зарисовка

Как же я ненавижу сдерживаться. Приходится вести себя няшно и тихо, приветливо, но я вижу людей, таких же, как я. Их глаза блестят как у диких зверей, и лишь немногие могут открыто кричать, когда им хочется, брать то, что им нравится, рвать когти, и рвать всех, кто пытается подмять их под себя. Они молоды, сильны, полны жизни. Вокруг них словно аура из волн энергии, она сбивает обычных людей с ног. И знаю, однажды такие же как я, прорвут эту материю скучной жизни и изменят вековые устои, словно падающие громадные, тяжелые капли воды от грозового дождя на паутину мира. Безжалостно ломая длинные тонкие стебли сухой осоки своими холодными выдохами. И пусть не сразу, но букашки вдохнут свежий дикий ветер и вспорхнут крыльями к лунному небу. Они потянутся над гладью растаявшей воды к звездам, взмахивая так часто крылышками, что простому глазу не различить, будь то душа этой ночи, или мириады мотыльков поют свою колыбельную перед сном диким волкам.
Он проснулся с единственной мыслью: «Хочу». Чего он в своем юном возрасте хотел, он и сам точно сказать не смог бы. Хотел ли он секса, свободы, умереть, дышать, слушать пение мелких птах, что так воодушевленно голосили за открытым весенним окном. Просто его сердце с весной чуть не выпрыгивало из груди от наслаждения. Оно кричало, прикрыв глаза ладошками «Хочу!». И Михаэль не мог сдержать биение. Зачем оно расшумелось? Да хрен его знает. Разве нужен ответ, когда оно так  неистово рвется дышать? Юный волк шел угрюмо в школу, смотря гордо вперед. Но мысли его были далеки от учебы, режима, клетки, что еще недолго может сдерживать его. И может ли? Он шел вперед, вдыхая запахи прохлады солнечного утра. А перевязанная лапка его все еще болела. Ныла от той раны, что он получил накануне в выходные, от  чужака. И в голове его мелькала лишь досада, что недостаточно обидчик наказан за свой гонор. Но, что важнее, я поймала его взгляд. Неужели?