Визит свекрови

Гремела веселая деревенская свадьба. Рекой лилось домашнее пиво, заливисто играла гармонь, лихо танцевали гости. Хозяйка свадьбы, мать жениха, горделиво щеголяла в подарках невесты, все время, поправляя воротничок строгого, но нарядного платья и смахивая пыль с туфелек на тонком, но низком каблучке. Она сияла от счастья. Ее любимый  и единственный сын взял в жены городскую девушку не только с миловидным лицом, но и с врожденными особенностями ангельского характера – кротким нравом, отзывчивой и доброй душой.

Жених в черном элегантном костюме и белоснежной рубашке с галстуком “бабочка” не отрывал очарованных глаз от невесты.

А невеста была хороша! Ее свадебный наряд был торжеством вкуса. Белое атласное платье спускалось до туфелек, ворот и рукава отделаны кружевом и вышивкой бисером. От юбки сзади тянулся длинный кружевной шлейф. При венчальной церемонии его поддерживали два прелестных мальчика, одетых точно так же, как и жених. Кружась в свадебном вальсе, невеста, грациозно откинув руку, держала за кончик шлейф сама. Светлые волосы обрамляла диадема из белых атласных цветов, украшенных тоже кружевом и бисером.

 От молодоженов шло такое обаяние, что все гости чувствовали, что их союз излучает любовь и прочность.

Мать жениха боготворила невесту и испытывала необъяснимую потребность выразить ей свою признательность. Расчувствованная, она часто подходила к новобрачным, обнимала девушку и почти детским шепелявым голоском приговаривала:

- Ах, Жанночка! Ах, деточка! Я так счастлива!

Наемный фотограф постоянно щелкал фотоаппаратом, ловя восхитительные моменты.

…Великолепный вид. Плакучая ива склонилась над спокойной гладью синего озера, а за зеленью хвойного леса алым заревом горел горизонт. Влюбленные стояли на невысокой кладке над чистой прозрачной водой, а шлейф платья невесты белой змеей лежал на изумрудной траве.

Купаясь в радостных эмоциях, старушка подбежала к ним и стала обнимать невесту, приговаривая:

- Ах, Жанночка! Ах, деточка! Ты так хороша!

- Мамаша, отойдите, - загремела команда фотографа. И от испуга щупленькая мать жениха растерянно бросилась прятаться за пышную иву, зацепив каблучком кружево шлейфа, а с ним потянула за собой и невесту, и та села в воду.

- Ах! Вечно вы, мама, - сконфуженный неловкостью матери, жених бросился спасать любимую, а старушка, терзаемая чувством вины, со слезами на глазах сокрушалась:

- Ах, Жанночка! Ах, деточка!

- Ничего, мамочка! Ничего, мамочка, - проявляя добрые чувства, успокаивала ее невеста.

Свадьба отгремела. Новобрачные уехали в город. Он был редактором популярного журнала, а она – дизайнером женской одежды. Охваченные внезапным вдохновением, погруженные постоянно в творческий поиск, занятые молодожены долго не навещали мать.

И старушка запланировала устроить детям сюрприз, решив у них погостить недельку. Попросила соседку позаботиться о своих хохлатушках, копошащихся во дворе, о серьезном Дине, отпугивающем непрошенных гостей грозным рычанием и мощным лаем, и Мурке – сиамской проказнице. Надев любимые платье и туфли – подарок, уложив в сумки деревенских гостинцев – молока, сметаны, яиц, хрустящих огурцов, крепких оранжевых помидоров, наливных яблочек и банку ароматного малинового варенья, соскучившаяся мать появилась у детей.

При виде свекрови у Жанны застонало сердце и из глаз ручьем хлынули слезы от запечатленного в подсознании ужаса с подвенечным платьем, но прогоняя нахлынувшие тяжелые воспоминания, она обнимала ее и приговаривала:

- Ах, мамочка! Как я вам рада!

Тронутая теплым приемом и волнением доброго ангела, старушка слезливо причитала:

- Ах, Жанночка! Ах, деточка! Я так рада!

В изумлении она рассматривала прихожую. Стены и потолок отделаны панелями из темного дерева. Над зеркалом бра в форме темного цветка. Столик из такого же дерева, что и панели. А на столике маленькое сокровище Жанниной косметички – память о богемном Париже.

- Ах, Жанночка! Ах, деточка! Какая прелесть! – восхитилась свекровь, взяв в руки футлярчик ярко-синего цвета с золотой выпуклой розой и, рассматривая на нем голограмму, покрутила низ его. А Жанна от досады кусала чувственные губы, увидя, как расплющилась ее любимая с приятным малиновым вкусом помада, последний раз ощущая ее влагу.

Выкладывая из сумок гостинцы на кухне, старушка рассматривала ее, разинув от изумления рот. На стенах панели из светлого дерева, такой же и потолок, из такого же дерева шкафчики, стулья, табурет и стол. А на столе лежала творческая работа молодого модельера с новыми вариантами дизайнерских решений.

- Ах! Как красиво! – восхищенно воскликнула мать мужа, наклонившись над эскизами Жанны, и варенье малиновой струйкой полилось из банки на них.

- Ах, Жанночка! Ах, деточка! – в горе запричитала свекровь.

- Ничего, мамочка, ничего, мамочка, - проявляя чудо терпимости, но с нервным подергиванием щеки, успокаивала ее невестка.

- Вы, мамочка, отдохните. Телевизор посмотрите.  А я вам  приготовлю ванну. Примите с дороги, - предложила хозяйка дома, проводив ее в гостиную. В шикарной комнате, усадив свекровь в роскошное кресло, в котором та утонула с головой, включила ей телевизор, сообщила, что ее любимый сын на писательской конференции за границей.

Старушка поникла, скучая по сыну, и неотрывно смотрела на маленький круглый изысканный столик. А на нем в стеклянной вазе тонкой работы одиноко стояла алая роза. Ее свежие благоухающие лепестки теребили память старой женщины. Она, прослезившись, вспомнила первый детский стишок своего ребенка и в умилении трогательно его прочитала:

В хрустальной вазе роза на столе стоит,
Но от легкого мороза лепесток ее дрожит,
Он дрожит, не зная, что за окном зима
И роза, расцветая, вдруг умереть должна…

И такая гордость за свое чадо охватила мать, а представив еще себе его за границей, она важно выпрямилась в кресле и, восседая в нем, как на троне, царственным взором обвела сказочное жилище сына.

На стенах панели из красного дерева, под ногами великолепный ковер, роскошный диван, телевизор с большим экраном и с непонятным для нее названием. Чтобы его рассмотреть, старушка, наклонившись, всем телом подалась вперед. Кресло свободно сдвинулось с места.  “Заграничный”, гордо подумала она и, торжествуя, откинувшись на троне, отодвинулась назад. Трон был мягкий и на колесиках и легко поддавался ей. Рассматривая живописное панно на стене за креслом, она немного покрутилась в нем.

Рядом на манекене искрилось светло-синим фонтаном шелковое платье. Платье было такое легкое, прозрачное, что любопытная старушка сняла его, чтобы ощутить его легкость, и, накинув на локоть, пошла,  хвалить невестку.

- Ах, Жанночка! Ах, деточка! Какая ты мастерица, - шепелявила она.

А Жанна в ванной комнате добавляла в воду ароматизированное средство для ванн. И, польщенная похвалой, бросив на свекровь лучистый взгляд лазурных глаз, ответила:

- Я завтра его надену.

-Ах, Жанночка! Ах, деточка! Оно как глаза твои! – изумленная вскрикнула мать мужа, всплеснув руками, и платье, соскользнув, упало в воду.

- Ах, Жанночка! Ах, деточка! – с жалобно-несчастным видом запричитала свекровь.

- Ничего, мамочка, ничего, мамочка, - с вытаращенными глазами, подергивая веком, дрожащим голосом успокаивала ее невестка. А зайдя в гостиную, молодая женщина впала в ужас и ее огромные глаза полезли из орбит: из-под кресла торчали ее светло-синие туфельки из щелка с оторванным каблучком.

Деревенская гостья принимала ванну, блаженно наслаждаясь теплой ароматной водой, и как дитя играла с воздушной мыльной пеной. А хозяйка квартиры сбегала в магазин за продуктами, чтобы порадовать городскими деликатесами мать обожаемого мужа. Накрывая на стол белоснежную скатерть, украшенную вышивкой крестом и мережкой, поставила на табурет открытую коробку с шоколадным тортом.

Распаренная свекровь в голубом махровом халате Жанны вышла из ванной комнаты и, накручивая на голову такое же полотенце, скользнула по паркетному полу в пушистых тапочках из меха и обессиленным голосом прошепелявила:

- Ах, Жанночка! Ах, деточка! Спасибо за блаженство! – и села на торт.

- Ничего, мамочка, ничего, мамочка, - судорожно сжавшись всем телом, простонала невестка.

За ужином у Жанны дрожали ноздри.

- Мамочка, у меня завтра показ мод. Пойдемте со мной на праздник, - нежным голосом позвала она с собой свекровь, не решаясь оставить ее одну.

- Ах, Жанночка! Ах, деточка! Ну что я там старая буду делать. Лучше я телевизор посмотрю, - упорно не соглашалась старушка…

…Публика бурными овациями оценивала смелые элементы дизайна молодого модельера и пришла в неистовый экстаз, восторгаясь ее скромным отношением к успеху. Жанна, как и модели, грациозно прошествовала по подиуму в хорошо известном всем платье, с красными и опухшими от слез глазами, с натянутой улыбкой на устах.

За кулисами соратники по делу были доброжелательно-снисходительными к ее нервной растерянности, отсутствующему взгляду и сострадательно сочувствовали ее безудержно льющимся слезам, считая, что от нервного возбуждения при подготовке к шоу у талантливого дизайнера не нашлось времени для себя.

А Жанна, погруженная в домашние проблемы, была далека от шумной модельной кутерьмы и оплакивала свои загубленные вещи, с ужасом думая о том, что еще там натворила мать мужа.

А бедная старушка, боясь своей неловкостью навредить дорогой невестке, целый день дремала на стуле в прихожей, ожидая ее и, услышав щелчок замка, встрепенулась.

Измученная переживаниями, дрожащими руками молодая женщина открыла дверь квартиры и, увидя перед собой свекровь с видом собаки, нагадившей в комнате, не щадя своих голосовых связок, истошно закричала:

-Ничего, мамочка, ничего, мамочка! – и истерично затряслась всем телом.

- Ах, Жанночка! Ах, деточка! Я уезжаю, - уныло промолвила почти детским шепелявым голоском старушка.

Мгновенной вспышкой загорелись радостным огнем слова свекрови в мозгу у невестки, и она бросилась ее обнимать, приговаривая: “Ах, мамочка! Ну что вы так мало погостили. Оставайтесь еще…”