Отец Геннадий

   Отец Геннадий был человеком светлым. Близкий к Богу, он ещё ближе был к земному. Проговаривали, будто в дальний сельский приход его определили как бы в наказание за
 некоторые человеческие слабости, которые допустимы для простого человека, но никак не приемлемы для священника.
   Отец Геннадий производил впечатление человека добродушного и мягкого. Ему было лет тридцати пяти и в его облике отражалась молодость, не омраченная суровостью времени.
Среднего роста, он был склонен к полноте, что придавало ему дополнительную уютность. Светло - рыжие волосы обрамляли лицо, подчёркивая его открытый и дружелюбный характер. Редкая бородка, которую он постоянно теребил, будто бы отражала его внутреннюю задумчивость.
Глаза отца Геннадия были большими, голубыми, с нависшими веками, которые придавали взгляду особую глубину и сосредоточенность.
   В то время у меня был небольшой магазин. То ли это стало причиной, то ли сыграли роль другие обстоятельства, но мы подружились. Друг он был интересный - ненавязчивый, но обстоятельный.
   Отец Геннадий не раз напоминал мне, что магазин нужно освятить. Я отнекивался: "Не стоит. Ведь у нас в продаже алкоголь и сигареты. Давайте обойдёмся без этого обряда".
Но он упорно убеждал меня: без благословения, процветание бизнеса может оказаться под угрозой.
   В конце концов мне пришлось согласиться на уговоры, чтобы защитить свой бизнес от возможных последствий.
   Отец Геннадий прибыл рано утром.
Я запер магазин изнутри, чтобы избежать появления случайных посетителей.
   Стол был заранее подготовлен и обряд начали без промедления. Священнослужитель прочёл молитвы, помещение было окроплено святой водой и ритуал завершился краткой проповедью с напутствием.
Я вручил отцу Геннадию заранее заготовленный пакет. С чувством исполненного долга он благословил нас и удалился.
   Стоит отметить, что многие забавные истории, связанные с ним, неизменно сопровождались его собственными, подчас неожиданными интерпретациями.
   Отец Геннадий жил один в скромном доме, принадлежавшем церкви. Комнаты его были аскетичны:
простая мебель, голые стены и лишь в углу, словно островок духовности темнела старинная икона. Но взгляд мой невольно скользнул к столику под святым образом - там лежала стопка глянцевых журналов фривольного содержания.
- Батюшка, как это сочетается? - не сдержался я, указывая на парадоксальное соседство святыни и откровенных иллюстраций.
   Он замер на мгновение, будто взвешивал каждое слово.
- Я должен наставлять верующих на праведный путь, оградить от греха.Чтобы вести людей через тьму, надо самому знать каждый изгиб этой тропы. Как иначе я смогу говорить с заблудшими.
   В его голосе звучала не апология порока, а мудрость пастыря, готового погрузиться в бездну ради спасения грешных душ. В тот момент мне показалось, что на лице святого, изображённого на иконе, мелькнула едва различимая улыбка.
   Однажды ранним утром отец Геннадий в длинной рясе догнал меня по дороге и перебрасываясь фразами мы шли к магазину. По дороге он вдруг наклонился ко мне и доверительно прошептал: "Сегодня праздничная служба, целых три часа стоять у престола... Но прежде нужно обрести малую толику сил".
С этими словами он деликатно попросил приобрести бутылочку
"беленькой" и закусочку. И со всем этим он напросился в подсобное помещение, где были условия для трапезы.
   Застолье затянулось дольше положенного. Сосуд был опустошен.
Отец Геннадий потянулся за очередным флакончиком. Пальцы дрожали, цепляясь за стеклянную гладь. Душа уже пустилась в пляс, глаза пылали лихорадочным блеском, язык нырял в пустоту, пытаясь ухватить оборвавшиеся нити монологов. Стены упрямо молчали в ответ.
   Он вжался в кресло, смутно осозновая: теперь нельзя. Нельзя выйти к верующим с этим винным испарением вместо благодати. Изредка он приподнимал кружевную занавеску - там у церковной ограды копошились старухи. Одни семенили к храму с узелками, другие, размахивая костлявыми руками, возвращались обратно.
   При встрече они разводили руками и о чём-то горячо спорили. Отец Геннадий не слышал их слов, но догадывался - говорили о нём.
   Следующее утро началось с глухих переливов церковных колоколов. Их звуки, тяжёлые и протяжные, разносились по селу, проникая в каждый дом. Звонили долго и настойчиво. Старушки потянулись к церкви, спеша на зов. Оживление вокруг храма было нешуточным.
   После обеда наступила тишина. Отец Геннадий в праздничном облачении появился у магазина. Мы поздоровались и я поинтересовался:
- Сегодня ведь не праздник, почему колокола били?
Он потрогал бородку и произнёс:
- Праздник был вчера, но я не смог провести службу. Сегодня собрал народ, прочёл наставления. Читал тропари, каноны, затем "Апостол" и
"Евангелие", а в конце добавил даже Катехизис.
Бабушки крестились да кланялись, кланялись да крестились - некоторые так устали, что едва на ногах стояли.
Я им и говорю: "Вот - вот, грешить легко, а отмаливать тяжело".
Он оставил меня в недоумении и его уход был полон достоинства, а на лице сияла уверенность праведника.
   Как-то раз отец Геннадий одолжил у меня небольшую сумму. При каждой встрече он напоминал, что о долге помнит.
   Вот однажды идёт он навстречу - в рясе, с крестом на груди...
Думаю: "Опять заговорит о долге. Самому неудобно. Скажу - нет долга, амнистия"
Но я не успел. Отец Геннадий с ходу заявил: "Знаешь, никто не умирает".
Светлый был человек.