C чего начинается страх. Тоннель

Однажды он умер, его душа ушла из жизни, она долго бродила в степи безмолвия. Тогда, был не тот случай, когда у него случилась клиническая смерть. Он до сих пор помнит, как стоял в дверном проеме в теплую, светлую комнату. Почти у самого окна лежал он, мертвый, его сердце остановилось. На кровати из белого белья и светлого желтого покрывала он умер. Несколько врачей засовывали в него серые шланги, следом какие-то уколы в его вены. Откачивали. Тогда ему было всё равно. Во всем виноват бутылёк таблеток от сердца, которые бабушка не могла открыть и когда она спала, он открыл его и съел всё содержимое. Мальчик лет 5-6, глупый и не осознанный поступок. Самое неизмеримое, что он тогда чувствовал - это спокойствие. Не было ни страха, ни боли, так спокойно и умиротворено, что теперь он перестал бояться смерти. Не было ни яркого света, ни туннеля, просто было всё как обычно и так привычно, как улица, дома, деревья, трава и солнечный свет. А он смотрел на это всё со стороны и до сих пор не понимает, как это было возможно. После ему часто снился сон, и он видел со стороны как он становиться живым, приходит в себя. А по-настоящему умер он многими годами позже. Но физической смерти теперь он не боялся. Максимум, чем его теперь награждал организм это выброс адреналина, но не страх перед неизбежным.

Первобытный страх пришёл позже, в туннеле, ему было до боли в суставах страшно. Трясло. Загнанный как зверь, смерть неизбежна, так же как восход и закат солнца. Ничего в этом мире не вечно, всему когда-нибудь приходит конец. Все растворится и забудется. Даже память о нас не вечна.   Пылающий огненный шар у нас над головами, его гелий и водород иссякнет и его тоже не станет. А мы люди, большинство из нас имеет срок в два, максимум три поколения, наши внуки будут помнить нас, а их дети уже нет. А мы становимся лишь отголосками прошлого, без права на настоящие.

Он пристально смотрел на блеск на металлических, совсем ржавых снизу рельсах. Стойкий запах смолы. На этот раз свет жизни был у него за спиной. Теплоты совсем не ощущалось, даже в венах. - Почему тут так мало освещения? - подумал он в тот момент. Одиночество пришло, подкралось, вырвалось на свободу - внезапно. В этот день, внутренние пространство тела не знало, что делать дальше. Эта темнота впереди сковывала движения, она изредка освещена весящими по бокам туннеля лампочками, тусклыми и грязными. Их свет смешивался с паутиной и пылью. Промокшая одежда напоминала о, идущем на той стороне жизни дожде. Грань, грань между мирами сейчас тут. Зонт в этот день не нужен был. Ему хотелось ощутить как по голове, коже лица пробираются капли с неба. Здесь обсохнуть не удастся. Сырость. На ногах каменный груз. Руки онемели. Дышать. Сегодня ему не хочется легко дышать, его настиг приступ астмы. У него удушье. Делая резкий короткий вздох, его лёгкие не могли полностью наполниться воздухом. Он, хрипя, задыхался. Чуть опустившись, на руке появилось ощущение этого блеска металла. Холод. Дрожь прошла по  его коже.

Сколько испытаний будет ещё? Опустившись на колени, он хотел молиться. Но в бога теперь в нём не будет веры. Он упустил тебя из нашей жизни. Забрал. Где же ты сейчас? - тихо думал он про себя, а хотелось кричать. Удушье не отпускало. Он хотел к ней любой ценой, даже самой высокой. Совсем недавно, они гуляли... Он чувствовал, что это как будто было вчера, воспоминания как яркое пламя осветили ему туннель впереди за закрытыми веками. Он никогда не забудет этот оранжево-черный цветок. Прижав к себе, она приняла в себя его запах, зажала этот мирок лепестков и пыльцы, в своих маленьких ручках. Вот-вот казалось, сейчас  она и рожденный природой цветок станет с ней одним целым. Со стороны ощущалось, как будто она держит там маленькое и беззащитное животное. А что там? Цветочек... Такой же маленький и беззащитный как она. Она подняла его с горячего серого асфальта, покрытого мелкими трещинами, пылью, песком. Вокруг ходили толпы людей, им было всё равно, но только не ей. Её человечности хватило бы на целый город. А потом её губы зашевелись, в глазах была острая оглушающая печаль, с грусть она спросила - Зачем его сорвали и выкинули? - Протягивая свои ручки к нему, держа между ладошек этот бутон, она  смотрела на него, как будто он знал ответ. Кусочки земли с безмолвной пустотой падали с корней цветка рядом с ней, разбиваясь на ещё более мелкие частицы. - Дурная, я же не мог видеть, как это делают, мотив мне не известен. - Произнёс он, немного протянув вперед одну руку к ней. Если бы на фоне играла грустная песня, он знал, она могла заплакать. Ранимая. Ранимая и дурная. Она такая переменчивая, но её настроение никогда не сказывалось на окружающих, в ней не было ни капли злобы. Не было агрессии, только печаль переходящая в радость. Она могла плакать лишь из-за того, что эта песня ассоциируется ей тем осенним вечером, когда ей было просто грустно.

 -Пойдём скорей! - взяв его за руку, потянула вперед.

 -Куда скорей? Ты чего задумала? - такого энтузиазма он не встречал ещё ни у одного человека. Её неизмеримое состояние воодушевления всегда влияло на него особенным образом. Её целеустремлённость заставляла в очередной раз двигаться вперед. Откуда в ней столько энергии? Она неисчерпаемый источник света и тепла. Так и в этот раз. Быстрый шаг, они почти бегут.  Куда ты меня тянешь? - с улыбкой вскрикнул он. На тебе снова шпильки. Ох уж это твое состояние, ты хотела выглядеть чуть-чуть взрослей, обувая такую обувь. Когда он "придёт" к тебе, ты расскажешь ему ещё раз, как ты училась ходить на высоких каблуках? Ведь это случится всё же когда-нибудь.

Он хотел бы слышать тебя наяву, слышать твою историю как ты тайком обувала мамины туфли в школу. Как подкладывала под пяточку свернутый лист бумаги из тетради, чтобы туфли не спадали с тебя. Её ножки тогда были совсем маленькие. Хотя  он не видел этого тогда, но он знает одно, они если выросли, то совсем чуть-чуть. Ему кажется они сейчас такие же маленькие, как тремя годами ранее. Расскажи ему ещё раз, как ты стояла у зеркала и смотрела на себя свысока. Нет-нет, она не считала себя тогда чем-то прекрасным и важным, хотя её красоте завидовали абсолютно все. Её линии лица, тела, имели грань между совершенством и чем, то по-настоящему невозможным, не реальным - всё лучшее было в ней. Её большие карие глаза, в них всё время казалось, что  есть слёзы, но это лишь часть её созерцания. Она иногда смотрела в зеркало и думала - Кто же я такая? Кто? - Она все время задавала себе этот вопрос. Двенадцать сантиметров, а на душе у тебя ощущение, как будто сам Эверест под тобой, а не каблук в двенадцать сантиметров. Натирая ноги в кровь, она ходила по дому часами. Невзирая на боль. Отсчитывая каждый шаг. Каждый новый день она протягивала острый кончик туфель  вперед и шла уверенней и уверенней. Всё это ради совершенства, к которому она стремилась и стремилась видеть таковым мир вокруг неё, несмотря на все его недостатки. Вот и сейчас, он не успевает  за её шагом. Он делает вид, что не успевает.   

 -Может, ты все же расскажешь, куда мы спешим? -  его немного запыханый голос пустил звуковые волны к ней.

Обернулась. Выдержала паузу.  Смотрела на него, немного прищурившись прямо ему в глаза. Он не отвёл взгляда. Стеснялся, но не отвел. Её лицо наполнено улыбкой и в тоже время каким-то переживанием. - К слоникам - произнесла она. Ну как же он сразу не догадался. Коротко и лаконично. Металлические набойки на каблуках отсчитывали ритм её ног. Ритм этого мира. Она заставляла крутиться эту планету быстрей, когда в очередной раз слышался этот цок об асфальт.

 -Ты можешь так не спешить? Слоники никуда не денутся. Они там ещё будут очень долго, всё время будут ждать нас там. - Интересно, кто-нибудь из них двоих и всего мира догадывался тогда, что буквально через год их там не станет... У каждой пары, у каждого человека объеденного судьбой с другим, есть свое место. Их место это аллея с пышными и красивыми кустами, цветами и тремя фигурками слоников которые резвятся у двухъярусного фонтана из цветов. Три слоника играются там каждый день, они как живые. Они разговаривали на эту тему не один раз, сидя на скамейке рядом. Ведь слоники хоть и не состоят из плоти и крови и имеют металлический каркас, но всё же, они живая материя из разнообразных цветов, которые растут, живут и пахнут, значит, они живые. Она часто любила угадывать цветы по запаху. Она любила ощущать их запах цветов, до того как увидит их.

 -У слоников много времени, а у него нет! - Она обронила взгляд  своими чувственными карими глазами на цветок. Именно такие росли и там, у слоников. Он до сих пор не знает, названия этого цветка. Всё ещё надеется, что оно веселое и доброе.  Он не любит цветы с грустным названием. Как, например "Дицентра - разбитое сердце". Дицентру называют разбитое сердце по-русски, сердечко Жаннетты по-французски, цветок сердца по-немецки, истекающее кровью сердце по-английски. В этом виновата оригинальная форма цветов, напоминающее маленькое расколотое пополам сердечко.

Она осторожно присела на корточки. Её короткая строгая, черная юбка задралась немного выше, оголяя её чуть больше. Было видно, где на ней заканчиваются почти прозрачного белого цвета чулки, верхняя тонкая кромка с узором. Он смотрел на неё. Впечатлила своей сексуальностью. Острые каблуки немного ушли в землю. Они потом ещё долго оттирали грязь, от её  новых, белых, бархатных туфель. Он смотрел на неё, как зритель на сцену с актёрами. Она в главной роли, выполняешь важную часть в жизни этого цветка. В её руках была палочка. Сильными уверенными движениями она копала маленькую ямку. Пристанище для цветка.

 - Правда, он будет жить? - тихий мягкий шепот в его сторону...

 -Конечно Дурная моя. Будет. - Он прочувствовал её, её состояние. До осени они приходили и проверяли его, он всё рос, он всё существовал, он обрел свою жизнь.

Чуть приоткрыв глаза, снова этот проклятый, забытый богом и теплым светом туннель. Мягкий шепот не выходит у него из головы. Как и ты... Как и ты... Ты будешь жить в его сердце - навсегда. В его голове не утихает беспорядочный шум мыслей, он винил себя за тот вечер, вечер четырнадцати часами ранее.
В тот вечер она ждала его, чтобы умереть. Но он не пришел. Она ждала его до самого последнего вздоха. Его не было рядом - ПОЧЕМУ? Он представлял, как она кричала и звала его, звала и хотела его тепло. Она всегда кричала, всегда - почти каждый день, на протяжении последнего месяца. Крик боли. Иногда наступала некая тишина, тихое подобие запертой души в темном колодце. Но тишина была лишь волной бессилия. У неё не было сил даже плакать. Бессилие маленькой девушки, девочки, с когда-то пышными каштановыми волосами, которые в сырую погоду закручивались в спирали. Она старалась их держать всегда распущенными, так ей казалось было естественней. А теперь ее волосы... Их нет...  Обессиленная от сорока часового приступа, когда глаза невозможно прикрыть на секундочку для сна. - Милый мой, не отпускай мою руку, когда я сплю? - Тихо прошептала  она ему. Укол помог ей расслабиться. Приехавший молодой медик, не смог сразу попасть ей в вену, раза с четвертого он сделал это, она ни разу не показала, что ей больно. Сон для неё был коротким пару часовым промежутком между болью и бессилием. Иногда она просила бога о сне, писала ему письма, а он брал их и относил в церковь, клал у алтаря и они ждали чуда.

Он никогда не отпускал ее руку, он лежал рядом с ней и был рядом, сколько это было возможно. Он сидел с ней, сколько могло выдержать его тело. Он просто знал, это все ни что, по сравнению с ее страданиями. Его уже как три месяца ищут в школе, скоро экзамены завершающие школьную 11 годовую программу. Но ему было все равно. Он и дома не часто появляется. Он вспоминает её последнюю улыбку. Двумя месяцами ранее, её радостная улыбка хлынула на него в тот вечер всей силой. Он давно не видел на ее лице улыбку. Он все так же мечтал и надеялся на чудо. И на мгновение он увидел это чудо. Она смотрела на него словно заплаканными глазами и улыбалась. Искренне. Она любила его, больше чем свою жизнь - он это понимал. Он был один с ней, только он. Друзья, подружки, даже классный руководитель перестал к ней ходить. Они боялись, боялись, угасание души и тела. А потом, боль стала приходить все чаще. Улыбки не стало навсегда. Совсем. Приходил только ужас, все чаще крик - убей меня, пожалуйста! Я тебя богом прошу, убей! Если я тебе дорога, если я тебе важна, исполни мое последнее желание, я прошу тебя! Убей! - почти стекленный взгляд, уже пустые глаза, тонкие худые руки сжимают его запястье, с какой только могут силой. 

Он готов был отдать ей все органы, каждую клетку своего организма, каждую каплю крови, каждый день он молился богу. - Боженька забери меня, только не ее, я клянусь тебе, я хочу этого. -  Потом он плакал. Но не при ней, при ней было сложно плакать. Он не показывал ей, что сдался и плачет как девчонка... Не считая того раза, когда однажды она спросила его, простой вопрос, сложный невозможный ответ - Дурной мой, как думаешь, я была бы хорошей мамой? - Он никогда не думал об этом до того момента. После он часто думал об этом, и конца ответа он так и не увидел. В тот весенний вечер, когда уже запах лета уже ощущался в носу, он просто взорвался. У него случился тромб в сосудах, сердце закупорилось. Все клапана были перекрыты и давление становилось невыносимым. Душа его вырвалась слезами на ее кровать. В её руки текли его слёзы. Он больше не мог терпеть. Ему хотелось сейчас умереть. Руки дрожали с невероятным биением зубов. Истерика. Она пыталась его успокоить, гладила ему голову. Слов не было, чувства не передать, не пережить. Впервой за все время ему нужна ее помощь. Помощь Юли, Юленьки, Юлючки.  Их слезами сотканы их руки крепко сжатые между собой.

-Ты будешь лучшей мамой на свете, обещаю. - Он говорил честно, его веру обрушить не могло даже сильное сближение луны с землей и ее падение. Он просто верил и не отрекался. В мире же случается чудеса. Но чудо не наступило. - Бога нет! БОГА НЕТ, НЕ СУ-ЩЕ-СТ-ВУ-ЕТ. - Произнёс он громко по слогам на весь туннель. В тот вечер его не было рядом с ней - Будь я проклят. - Он так и не сказал ей ни разу, что любит её. - Сжимая в руке лист бумаги, последнее, что ему доведется слышать от неё, он раскрыл его и прочитал его вслух:

«Родной мой, спасибо,  что ты есть, что ты был у меня всё это время рядом со мной. Ты уникальный, ты самый близкий и родной мне человек на всём свете. Я не сдавалась, я боролась, только ради тебя и мамы, и я хочу тебя попросить только одно. Обещай мне, исполни мою последнюю волю, я знаю, для тебя это будет тяжело, но ты должен это сделать это для нас. Я прошу, не приходи на мои похороны, не пытайся узнать, где моя могила и никогда не приходи туда. Я прошу, я тебя ни о чём до этого никогда не просила, я не хочу, чтобы ты плакал и страдал рядом со мной ещё, это не обязательно, ты слишком многое пережил. Я и так боюсь, что в твоем сердце эта рана,  которую я оставила, будет с тобой ещё слишком долго. Я люблю тебя мой Родной, я обожаю тебя всей душой. Когда мама передаст тебе это письмо, меня уже не будет, я написала его заранее, пока у меня есть ещё силы писать. Теперь у тебя есть ангел хранитель. Навсегда твоя дурная Юлька. 11.05.2003.»

Через восемь дней её не стало.

-Ты что тут делаешь? А ну пошёл отсюда вон! - Послышался грубый голос сзади, дедушка лет 70, совсем седой, совсем не бритый. Запах пива чувствовался за несколько метров от него. Появился неоткуда. Одетый в синюю жилетку, старые потрепанные камуфляжные штаны. Его лицо напоминало старого доброго охотника или лесничего, который увидел на своей территории незнакомства. Он подходил всё ближе. - Пошёл вон отсюда, кому я сказал, пока тебя не переехала электричка! Ты чего молчишь? Немой, что ли? Ты походу ещё и больной. - Схватил за плечо и сильным рывком толкнул к свету в начале туннеля. Одетый в черные джины и серую футболку парень по-прежнему ничего не отвечал ему, что изрядно начинало бесить старика. Он продолжал толкать его к выходу, что-то непонятное бормоча ему в след. Но парень смерено поддавался на его действия, иногда спотыкаясь о камни и шалы, он шёл и ему было абсолютно всё равно. Он не хотел, что-либо произносить, выполнять какие-нибудь действия.
Дедушка стоял у входа в туннель, откашлявшись, крикнул вслед - Ещё раз я тебя тут увижу тут, уши тебе надеру. - Оказавшись на улице, дождь уже кончился, сколько прошло времени неизвестно. Было серо и туманно. С того момента он полюбил туман, такой же серый, окутывающий всё вокруг своей дымкой как и его душа. Он сел на склон неподалеку, на землю, в кулаке сжал мокрую траву,  ему было стыдно перед этим дедушкой и он начал плакать, от безысходности. Жизнь для него теперь не движется вперед, эта среда последняя.