Римские каникулы

Холмы

Всякий город, претендующий на отблеск римского величия, пытается усмотреть в своих исторических границах семь заветных холмов. Их находят и в Москве, и в Константинополе, и в Киеве и даже в Вашингтоне. Но если в Москве «холмами» называют сущие кочки, а Киев развился из одного поселка на высоком берегу Днепра, то римские холмы даны в ощущение, весомы, грубы, зримы, и в черте древнего города их действительно ровно семь. Эту геологическую особенность пеший турист неоднократно помянет недобрым словом, взбираясь по крутым лестницам и обходя километровые крепежные стенки.

Римские холмы имеют высоты от 30 до 70 метров. Встав в центре старого римского форума, где-то в районе храма Весты, можно одновременно увидеть Палатин, Капитолий, Квиринал, Виминал, Эсквилин и Велий; Авентин окажется за Палатином. Таким образом, римский форум подобен японскому саду камней: с какой точки не смотри, хотя бы одного не будет видно.

Древнеримская архитектура.

… прет в центре города из всех щелей, даже там, где на поверхности видны более «молодые» сооружения. Заходя на площадь Navona, нелишне вспомнить, что своей овальной формой она обязана стадиону, построенному на этом месте еще при императоре Домициане. Со временем стадион трансформировался в площадь, сохранившую его размеры и формы. Здание Биржи построено в XVII веке, но ее боковая стена с величественной колоннадой, та, что выходит на площадь св. Петра, в давние времена подпирала крышу храма божественного Адриана. На вполне современной улице Наполеона Третьего несколько домов имеют в основании мощные серые камни: это не каприз архитекторов, а попытка сохранить остатки стены Аврелиана; улица в точности следует обводам древней крепости. На отлично сохранившийся километровый отрезок той же стены можно полюбоваться за Тибром. Парадоксальным образом, стена Сервия Туллия, которая старше аврелиановой на полтысячелетия, сохранилась ничуть не хуже, и ее участки и по сей день используют в качестве заборов и фундаментов новых домов. Например, именно за ней прячутся центральный госпиталь и поликлиника нынешней итальянской армии. Большинство древних городских ворот функционируют до сих пор по прямому назначению; под их огромными арками лихо проскакивают двухэтажные автобусы и еще остается изрядный запас сверху. Огромное количество зданий в центре стоит на древнеримских фундаментах и пользуется стенами древних зданий: достроят еще пару стеночек, наладят крышу, вставят в оконный проем стеклопакет — и все, можно жить!

Но самым поразительным свидетельством вечности Рима служит множество квадратных отверстий, проделанных в стенах всех без исключения древних памятников. Это следы средневековых пристроек, места заделки деревянных балок. Стоит немного напрячь воображение — и можно понять, что Колизей, к примеру, в «Темные века» представлял собой громадный многоэтажный жилой комплекс, полукаменный, полудеревянный. И так было по всему городу: деревянные хижины лепились, всползали на бока полуразрушенных храмов, форумов и стадионов. Вид тогдашнего города мог бы послужить прекрасной декорацией к постапокалиптическим фильмам, типа Mad Max и тому подобных.

Дворец Нерона

Дополнительный взрыв мозга вызывает деление древнеримских построек, как таковых, на более и менее древнеримские. Дело в том, что древний Рим имел собственную тысячелетнюю историю, собственные понятия о древности и современности, и уже тогда многократно и радикально перестраивался. Особо яркий пример — огромный дворец Нерона, построенный по его приказу после знаменитого пожара, организованного, по всей видимости, с конкретной целью воздвигнуть тот самый дворец. Что тут следствие, что причина, каждый выбирает по собственному вкусу. Хоромки Нерона, включавшие в себя огромное искусственное озеро, окаймленное величественными колоннадами, занимали территорию нынешних (то бишь, тогдашних будущих, а ныне — раскопанных снова) бань Адриана, Колизея, дворца Домициана на Палатине и изрядно наползали на Большой Цирк. Всего сто сорок гектаров. После убийства Нерона, по распоряжению нового императора Флавия Веспасиана, дворец закопали, причем настолько торопливо и небрежно, что под землей остались пустоты, залы превратились в пещеры, арки — в гроты. Вместе с одним их залов умудрились завалить даже грандиозную скульптурную группу «Лаокоон и сыновья» — культурный феномен, вдохновлявший целые поколения ваятелей, от маньеристов до постмодернистов, от Джамболонья до Родена! «Лаокоона» обнаружили в 1503 году местные сексуально-озабоченные пастухи, которые лазили в «гроты» чтобы насладиться созерцанием «гротесков», то есть эротической живописи, покрывавшей стены неронова дворца. Слово «гротеск» с той поры стало нарицательным, из-за преувеличения античными живописцами половых органов персонажей фресок. Вот сколь грандиозным и удивительным было это сооружение: не прослужив и пары лет по назначению, будучи засыпанным, уничтоженным и преданным забвению, оно «проросло» сквозь века Лаокооном, «гротеском» и «Колизеем»!

Да-да, и «Колизеем» тоже, потому что громадный амфитеатр называют так вовсе не из-за его собственной колоссальности (хотя она очевидна и не подвергается сомнению), а потому что он был выстроен рядом с «колоссом», центральным пунктом «золотого дворца» Нерона, 36-метровой статуей заказчика в образе бога Солнца. Статую тоже снесли, но гораздо позже, разобрали на металлолом в «Темные века»; пьедестал снесли в 1936 году, но археологи недавно откопали его фундамент и явили его обратно на свет божий. Теперь эту невразумительную груду бутового камня показывают туристам практически бесплатно, за каких-то жалких 12 евро. Вот такой многослойный пирог, этот Рим!

Папская архитектура

Во времена, когда Рим принадлежал папам, он приобрел совершенно новый, барочный колорит. В отличие от древнеримских, барочные дворцы, церкви и даже сады дошли до наших времен as was, практически в полной целости и сохранности. Тут важно запомнить одно имя: Джан Лоренцо Бернини. Он жил в XVII веке и, можно смело сказать, что именно он и спроектировал барочный Рим, наложил на него такую печать своего вкуса и стиля, что потомкам осталось лишь подражать и пытаться не испортить. В частности, Бернини построил визитную карточку Рима: собор Св. Петра со всей его колоннадой и статуями.

Египетские обелиски

Лично я насчитал их шесть; но на самом деле их в Риме не меньше дюжины. Почти все они вмонтированы в памятники времен Ренессанса и имеют на цоколях надписи с именами того или иного Папы римского. В связи с этим может показаться, что они поддельные, или что их привезли из Египта сравнительно недавно, веке в XVII-XVIII. Но это не так: все обелиски с иероглифами, установленные на площадях Рима, — подлинно-египетские, и они были доставлены в столицу еще в те давние времена, когда Египет значился провинцией Римской империи. А уникальная сохранность объясняется качеством материала и мастерством древнеегипетских каменотесов. В итоге, обелиски пережили многие иные древности и дожили до времен пап-меценатов, которые вообще очень любили увековечивать свои имена на старинных памятниках.

Колонны

Иногда папская привычка переподписывать памятники приводила к курьезам, если не сказать — конфузам. Например, на колонне Марка Аврелия мы видим надпись: «Великий понтифик Сикст V приказал привести эту спиральную колонну в честь императора Антония Пия, являвшую печальное зрелище и поврежденную, в ее прежний вид, в 1589 году от Р.Х.». Несмотря на это авторитетное мнение, с противоположной стороны пьедестала древние римляне вот уже 18 веков упорно называют сей монумент колонной Марка Аврелия, старательно перечисляя его эксклюзивные победы над врагами. Конечно, не папское это дело — вокруг колонны ходить и глупости разные читать, а с учетом известного догмата о непогрешимости Папы римского ситуация и вовсе становится двусмысленной. Кому верить? Язычникам-римлянам, у которых ничего святого за душой, или непогрешимому Сиксту V? Воистину, велик соблазн. Изыди, сатана! Изыди, кому сказал! К счастью, есть еще колонна Траяна, которую никто и никогда не переименовывал; после Сикста V ни один папа больше не решился на такую жесткую проверку своей непогрешимости.

Улицы

Улицы Рима четко делятся на три типа. Старинные крошечные улочки — само очарование, этакая итальянская пешеходная классика с булыжной мостовой типа «смерть шпилькам», почерневшими от старости домами, цветами, церквами, плющами и ресторанами. На окраинах преобладают современные улицы: широкие, с кошмарненькими бетонными коробками по сторонам. Посмотрев на творения современных итальянских архитекторов, Бернини однозначно застрелился бы, но вот чего не отнять — в новых районах много деревьев и зелени, и это делает их вполне уютными.

Но в Риме имеется и нечто среднее, выстроенное, по всей видимости, в конце XIX— начале XX веков. Такой Рим Вы можете понаблюдать… в Москве, осмотрев классические «сталинские» проспекты. Да-да, со всей определенностью, фасады «сталинок» старательные советские архитекторы срисовывали с римских домов того самого «срединного» времени.

Я знаю их, я их калькировал
для бань, для стадиона в Кировске.
Спит Баптистерий — как развитие
моих проектов вытрезвителя

— писал Вознесенский в 1962 году, проливая тем самым свет на источники и составные части «сталинского классицизма».

Итальянский монументализм

… того же периода явно послужил прототипом и нашему, советскому монументализму. Но тут ученики определенно обошли учителей. Могут ли не накатить знакомые ощущения, когда ты сходишь с моста Витторио Эммануэле на улицу Витторио Эммануле и направляешься мимо могилы Витторио Эммануэле к памятнику Витторио Эммануэле, нахально прилепившемуся к обратной стороне Капитолия, превосходя высотой все императорские дворцы. Типа, вот мы какие крутые, у нас есть подъемные краны, так-то!
А Колизей все равно больше, смею заметить.
И это, учтите, при том, что окна моего гостиничного номера выходили на площадь Витторио Эммануэле, и в парке Боргезе я видел еще одну конную статую Витторио Эммануэле. Ну, чем не дедушка Ленин? Культ личности первого короля Италии, «отца народа» (это не стеб, так прямо и написано на пьедестале — padre delle patria) сопровождается скульптурными группами совершенно в стиле Веры Мухиной. Но если в попытках передрать баптистерий на вытрезвитель советские архитекторы потерпели большее или меньшее фиаско, то в монументальной пропаганде они оставили итальянцев далеко позади. Можно и нашу пропаганду покритиковать, но все же советские монументы выглядят мощно и выразительно. «Родина-мать», «Жажда», «Рабочий и колхозница» — это своего рода шедевры. А вот их итальянские прототипы не менее смехослезотворны, чем  "победы" итальянского оружия в обоих мировых войнах. Неудивительно, что помпезный памятник Витторио Эммануэле в народе называют «вставная челюсть» и «пишущая машинка»: действительно, он очень похож и на то, и на другое, и столь же неуместен среди памятников подлинного древнеримского величия.

Полиция

Раз уж мы заговорили о современном итальянском государстве, нельзя не упомянуть полицию. Итальянские полицейские отличаются двумя особенностями. Во-первых — яркая, почти маскарадная форма, с обилием ремней, аксельбантов, кокард, выпушек, фестончиков и лацканов. Ширина лампас просто неимоверна — в половину штанины. И, во-вторых, — весьма высокий средний возраст; я встречал рядовых постовых карабинеров, которым на вид можно было дать лет семьдесят. Все носят сурьезные «пушки» в щеголеватых белых лаковых кобурах с серебряной пуговкой и фестончиком. Но выглядят они не страшно, и не очень понятно, почему их так много в центре, и так мало на окраинах? В центре я однажды видел улицу, сплошь заставленную полицейскими в шахматном порядке.

Бомжи

Казалось бы — откуда им взяться в столь монументальном городе с таким обилием дьявольски красивых полицейских? Как бы то ни было, бомжей, и нищих в Риме полно, никто их не гоняет, не обижает и не ущемляет в правах. С одной стороны, это хорошо. Почему хорошо? Во-первых, это гуманно и демократично. Во-вторых, не так тоскливо ходить глубокой ночью по улицам: кругом живые люди, хотя и спящие поперек тротуаров. Но это же порождает первый недостаток — приходится постоянно их перепрыгивать. Второй недостаток — стойкий запах мочи из каждой подворотни, да и на улицах — нет-нет, да потянет. Ну, понятно, надо же им где-то. В бодрствующем состоянии бомжи выглядят несколько приличней московских, но сильно превосходят количеством. А что выглядят приличней — так это от того, что не пьют такое палево, как наши, да и климат в Италии мягче, не обмораживаются. Я особо не принюхивался, но, кажется, и пахнут не так сильно; с трех метров и не учуешь. Те, которые нищенствуют, довольно напористы, и могут высказать свое мнение, если им не дать денег. Отдельную категорию составляют бомжующие негры; это молодые, вполне трезвые ребята, обитающие по большей части в парках. Можно наблюдать картинку: негры сушат портки на развалинах римской бани, один лениво мочится на древние камни в технике «умного пингвина» («глупый пингвин робко прячет, умный смело достает»), а рядом, на детской площадке, беззаботно резвятся дети под рассеянным присмотром скучающих мамаш.

Итальянские дети

… чертовски милы. Далеко не все симпатичны (итальянцы вообще не шибко красивый народ), но веселы, энергичны и при этом совершенно неагрессивны.

Итальянские женщины

В прошлое свое посещение Италии я обнаружил двух симпатичных итальянок за две недели. Прошло три года. Возможно, я стал за это время сентиментальней или, может быть, обнаружил новые грани женской красоты. На сей раз мне за неделю мне посчастливилось лицезреть аж трех красивых итальянок и еще с дюжину — привлекательных. Прогресс налицо. Для сравнения — в Москве привлекательна каждая вторая молодая женщина, а красива — примерно каждая десятая. Но это сугубо личное мнение, не буду навязывать.

Итальянские мужчины

В мужчинах я разбираюсь слабо. Жена несколько раз (раза три) показывала на красавцев, и утверждала, что они как будто сошли с обложки модного журнала. Очень может быть. Но подавляющее большинство итальянцев невысоки, с брюшком, лысы, бородаты; часто попадаются совершенно хамские морды. Нет, не по поведению; ведут все себя вполне прилично, но сама морда — хамская. Кепарик, цигарочку в кривые некомплектные зубы — и украсит своим общим видом любую нашу деревенскую дискотеку. Кто это выдумал, будто итальянцы — красивейшая в мире нация? Впрочем, там много цыган и румын, может, они и портят картину.

Мусор

Его много, но, справедливости ради, в ключевых местах определенно обитает кто-то невидимый, кто подметает и убирает. Ни одного дворника я не заметил. Москва серьезно выигрывает у Рима и по этому пункту, то есть в плане чистоты. Столица нашей Родины выглядит столь же паскудно, как Рим, только пару недель в году, когда сходит снег и становится ясно, кто и где мусорил в течение всей зимы. Когда снег сходит, наши бодрые таджики, да продлит Аллах им разрешение на работу, собирают все в мешки и Гигиена торжествует. Так вот: в Риме местные таджики — это негры. Но они не убирают, они мусорят. И оттого Гигена негодует. В Вечном городе аналогичную московской весне картину можно наблюдать круглый год, практически вечно. Особенно живописны разносимые ветром разноцветные полиэтиленовые пакеты. И еще горы окурков — смолят римляне только в путь и поиском урн не заморачиваются.

Тибр

Чертовски бурная речка! И разливается, судя по всему, широко. Вода бледно-зеленого цвета. По берегам даже в черте города, на набережной, растут кусты, а на кустах висят те самые разноцветные пакеты. Всем пофиг, мы любим Тибр не за это, а за его мосты.

Мосты

Самый красивый — Мост св. Ангела, ведущий к замку св. Ангела, папской резиденции. Он украшен превосходными статуями работы (разумеется) Бернини. Красота этих скульптур выгодно оттеняется убожеством соседнего моста — разумеется, имени Витторио Эммануэле, ведущем, сами знаете куда; на нем пафосные герои показывают натужно-героические позы, тщетно подражая Лаокоону, пытаясь возбудить в местных жителях патриотизм и гордость героическим прошлым. Все выдержано в тоталитарной стилистике, но мелко, неряшливо и халтурно. Тоталитарненько — вот то самое слово. Ниже по течению есть еще мосты, без скульптур. У острова Тиберино оставлен один пролет древнего римского моста — он прекрасен.

Пинии

Рим — город огромных пиний, высоченных сосен с зонтичными кронами. Пиния – это вам не какой-нибудь скорорастущий тополь. Она растет лет триста, пока достигнет стандартного римского размера. Вечному городу и деревья под стать — вековые. Еще там растут платаны и апельсины. Да-да, прямо на улицах, и очень вкусные.

Метро

В Риме тоже есть метро, к счастью, маленькое, всего из двух веток. Даже в Милане оно больше. При входе в римское метро возникает простая и естественная мысль: если где-то на свете и обитают вампиры и монстры, то именно тут им самое место. Представьте себе: серый пористый камень, низкие потолки — рукой можно потрогать, потеки на стенах. Не то чтобы грязно — но очень темно и серо. Трубы и провода на потолках, адски шумит вентиляция. Все станции одинаковы, вестибюлей нет в принципе. В московском метро глаз отдыхает и радуется, а тут — безнадежная депресуха. Так и представляю себе картину: идет римлянин после тяжелого рабочего дня, заходит в метро, видит все это — и что? Любой северянин бросился бы под поезд от тоски, а они — хоть бы хны, смеются, болтают, веселятся. Наверное, эти люди работают в офисах с видом на парки Боргезе или Целимонтано, и метро для них — повод отдохнуть от красоты. Ах, этот Бернини, он так утомляет! Дайте мне чего-нибудь безобразного! Ну, хотя бы вот это метро! Да, оно достаточно безобразное, спасибо!

Или вот: начало фильма ужасов. Девушка назначает юноше свидание. Встречаются в метро. В римском метро. На станции Барберини, в тупике, под трубой! А-а-а-аа!!! Уже страшно!

Римляне

Может показаться, что Рим мне не пришелся по нраву. А вот и нет! Я полюбил его всей душой, со всеми недостатками и косяками. Рим — живой город, и все его отдельные элементы: и прекрасные, и безобразные, приведены в некую гармонию. Нужно только прислушаться, приглядеться, услышать и узреть.

Проведя неделю в Риме, я никак не мог отделаться от мысли: как бы я чувствовал себя, прожив целую жизнь в этом удивительном городе? Москва — совсем другое дело. Москвичи не ощущают груза эпох. Московские древности, сравнительно с римскими и не древности вовсе, а так — старости. Их мало, они ненавязчивы, они в центре, куда редкий москвич залетает на полчасика в год — показать диковину родственникам из провинции, а заодно и самому посмотреть. Но римляне — те самые, что прячутся за занавесочками серых и черных от старости домов, построенных на древних фундаментах, как чувствуют себя они? Какая мудрость веков им открыта? Москвич может ощущать себя песчинкой в пространстве огромного города, может испытывать одиночество, осознавать свою мизерность — но только в одном, а именно — в пространственном измерении. Совсем другое дело — центровой римлянин. Он многомерен, он песчинка и в пространстве, и во времени, его ничтожество и одинокость беспредельны. Какая, должно быть, смесь смирения, протеста и любви к этим камням и деревьям бушует в классической римской душе! Ибо коренные римляне — Хранители. Они натирают руками дверные ручки до золотого блеска, полируют подошвами мостовые, согревают дыханием древние камни. Их жизнь — ничто, секунда, кадр в нескончаемом кино, снежинка в бешеной метели. Да, мы все такие, мы все умрем, но только римлянин способен осознать свою конечность и временность так ясно, искренне и наверняка.

И вот, скажите — что ему эти негры, эти бомжи, этот мусор на улицах? Суета сует, и всяческая суета! Было это все уже, как сейчас помню… Да вот при том же Марке Аврелии — столько этих маркоманнов понаехало, страсть… А потом вандалы, готы, да кого только не было! А вот негры — они раньше были, при Сулле ышшо, после югуртинской войны… Хотя нет; и норманны их тоже немало завозили, с Сицилии, веке в XIII…