?
     Может ли человек быть абсолютно плохим, так сказать, сосредоточить в себе всё негативное и злое, что в изобилии свойственно роду людскому? Наверное, нет. Всё зло в нём просто не поместится. Но вот не абсолютно плохим или, так сказать, не хорошим человека представить можно и это довольно легко.

     Как раз такой очень нехороший человек жил в славном городе Семилиаре, который чуть ли не официально называли Жемчужиной Империи, поскольку сюда стекались все сливки общества. Нехороших людей здесь было довольно много. В обществе даже складывалось мнение, что чем больше на человеке золота и драгоценных камней, тем хуже человек. Хуже, поясняли в обществе, значит злее, глупее, бесполезнее. Но мало ли, что там говорит общество. Сливкам на общество плевать и они продолжали стекаться.
     Объект повествования был выдающейся личностью. Он выделялся из городских сливок имперского масштаба словно массивный и нерастворимый сгусток чего-то крайне неприятного, явственно намекающего на качество этих самых сливок. Он был очень, чрезвычайно нехороший человек. Нужно обозначить эту его характеристику сразу, чтобы не возникало даже мысли усомниться в личности сего индивида. Впрочем, он ни разу не давал повода для возникновения подобных мыслей. Но перейдём к конкретике.
     Итак, жил этот плохой человек в городе и творил свои плохие дела и делишки среди горожан и имперской богемы. Звали его Гордий Полипус. Все двери властных кабинетов были открыты перед ним благодаря его колоссальному состоянию и мудрым вложениям частей этого состояния в светлое будущее и сытое настоящее тех или иных формальных правителей мира сего. Те же двери, которые не желали ему открываться, Полипус либо обходил стороной, либо заколачивал. Последнее он делал не только фигурально, но порой и буквально. Человек, пытавшийся избежать сомнительной радости общения с ним, скрываясь за своей дверью, рисковал лишиться всего и впасть в немилость Высшего Света, ведь незаметно для всех Полипус из простого гостя на высокосветском балу стал его хозяином и по собственному усмотрению менял музыку.
     Парадоксально, но ни император, ни его наместник не ведали о Гордие Полипусе, а точнее – о настоящей сущности этого человека. Их осведомители, подрабатывавшие по совместительству на самого Полипуса, докладывали о нём исключительно как об имеющем странные привычки и довольно тяжёлом в общении меценате, филантропе и светском льве. Императору было не до меценатов, а наместник откровенно брезговал общением с Полипусом и ему подобными, поэтому вся его деятельность по оплетению государства своими сетями оставалась для них неведомой.
     При этом самой гадкой чертой Гордия Полипуса было то, что он был совершенно неуязвим и непорицаем. Все прекрасно знали о некоторых, прямо скажем, специфических наклонностях и особенностях сей персоны, однако никто не мог ничего с ним поделать. Вернее, никто не хотел ничего предпринимать. Просто не хотел. Почему? Наверное, они боялись сковырнуть этот массивный фурункул и быть облитыми с ног до головы его содержимым. Это ведь был гнойник городского, даже имперского масштаба, во всех смыслах выдающийся гнойник.

     Семилиар был городом контрастов. И поэтому здесь относительно легко можно было найти человека, во всём отличного от Гордия Полипуса, его почти полную противоположность. Кстати, оговорка «почти» обусловлена, как это ни банально, одинаковым полом этих противоположностей. Полипус жил недалеко от Императорского дворца, а его антипод ютился в скромном домишке в торговом квартале. Полипус имел власть и деньги (хотя эти понятия вполне можно отождествить, ибо одно трудно представить без другого), его противоположность имела лишь обязанности и права, притом последних было во много раз меньше, чем первых. В конце концов, Полипус был плохим, а его антипод - хорошим. Имя антипода было Сервий Благус. И был он законником.

     Благосклонной волею проведения, пути этих двоих никогда не пересекались. Один из них даже не знал о существовании другого. Другой знал о первом по долгу службы, однако старался абстрагироваться от его личности, ибо вполне обоснованно полагал, что эта птица не его полёта.
     Их пути не пересекались и, будь мир хоть немного последовательным, не должны были бы пересечься впредь, но увы, проведение склонно менять свои планы и делать это совершенно хаотично. Оно словно ребёнок, имеющий трудности с концентрацией внимания, постоянно тасует только что выстроенные линии судеб, представляя изменения либо подарками Фортуны, либо: "Упс, ну ничего - в следующий раз обязательно всё будет хорошо". Один случай заставил их познакомиться лично. И этот же самый случай уничтожил одного из них. Как вы думаете, кого?

     Сервий Благус был хорошим законником. Некоторые считали его лучшим во всём Семилиаре, и не было оснований не доверять этим некоторым. Он чтил право, уважал мораль и благожелательно относился к людям. При попустительстве со стороны его начальника, он мог позволить себе не кривить душой и даже иметь некоторые скромные принципы. Сервий имел хорошие отношения с начальником. Капитан Робус рассказывал, что он раньше был таким же, как Сервий, а потому испытывает к нему симпатию ностальгического типа.
     Из-за своих высоких профессиональных качеств Сервий довольно часто привлекал внимание властных кругов Семилиара. Почти всегда это внимание было вызвано внезапно возникшими проблемами у того или иного представителя так называемой элиты, что предопределяло негативную реакцию столь нагло потревоженных многоуважаемых господ. Лишь однажды реакция была нейтрально-положительной и последовала она от императорского наместника. Тогда законник инициировал проверку расходов и доходов столичных чиновников, справедливо заметив, что их изобилующее роскошью благополучие никак не возможно при истощённой казне и бедном населении. Если бы не наместник, славившийся своей граничащей с жестокостью принципиальной честностью, Сервия скорее всего отправили на каторгу. По словам капитана Робуса, из-за расшатавшихся во время этого инцидента нервов он потерял лет десять своей жизни. Капитан добросовестно пытался прикрыть и образумить своего подчинённого, но безуспешно. В конце концов, тот зашёл так далеко, что капитану пришлось умыть руки и пытаться прикрыть самого себя, так сказать, защитить индивидуальные тылы. Однако тогда всё обошлось.

     Конец карьеры лучшего законника города начался с приходом к нему на приём одного старичка. Сей древний (на вид ему было глубоко за те годы, когда люди обычно самостоятельно отправляются к праотцам) господин, одетый в потёртый наряд из некогда дорогого шёлка, попросил аудиенции у Сервия Благуса. Именно у него, отвергнув все другие кандидатуры.
     - Здравствуй, добрый господин, - слегка нараспев поприветствовал законника старик. - Благодарю тебя, о честнейший, что позволил мне отнять твоё бесценное время.
     Сервий скривился, словно ему под нос сунули ведро с помоями. Он не терпел лести и пустого словоблудия.
     - Присаживайтесь, - официальным тоном предложил он гостю. - И прошу вас, переходите к сути вашей проблемы.
     - О, спасибо, милейший, - старик уселся на стул и заерзал, пытаясь разложить свои кости с наибольшим комфортом. Но говорить он не спешил.
     - Вы хотели бы сообщить о преступлении? - напомнил Сервий.
     Старик поднял на него белёсые глаза.
     - Что? Ах да, конечно же, именно это я и собирался сделать.
     Он опять замолчал и продолжал смотреть на Сервия. Молчание и зрительный контакт длились несколько казавшихся бесконечно долгими секунд. Сервий уже хотел было прогнать странного посетителя, когда тот расплылся в ухмылке и произнёс два слова:
     - Гордий Полипус.
     Произнёс он их медленно и таким тоном, каким в театральной постановке изрекают ключевую реплику, открывающую зрителям глаза на происхождение злосчастной героини. Сервий поднял бровь.
     - И? - выразительно поинтересовался он.
     - Этот мерзавец похитил мою дочь.
     Сервий поднял вторую бровь. Вот это да. Такой шанс поймать в сети закона огромного хищника упускать ни в коем случае нельзя, а то этот хищник того и гляди сожрёт всех вокруг. Замечательная возможность. Если дед, конечно, говорит правду, а не издевается над ним.
     - Вместе со своим подельником, имя которого, если я не ошибаюсь, было Мареш, этот кровопийца воспользовался моей старческой немощью и выкрал из нашего столь же старого и немощного особняка мою милую дочку, - продолжал свой рассказ старик.
     Сервий поймал себя на мысли, что пытается посчитать возраст дочери этого старца. Предположим, ему семьдесят. Хотя, судя по всему, ему вполне может быть и все семьдесят три. Тем не менее, возраст не малый. Сколько же тогда дочери?
     - Эм, простите, а как ваше имя? - спросил Сервий.
     Старик всплеснул руками.
     - Ох, не вини меня, уважаемый! - воскликнул он. - Я растерял остатки своих манер за долгую жизнь и даже не представился, - он бойко вскочил на ноги и со скрежетом поклонился. – Твес Кират, барон, советник покойного отца ныне здравствующего императора, теперь забытый всеми и стоящий на грани банкротства призрак величия своего могущественного прежде рода.
     Сервий также поклонился старому аристократу, при этом не сочтя нужным подниматься со стула.
     - А позвольте спросить, сколько лет вашей дочери?
     - Она молода, - уклончиво ответил Твес Кират. - Но какое значение это имеет для дела?
     - Ну, - любопытство к делу не пришьёшь, но Сервий Благус нашёл выход. - Это может помочь понять мотивы злодеев.
     - Ах да. Что ж, моей милой Альбе семнадцать.
     А дедок-то хоть куда!
     - Хм, яс-сно, - протянул Сервий. - Теперь расскажите, как именно всё произошло.
     - Ну, дело было так...
     Альба Кират красотой своей привлекла внимание некоего Мареша, купца и делового партнёра Гордия Полипуса. Купец не спал, не ел, не находя себе места ни днём, ни ночью. Он жаждал...
     - Эм, простите, барон, - Сервий хотел узнать суть. Гордия Полипуса могли сразить конкретные факты, а не пространные описания прелестей и возжелателей юной девы. - Вполне ясно, чего желал этот Мареш. Меня, как законника, интересуют фактические обстоятельства произошедшего. Имена и действия носителей этих имён.
     Старик нахмурился и вздохнул.
     - Что ж, будь по вашему. Я влез в долги. У меня с, хм, Марешем было одно заморское предприятие и я рассчитывал, что оно разрешит все мои финансовые затруднения. Но кредиторы поджимали, деньги из дела выводить не было никакой возможности, а прибыли, по крайней мере мне, оно ещё не принесло. Вот Штефан и предложил мне взять в долг у Полипуса, а сам выступил у меня поручителем.
     - Штефан?
     - Да. Это имя Мареша, - нехотя сказал Твес Кират.
     - Но вы же использовали в связи с этой личностью слово: «некий» и боялись перепутать имя? - удивился Сервий.
     Барон посмотрел на него взглядом, исполненным надменности и плохо скрываемого презрения. Маска вежливости дала трещину, но это не должно было служить основанием для далеко идущих выводов.
     - Да, господин Благус. Я хотел опустить подробности своей экономической деятельности.
     - Между тем, это важно для восстановления картины произошедшего, а значит и для разрешения дела, - сухо заметил Сервий.
     - Да, да. Итак, Мареш выступил у меня поручителем и Полипус дал мне требуемую сумму. Штефан частенько бывал у меня дома. Я сразу заметил, что он наблюдает за Альбой, но я не придал этому значения. Она действительно обворожительна и то, что другие отмечали это, лишь льстило мне, как её отцу. Всегда ведь приятно, когда ваше чадо находится в центре внимания, не так ли?
     - Не знаю, право. У меня нет ни детей, ни времени на то, чтобы ими обзавестись.
     - Ах, простите. Я думал, в вашем возрасте они должны быть у всех норма...
     - Ничего, ничего, - старик пошёл совсем не в ту степь. У Сервия Благуса действительно не было времени на всё это. Затруднение на пути к устройству своей личной жизни было только, исключительно в этом. Однако многие уже пытались уколоть его в одно и то же место, и со временем там образовалась довольно-таки болезненная ранка. - Прошу вас, продолжайте свой рассказ.
     - Да, извините. Словом, я ничего плохого не замечал. Но лишь в начале. Постепенно, взгляды Штефана становились всё более навязчивыми и очевидно... плотскими. Я пытался оградить от его внимания Альбу, но он был слишком настырен. В результате мне пришлось сделать ему замечание. Он воспринял это спокойно, чего не мог позволить себе я, когда услышал его предложение.
     Твес Кират замолчал и стиснул челюсти. Его глаза словно прояснились и, Сервию показалось, что они зловеще поблёскивали.
     - Этот человек, - глухо заговорил барон, выделяя каждое слово паузой, - предложил мне продать ему дочь, мою Альбу, мою кровь, мою наследницу. Этот че-ло-век сказал, что оплатит все мои долги и даст достаточно денег, чтобы восстановить блеск моего дома. Но этому смерду, этому выскочке не понять, что дом - не стены поместья, а те, в чьих жилах течёт кровь властителей этих стен и всего, что с ними связано, - помолчав, старик горько усмехнулся. - Собственно, я примерно так ему и ответил. Кроме того, я огрел его по спине тростью и плюнул в лицо. Наверное, последнее было лишним, но, так или иначе, дело было сделано и он не замедлил отомстить мне. Сначала он лишил меня всех вложений в наше предприятие, а затем напомнил Полипусу о долге и отозвал своё поручительство. Всё это уже и так было противно закону и деловому обычаю, но все мои попытки воззвать к власти и праву упирались в ухмыляющуюся рожу его дружка, этого отвратительного Гордия Полипуса. И вот, некоторое время спустя, Полипус прислал ко мне оценщиков и солдат. Они вынесли из моего поместья всё, что смогли, забрав даже кровати и вынудив меня и Альбу спать на соломе. Слуги мои разбежались, и мы с дочерью остались вдвоем. От горя я слёг с нервической болезнью и был совершенно недееспособен. Тогда-то солдаты пришли повторно. Но вместо оценщиков их сопровождал сам Полипус.
     Он сказал мне, бессильно лежащему на полу среди соломы: «Ты всё ещё имеешь сокровище, старик. Отдай его моему другу и мы простим тебе твою дерзость, сославшись на маразм». Частичка силы вернулась ко мне и я вскричал: «Скорее я умру, чем вы, жалкие отребья, получите девицу Кират!» Помню, Полипус оскалился и залаял, изображая смех. Он сказал так: «Нет, старый дурак. Ты не умрёшь сейчас. Ты будешь видеть свой позор и будешь страдать от собственной бесполезности и слабости. Тебе не хватит силы остановить моих людей и ты не сможешь защитить свою дочь. А даже если ты чудом обретёшь здоровье и встанешь на ноги, ты всё равно будешь мучиться от того, что не способен даже на гран навредить мне. Это ты отребье, ничтожный старикашка. Ты пёс, плешивая дворняга, которая посмела тявкнуть на господина. Когда ты признаешь это, возможно, я заговорю с тобой вновь. А пока - смотри и наслаждался!»
     Губы барона задрожали. Он судорожно вздохнул и закрыл глаза. Восстановив, на сколько это было возможно, душевное равновесие, Твес Кират продолжил:
     - Она сопротивлялась. Она кричала. Она даже ранила одного из этих грязных солдат, моя смелая Альба. Полипус ударил её по лицу и она упала на колени, тогда я с воплем гнева попытался встать на ноги, но другой солдат пнул меня в грудь. Словно в агонии, не будучи способен помешать этим мерзавцам, я лежал и исходил беззвучным воплем. Наверное, я должен был умереть, но в дом вернулся мой старый слуга и выходил меня. Это заняло время и теперь уже прошло не меньше недели с того страшного дня.
     У Сервия Благуса похолодело в животе и щипало в глазах. Он хотел схватить меч и броситься ко дворцу Полипуса с одной лишь целью, пронзить его тело честной в своей смертоносности сталью.  Но он не мог. Это было бы самоубийством. И тем более он, Сервий Благус - законник и не может вершить самосуд.
     - Где сейчас Штефан Мареш? - спросил Сервий.
     - Насколько мне известно, он за морем. Есть основания полагать, что и Альба сейчас при нём.
     - Кто ещё знает о произошедшем?
     - Только участники сей трагедии и вы.
     Сервий открыл пузырёк с чернилами и взял чистый лист бумаги с гербом Империи в верхней части.
     - Я беру это дело. И клянусь честью, я сделаю всё возможное, чтобы вернуть вашу дочь и наказать злодеев.

     И он действительно сделал всё, что мог. Другое дело, что как показала практика, мог Сервий Благус, лучший законник Семилиара, очень немного.
     Капитан Робус хотел было уйти со службы, когда Сервий сообщил ему, что начал расследование и главным подозреваемым у него является Гордий Полипус. В тот момент капитан потерял ещё несколько лет жизни и начал опасаться, как бы ему не скончаться от сердечного приступа прямо на рабочем месте. Он хотел сбежать, но Сервий был непреклонен и убедил его не сдаваться.
     Но уже на следующий день капитана Робуса пригласили к министру Правосудия, который по совершенно случайному стечению обстоятельств гостил во дворце у Гордия Полипуса. Министр лично встретил капитана и очень доступно объяснил ему, какую норму права нарушил Благус, нацелив карательную машину государства на такого честного и достойного гражданина, как Гордий Полипус. Затем министр указал, что по всем правилам, Благуса надлежало бы казнить, но, учитывая его заслуги перед Империей и Правосудием, он, министр, берёт на себя ответственность и милует зарвавшегося законника. Однако после всего содеянного Благус должен навсегда покинуть ряды правоохранителей. Кроме того, он в ближайшие десять лет не должен появляться в столице. Хотя нет, лучше пусть он на пять лет отправится в изгнание за пределы Империи и там, среди варваров и демонов, искупит свои многочисленные прегрешения перед цивилизованным и справедливым обществом своего Отечества. Вот так-то. Самому же капитану, по убеждению министра, нужно было в кратчайшие сроки свернуть деятельность Благуса, которую тот развёл в отношении уже много раз упомянутого честного гражданина, и хорошенько подумать о перспективах собственной карьеры.

     Собственно, это был конец. Альба Кират не интересовала министра. Оказалось даже, что его не интересовали доказательства и подписанные им самим законы. Что ж, на то он и министр. Капитан по глупости (как он потом это определил) сказал ему что-то про наместника, мол, тому может не понравиться такое решение. Однако уже через секунду он стал лейтенантом, лишился премии и всех наград, а так же был разжалован из начальников в рядовые законники. Принеся искренние извинения и пав ниц, он вновь стал начальником городского отделения министерства Правосудия, вернул часть наград и половину премии. Чтобы восстановиться в капитанском звании, ему пришлось поцеловать министерский сапог и, кстати, министр пошёл на попятную лишь потому, что происходящее показалось ему слишком диким и смущающим гостей уважаемого Полипуса. Тем более, для поцелуев он имел специальный перстень-печатку, полагая сапоги совершенно непригодными для такой цели.
     В результате, добровольно перенёсший публичное унижение и лишённый половины премии капитан Робус вернулся в свой родной кабинет и вызвал Сервия Благуса.
     - Ну, - торжественно и,  то же время, обиженно заговорил капитан. - Допрыгался? Я тебя предупреждал? Предупреждал. Говорил тебе не лезть со своими тщедушными силами на Полипуса? Говорил.
     Сервий опешил, но быстро сообразил, в чём дело.
     - Так, - в момент осознания произошедшего, он испытал почти всю палитру чувств, какие только могут быть вызваны внезапно разрушающей всю вашу жизнь новостью. И что странно, среди этих чувств было и облегчение. - Всё?
     - Да! Совсем! Конец! И ты чуть меня с собой не утянул. Я же просил тебя, просил...
     - Формальности улажены? Я могу идти? - спросил Сервий. Горло его сжалось, так что слова пришлось буквально выдавливать из себя.
     - Формальности? - переспросил капитан. - Да! Всё - ты можешь идти. Но учти, министр изгнал тебя на пять лет за пределы Империи и лишил всего, кроме выходного пособия за треть месяца. Он даже приказал конфисковать твоё имущество!
     Здорово. Вот и работай всю жизнь ради идеалов и благородных устремлений.
     - Хотя я смог, рискуя собой, заметь и запомни это, отговорить его от последней санкции, - капитан резко поднялся на ноги и выбросил сторону Сервия руку с несколькими бумагами. - Вот. Здесь приказ и все прочие документы.
     - Спасибо, - Сервий не глядя взял листы, смял и засунул их за пазуху.
     Капитан тяжело опустился в кресло.
     - Мне жаль, Сервий, - сказал он совсем другим голосом. - Я пытался отстоять тебя. Я обмолвился про наместника, но чуть не лишился всего, - он облизнулся. - Я никогда так не унижался, как только что, и ради чего - чтобы мне сохранили то жалкое положение, которое я имею!
     - Не очень-то и жалкое, - резонно заметил Сервий.
     - А? Ну да, пожалуй. Но всё равно, я не уверен, что оно того стоило.
     - Что сделано, то сделано, - ещё более резонно сказал бывший законник. - Прощайте, капитан. Берегите себя. И не унижайтесь больше.

     Сервий Благус, бывший законник города Семилиара, долго не мог решить, куда ему быть изгнанным. Вариантов было не так много, но большинство из них не были хоть сколько-нибудь привлекательным. Блуждать по знойной пустыне ему не хотелось, равно как его не прельщала перспектива ползать по заснеженным горным грядам, или барахтаться в ядовитых болотах. Изгнанника везде ждала почти гарантированная и досрочная смерть, различавшаяся лишь способами достижения конечного результата. Но оставался ещё один вариант, сулящий чуть менее однозначные перспективы. Этим вариантом было море. И Севрий Благус выбрал его. Моряки рассказывали, что посреди бескрайней синей глади встречались населённые клочки суши, имеющие свои собственные государства. Некоторые из них, если верить морякам, были богаты и даже имели подобие цивилизации. Послушав рассказы и россказни, Сервий решил, что такое изгнание может ему подойти.
     Перед отплытием он счёл необходимым встретиться со старым бароном и проститься с ним.
     - Я подвёл вас, - говорил Сервий Благус.
     Барон Кират лишь грустно улыбался.
     - Я пытался наказать этого проходимца, - говорил Сервий. Он чувствовал, что ему нужно выговориться. Напоследок.
     - Ничего, милейший. Все в порядке, - отвечал Твес Кират. - Это мне в пору перед вами извиняться, ведь именно я впутал вас в этот неравный бой.
     - Что вы, это был мой долг...
     - Тем не менее. Но что же это получается, - барон переменился в лице, и голос его стал другим. - Получается, что люди не равны между собой и всё, что нам пытаются по этому поводу внушить - наглая ложь? Если один человек совершит преступление и окажется при этом простым смертным - он ответит за содеянное по всей строгости официального закона. Если же то же деяние совершит необычный смертный - к нему применяется особенный закон, зависящий от степени его необычности. Вывод - хотя люди и одинаковы внешне, на самом деле они разные. Есть достойные и недостойные. При том градация эта зависит не от личностных качеств человека, а от того, насколько он богат и влиятелен. Это несправедливо. В нормальном обществе так быть не должно. Но, если так всё есть на самом деле, а место пресловутого нормального общества остаётся в категории должного, то это самое общество - суть не что иное как утопия. А если оно - утопия, тогда что есть справедливость? Так может и сама справедливость - утопия? Некий совершенный и недоступный порочным людям идеал? А учитывая, что люди, как оказывается, порочны и чужды нормальности, этот идеал слишком идеален и ещё более недостижим. И тогда всё, чем вы, - он сделал акцент на «вы», показывая свою обособленность, - занимались, а другие, до недавнего времени подобные вам, продолжают заниматься  - есть ни что иное, как пустая бессмыслица и сплошной фарс.
     Сервий задумался. Он почесал затылок, стимулируя мозговую деятельность. Похоже, не он один хотел избавиться от невысказанных мыслей и переживаний.
     - Ну не все ведь такие, - сказал он. Это был один из универсальных аргументов, подходящий для поддержания разговора, если другие аргументы уже кончились. В любой дискуссии этим штампом можно было заставить партнёра по речевым упражнениям призадуматься. Хотя, почему только было - это не только универсальный, но ещё и вечный аргумент.
     Старый барон удивлённо посмотрел на бывшего законника, словно забыл о его присутствии и до сих пор был в полной уверенности, что говорит сам с собой.
     - Вы полагаете?
     - Уверен.
     Барон улыбнулся. Уже менее грустно, чем прежде.
     - Я поверю вам, Сервий Благус. И я благословляю вас. Отправляйтесь в ваше изгнание и пусть оно обернётся для вас не карой глупцов и лицемеров, а интересным путешествием. Удачи вам и попутного ветра вашему транспорту, - старик вдруг подался вперёд и приобнял Сервия за плечи. - И вот ещё, - он стянул с пальца сверкающий крупным изумрудом перстень. - Возьмите это кольцо.
     - Что вы, - воскликнул Сервий. - Я не могу...
     - Бросьте! Это не взятка, да и вы больше ни кому не служите. И если вам будет проще, я дам вам вместе с этим кольцом одно задание.
     - Весь внимание, хотя кольцо отдавать вовсе не обязательно.
     - Нет, обязательно. Вы ведь отправляетесь за море, так? Возможно, вы окажетесь на том острове, где мы с Марешем открывали своё дело. Как звался этот остров я теперь, увы, не помню. Но прошу вас, если вы во время своих странствий случайно встретите этого мерзавца или того, кто хоть что-то о нём знает, попытайтесь разыскать мою Альбу, мою любимую и единственную дочь. Покажете ей это кольцо и она поверит вам, ибо это наша семейная реликвия - последнее, что у нас осталось. Поклянитесь, что не забудете мою просьбу и предадите ей слова моей любви и сожаления. Ну же, Сервий!
     Сервий посмотрел на кольцо, а затем в белёсые глаза старика. Он теперь действительно был похож на призрак. Что-то неживое было в его образе, что-то потустороннее.
     - Клянусь честью, - сказал Сервий и взял кольцо. - Я найду вашу дочь и передам ей всё, что вы сказали. Более того, если мне удастся это сделать, я вырву её из лап этого купчишки Мареша и верну в отчий дом. Клянусь честью!
     Старик улыбнулся. Он был доволен. Хотя он и слышал уже точно такую же клятву от того же человека. Но теперь клянущийся не был связан законом и субординацией, а значит, в некотором смысле, теперь перед ним был другой человек.
     - Честь у вас осталась, и я снова поверю вам, Сервий. Но возвращением Альбы в отчий дом можете себя не утруждать. Полагаю, к тому времени ни дома, ни меня уже не будет здесь. Но если вы спасёте её от Мареша, вы совершите истинный подвиг. Он, конечно, не огнедышащий змей, но за демона вполне сойдёт, - старик усмехнулся и положил руку на плечо Сервия. - Благодарю вас, благородный человек. И да хранят вас боги.

     Известие о кончине Гордия Полипуса облетело Семилиар в считанные часы, быстро выйдя за пределы городских стен. В считанные дни новость эта достигла всех готовых слушать ушей в Империи. Чтобы достигнуть Сервия Благуса, новости пришлось вплавь проделать долгий путь и попасть на маленький островок, где корабль, имеющий пассажиром изгнанника и бывшего законника в одном лице, остановился для пополнения припасов. Корабль следовал к берегам королевства Драйберг. Новость, приплывшая из Империи, поразила Сервия.
     Как поведали ввалившиеся в таверну моряки, во дворец к Полипусу явился некий старик. Он просил хозяина колоссальной конструкции из мрамора и золота выйти к нему, а когда тот явился, пал на четвереньки и заорал что есть мочи, называя себя плешивым псом. Полипус, мол, залился смехом и пошёл потрепать озверевшего старика за ухом. Но стоило ему приблизиться на расстояние нескольких шагов, как старик буквально прыгнул на него, сбил с ног и, выхватив большущий кинжал (моряки сопровождали это описание разведением рук в стороны и убеждающими кивками), вонзил Полипусу в самое сердце. Потом моряки стали рассказывать, что кровь убитого оказалась чёрной и смердящей, что золото и мрамор его дворца потускнели, а крыша треснула. Но Сервий предпочёл сменить объект их внимания.
     - А что тот старик? - спросил он, боясь услышать очевидный ответ.
     - Что, что, - обижено ответил один из перебитых моряков. - Заорал: «Справедливость!» и тут же был зарезан солдатами дохлого толстосума. Что ещё могло с ним произойти? Думал, медаль дадут? Нет, я бы ему десять медалей за такой подвиг дал, но меня там не было. А солдаты набежали и перерезали ему глотку. Так то.
     Глотку, значит. Он, оказывается, уже тогда, провожая Сервия в путь, знал, чем всё кончится. Старик хотел этого. Но достиг ли он справедливости? Тем не менее, ему нужно поставить памятник, и Сервий решил, что по возвращении из своего принудительного путешествия он непременно этим займётся.