четвертое утро двадцатого марта

он сидел в самом конце салона старого, скрипучего троллейбуса. человек за человеком, пассажир за пассажиром, тело за телом выходили из транспорта, и больше не наполняли его, - скоро конечная.
в старых стеклах троллейбуса отражались лица, куртки, руки... не отражался только он. он сидел в самом конце салона старого и скрипучего троллейбуса. за теми стеклами пробегали люди, куда-то спеша и сбивая прохожих. кто-то продавал цветы, сидя в инвалидной коляске, а кто-то просил милостыню, сидя на инвалидной коляске.
все бы ничего, но подол старенькой юбки прищемили двери старого, скрипучего троллейбуса. неприятный говор женщины, лет 55-ти, грохотом раскатился по железному салону, юркими белочками по поручням, дождевыми червями по истрепанным временем сидениям. а он все не отражался.
ему было лет 47. его челку тронула холодная рука возраста, воротник темно-серого пальто прикрывал красивый старенький шарф, что удавом обвил дрябеющую шею. аккуратная, короткая стражка только придавала солидности. пуговица, черная и аккуратная, как глаз старого ворона, выдавала возраст всего, что его окружало.
за окном пронеслось четыре остановки, 7 человек приклонного возраста и его фигура, уходящая куда-то от меня. его челка, тронутая возрастом, на мгновение слилась с белизной теплеющих берез, с заживающим боком смелой кошки, что спеша перебежала дорогу на красный свет под колесами автомобиля. его фигура удалилась куда-то меж старых фонарей еще серого парка. походка тоже подчеркивала возраст: уверенная, с широковатым шагом в аккуратных замшевых туфлях, чистых, но сбоку на левом туфле, был серый развод, чем-то похож на тот, что промелькнул над поверхностью речки, которая по-тихоньку освобождалась от льда, крыльями дикой уточки. руки, спрятанные в карманы пальто, грелись в перчатках. его выдавала лишь челка и старый шарф.
четвертое утро двадцатого марта было приятно прохладным с запахом влажной земли, чириканьем птиц меж дворов и тяжелым воздухом большого города. сонные глаза мало что могут увидеть, но его глаза всегда будут отражаться в стекле старого, скрипучего троллейбуса.