Таинства фотографии

Мое знакомство с фотографией началось в раннем детстве, когда я любил играть с тросиком от фотоаппарата, и еще иногда мне позволялось наблюдать за таинством печати фотокарточек и особенно проявки отпечатков, когда на белом листе бумаги появлялось изображение. Иначе как волшебством этот процесс назвать было нельзя. Я многое не понимал и воспринимал как данность, не вдумываясь в подробности. Проявитель (или фиксаж?) имел характерный "фотографический" запах, иногда мне разрешали вынимать отпечатки из ванночек, и, поскольку я все делал руками, они также приобретали запах, а если я вытирал их об одежду, то и она пропитывалась запахом проявителя, заодно приобретая и пятна. Но что ж поделаешь, искусство – читай – фотография требует жертв. А в то, что фотография это искусство я верю и сейчас, хотя тогда, в далеком детстве, это все было очень туманно.

Первые самостоятельные попытки "щелкать" фотоаппаратом у меня появились позднее, в классе втором-третьем, когда отец стал разрешать мне пользоваться старинным фотоаппаратом "Любитель". У нас было два фотоаппарата: более старый "Любитель", в пластмассовом корпусе, с матерчатым ремешком, чтобы вешать его на шею, и новенький "Зоркий" в кожаном блестящем футляре. Этот фотоаппарат мне пока что не доверяли. Отец по молодости очень увлекался фотографией, у него были большие картонные ящики с фотоснимками, сделанными контактным способом с негативов 6х6 см, которые применялись в "Любителе". Позднее отец сделал на базе того же "Любителя" фотоувеличитель-приставку. Это была широкая горизонтальная доска с салазками, по которым передвигался закрытый колпак с лампой, отражателем и закрепленным на нем фотоаппаратом, а напротив – экран, на котором устанавливалась рамка для фотобумаги. Таким образом, можно было получать снимки большого размера, вплоть до 24х30 см. Этот увеличитель всегда приводил меня в восторг, так там все мудрено было устроено. Было большое колесо – для грубой, и маленькое – для точной фокусировки кадра. Вся механика плавно ездила по салазкам, сделанным в виде канавок с бортиками. На съемном экране была закреплена кадрирующая рамка. И главное, отец сделал все вплоть до шестеренок и колесиков своими руками.

Я часто доставал "Любитель", когда родителей не было дома, и подолгу рассматривал его. Там было отверстие, через которое можно было наблюдать цифры – номера кадров. Пленка имела сзади черную защитную бумажную ленту, сами кадры были квадратными, и умещалось их на пленке 12 штук. Так что сильно не разгуляешься, и каждый кадр надо было выбирать очень тщательно, подбирая при этом достойный сюжет, и выставлять диафрагму и выдержку, учитывая освещенность и характер снимка, да и резкость надо было наводить вручную, по небольшому серому пятнышку в видоискателе объектива.

Первое мое серьезное испытание в качестве фотолюбителя было в поездке в Кисловодск, куда мы с классом отправились как-то на экскурсию. Я уже всем заранее сообщил, что беру фотоаппарат, и очень гордился тем вниманием, что меня окружало. Еще я сразу сказал, что кадров мало, так что снимать буду только выдающиеся сюжеты, а на всякую мелочевку тратить пленку не стану. Из этой поездки я привез отснятую пленку, а так как опыта у меня было – ноль, то из 12 кадров едва ли половина могла бы считаться более-менее нормальной. Самым обидным было то, что я чуть было не разбил пластмассовый корпус "Любителя", когда неловко спрыгнул с моста в кисловодском парке, и фотоаппарат ударился о камень.

Конечно, мне хотелось поскорее добраться до "Зоркого", там ведь уже 36 кадров, да и вид у него не чета "Любителю". В первый раз мне удалось выпросить "Зоркий" у отца на октябрьские праздники в 1963 году, когда отец был в хорошем расположении духа и согласился дать мне фотоаппарат поснимать демонстрацию. Я нащелкал целую пленку, иногда повторяя "для верности" снимки, а вот проявка и закрепление, а также последующая печать фотокарточек – это было занятием совместно с отцом. Там же я и получил взбучку за множество овальных пятен на пленке, это когда я забывал выдвигать объектив. Так что не все шло гладко.

Как-то так было принято, что все мало-мальски значительные события обязательно фотографировались, а уже праздники и поездки – это как "отче наш". Из каждой поездки на море отец привозил отснятую пленку, а то и две, так же было и с экскурсиями. Если когда-либо потомки увидят все эти снимки, подумают, что мы только и делали, что ходили на демонстрации, куда-то ездили, путешествовали, посещали другие города, а то и вовсе устраивали пикники на природе и домашние застолья. А и то сказать, кому интересно снимать обыденную жизнь, хотя по прошествии времени многое переоценивается.

У отца было множество книг по фотографии, и он меня заставлял их читать, чтобы я относился к этому занятию серьезно. Я с интересом узнавал, что такое диафрагма, как определяется глубина резкости, что значит светосила объектива и как правильно рассчитать выдержку по широте местности и времени дня. Больше всего мне нравились иллюстрации в конце книг, где рассматривались разные секреты съемки, как сделать хорошую фотографию, правильно выбирая ракурс, какие бывают ошибки и как их не допускать.

"Зоркий" был хорошим серьезным, взрослым фотоаппаратом, это не то, что какая-нибудь "Смена", где резкость выставлялась "на глазок". Здесь же были дальномер и видоискатель, затвор отрабатывал выдержки от 1/20 до 1/500, объектив был с "просветленной" оптикой, сам фотоаппарат имел металлический корпус с выдвижным объективом и кожаный футляр. Интересным было наличие в футляре карманчика для пластмассовой пластинки, на которой можно было вести карандашом записи о снимаемых кадрах или подсчитывать выдержку и диафрагму, и потом легко их стирать при необходимости. Свою родословную этот фотоаппарат вел от довоенной немецкой "Лейки" и ее отечественной копии под именем "ФЭД". Большая часть продукции Красногорского завода уходила на экспорт; за границей очень ценились наши фотоаппараты, и отец мне часто с гордостью показывал надпись "Made in USSR - изготовлено в СССР", которую тогда ставили только на экспортную продукцию.

Летом 1965 года я ездил на краевые соревнования судомоделистов в Ставрополь, и там занял первое место в гонках яхт. Призом был фотоаппарат "Киев-Вега" – маленькая 16-мм камера "шпионского" типа, которой я очень гордился. К фотоаппарату придавались переходники для использования 16-мм пленки при проявке и печати. Проблемой был только дефицит кассет на 16 мм, приходилось покупать большие катушки для кинокамер этого же формата и потом отрезать нужные куски. Но что это значило в сравнении с возможностью почти всегда носить фотик в кармане и делать снимки в самых неожиданных местах! Качество таких снимков, конечно, было невысоким, и крупнее чем 6х9 я их не печатал, потому что там уже явно проступало "зерно". Зато в классе мои снимки производили фурор, особенно, если там были неожиданные места и ракурсы, а то и пикантные моменты. "Киев-Вега" – был моим первым "собственным" фотоаппаратом, на который не требовалось разрешений и согласий, и я с азартом предавался фотоохоте.

Фотографии я печатал на увеличителе "У-2", который появился в доме, еще когда отец купил "Зоркий". Это был один из самых распространенных увеличителей, хотя и не самый лучший. В фотографических справочниках встречались изображения по-настоящему профессиональных и качественных увеличителей, типа "Москва", "Ленинград", а то и вовсе целый стенд для печати и обработки фотокарточек, больше рассчитанный на стационарные условия. Эти аппараты появлялись и в продаже, но цена их была весьма высока. Позднее появились и импортные модели, из которых выделялся "Крокус" производства ГДР, опять же за высокую цену. В году 1964 на бульваре открыли новый магазин "Олимп", где торговали спортивными товарами, и в нем был целый отдел, посвященный фотоаппаратам, химикатам и разным фотопринадлежностям. Я как завороженный стоял у витрины, разглядывая фототехнику, восхищаясь ее новеньким видом и обилием разных моделей. Вся аппаратура была разложена согласно ценовым уровням, там были и "Салюты" по 400 рублей, и менее дорогие, но все равно недоступные фотоаппараты "Киев" и "Зенит", эти шли в пределах 150-300 рублей, потом еще "Нарциссы", "Ломо" по 100-85 рублей и замыкали список вполне демократичные "Смены", самая дешевая из которых стоила 13-50. Во мне боролись два чувства: я хотел хороший дорогой фотоаппарат и в то же время понимал, что дороже «Смены» мне ничего не купят. А то и вовсе скажут: ведь есть у тебя твой шпионский "Киев-Вега", вот и пользуйся, а на праздники можно и отцовским "Зорким" поснимать. Как им всем было непонятно, что я уже начал вырастать из своего маленького 16-мм аппаратика, и мне нужен хороший 35-мм фотоаппарат. А уже попользовавшись "Зорким", "Смену" я не хотел ни за какие коврижки, и наверное поэтому не стал заводить разговоры о своих тайных желаниях. С завистью я смотрел, как в Цветнике фотографы, обвешанные аппаратурой, снимают курортников, как измеряют освещенность фотоэлектрическими экспонометрами, и им не надо ничего высчитывать, как выбирают они самые выгодные точки съемки и, пользуясь штативом, точно наводят резкость. У всех этих профессионалов были свои, заранее "пристрелянные" места, стоит только посмотреть открытки с видами Пятигорска и понимаешь, что эти места были открыты задолго до того, как вообще ты взял фотоаппарат в руки.

Еще, в "Олимпе" были огромные мощные объективы, из которых выделялся "МТО-1000" – супер телеобъектив, который и в руках-то не удержишь, нужна подставка. Да сам едва ли удержишься на ногах, узнав его цену в 1000 рублей, по тем временам очень большую сумму, тогда это была годовая зарплата рабочего. Позднее я видел снимки, сделанные этим объективом – там даже кратеры на Луне хорошо просматривались, как если бы это был телескоп. Несколько таких снимков в качестве рекламы висели в фото отделе "Олимпа" и неизменно вызывали восхищение покупателей.

После шестого класса, летом 1966 года, мы с классом отправились в поход в Долину нарзанов, и я выпросил у отца "Зоркий", чтобы запечатлеть это событие. Мы ночевали в палатках, а по утрам там было холодно, даже вода покрывалась коркой льда. И вот я утром достал фотоаппарат, а у него не работает затвор. Я сильно перепугался, думал, что аппарат сломался, что теперь я скажу отцу? Но потом взошло солнце, стало теплее, и все пришло в норму. Оказывается применяемый в "Зорком" шторно-щелевой затвор не рассчитан на низкие температуры. Понятно, почему его всегда зимой носили под пальто или курткой. Другой случай произошел, когда мы спустились вниз с гребня, и я хотел всех заснять – а фотоаппарата нет! Опять у меня паника и слезы на глазах. Оказалось, что я его забыл вверху, где мы брали воду для питья. Пришлось возвращаться, и к счастью, все обошлось, фотоаппарат лежал на камушке, ждал меня.

В 1968 году пришел из армии мой дядя – Дмитрий, и купил себе "Смену-8". Поначалу я воспринял это снисходительно, завидовать там было вроде бы нечему, но, странное дело, у Дмитрия получались очень хорошие снимки, особенно когда он снимал природу и разные виды гор в поездке в Домбай. Я начал понимать, что не все определяется аппаратурой, что нужно еще уменье, впрочем, несмотря на невысокую цену, аппараты класса "Смена" отличались высоким качеством съемки, и были очень популярны. Когда к нам в гости приезжал Петя, мой двоюродный брат из Шпаковки, он привез свою "Смену-8", и мы с ним решили пройтись по Лермонтовским и курортным местам. Я, опять же, выпросил у отца "Зоркий", и мы устроили настоящее соревнование, снимая пейзажи из одной и той же точки своими фотоаппаратами. Потом проявили обе пленки, и выяснилось, что они почти не отличаются по качеству, я-то думал, что заткну Петьку за пояс, ан не вышло. "Конечно", - говорил я потом в оправдание, - "Петька подсматривал, когда я наводил на резкость, ведь ему нужно было определять расстояние "на глазок", а у меня дальномер!" С этого времени я уже не смотрел на "Смену" как на примитивный детский аппарат, хотя и обладать ею мне так и не довелось.

Дальнейшая школьная жизнь, экзамены, поступление, потом начало студенчества – все это отвлекло от занятий фотографией, и вернулся я к регулярным съемкам только на каникулах после первого курса. Отец спокойно доверял мне "Зоркий", и я почти каждый день таскал его с собой, снимая все подряд. Проблемой стало проявить пленку и сделать отпечатки, потому что к этому времени фотохимикаты стали большим дефицитом. Я выходил из положения так: пленку проявлял в фотолаборатории, где за 30 копеек ее можно было на следующий день получить готовую, проявленную и промытую. А фотографии я печатал дома, доставая через Дмитрия, а у них на работе была фотолаборатория, фотобумагу и химикаты. У него же я выпросил глянцеватель, и теперь мне не нужно было сушить фотокарточки на газетах, когда наутро они сильно скручивались, и приходилось на них накладывать стопку книг для выравнивания.

Когда я учился на третьем курсе, мы с одногруппником Игорем подрядились делать фотоснимки разных соревнований для спорткафедры. Это было одновременно и развлечение и давало прибавку к стипендии, так как нас оформили туда лаборантами на полставки. Аппаратуру мы покупали за счет института, но выбирали ее сами. В Харькове был фотомагазин, который торговал по безналичному расчету. Нам дали письмо из института с гарантией оплаты, и мы поехали выбирать все, что нам могло понадобиться. Надо сказать, что в магазине преобладала аппаратура местного завода "ФЭД", видимо это было выгодно заводу: по безналичке покупали в основном организации, деньги были не из своего кармана, поэтому покупатели не были столь щепетильными, а продавцы, напротив, не хотели шевелиться, торгуя по принципу "бери, что дают!" Я–то думал, что мы купим "Зенит" или другую зеркалку, а тут только "ФЭД"ы. Но ничего, мы выбрали "ФЭД-4" с хорошей лантановой оптикой, встроенным экспонометром и дальномером, и когда испытали его "в деле" остались довольны. Спортивная съемка требует короткой выдержки, а там была даже выдержка 1/1000, так что в этом смысле все было нормально. Еще мы набрали полный комплект ванночек, два пинцета, кадрирующую рамку и много химикатов, пленки и бумаги. Проявитель для пленки брали исключительно мелкозернистый, в небольших флакончиках, концентрированный, производства ГДР. Купили увеличитель "УПА-5М" с автоматической наводкой резкости, большой глянцеватель 30х40, фотовспышку "ФИЛ-11" с мощной лампой, несколько фотоламп с рассеивателями, кое-что еще по мелочи, в общем, раскрутились по полной. Привезли все это богатство на кафедру, сдали счет на оплату; зав кафедрой только крякнул, куда же это все девать, и разрешил нам заниматься обработкой пленки и бумаги на дому, только чтобы дважды в месяц мы выпускали большой стенд о текущих спортивных событиях. А нам того и надо было!

Первым испытанием стала съемка соревнований по боксу. Мы как заправские репортеры лезли почти на ринг, чтобы поймать хороший кадр, щелкали затвором под носом у арбитров, блистали вспышкой по глазам зрителей, наснимали две пленки, в конце даже охватили институтскую команду в сборе и судейскую бригаду за компанию. А что, нам не жалко! Проявив пленку, мы поняли, что из всех кадров только половина подойдет для стенда, но, тем не менее, сделали две большие фотографии команды в сборе и тренеров, и далее эпизоды из боев, стараясь выбирать кадры, где побеждали "наши". Фотографии прошли на "Ура", стенд получился отменный, зав кафедрой был доволен, даже приглашал ректора, который сказал: ну вот теперь все увидят, что спортивная работа в институте на высоте. А мы так вообще были именинниками.

Потом были еще поездки по городу и за город, на стадионы и спортивные площадки, и даже путешествие на другой конец Украины, в Ивано-Франковск, так же со спортсменами. Наши снимки часто публиковались в институтской газете «Инженерные кадры». Конечно, обработка пленок и печать снимков были делом весьма хлопотным, но зато мы получали множество впечатлений, а главное, доступ к фотоаппаратуре и бесплатным фотохимикатам, да еще зарабатывали какие-то деньги за работу на кафедре.

Лето 1975 года было благодатным временем окончания института и в моем фотоальбоме оно отмечено множеством снимков. Помогло и то, что мне удалось пробраться в фотолабораторию у Дмитрия на работе, где было множество стационарной фотоаппаратуры, так что обработка фотоматериалов, химикаты и сами фотоматериалы стали еще ближе. Вдобавок, не надо было ждать ночи, в лаборатории было темно и среди дня, благодаря специальному затемнению. Наверное, когда я «выползал» оттуда «на свет божий», у меня был помятый и сонный вид, как и у всех лаборантов, работающих при фотографиях и фотоателье. Я щурился на яркое солнце, успев привыкнуть к полумраку фотолаборатории и красным фонарям фотопечати, но зато у меня была внушительная пачка фотоснимков «с пылу с жару» из глянцевателя, и я мог тут же вручить фотографии всем, кого снимал.

Эта лаборатория сильно выручила меня зимой 1977 года, когда нужно было наделать множество свадебных фотографий. Я несколько дней просидел в фотографическом полумраке, приноровившись печатать фотографии с одного кадра по 10-15 штук, так что только на первом из них я проверял установку выдержки, а дальше я их штамповал, как будто пек блины. Мой фотографический конвейер работал без сбоев: я выбирал кадр, проверял фокусировку, закладывал в увеличитель лист фотобумаги, включал таймер, и пока шел процесс экспозиции, просматривал, как идет проявка предыдущего снимка в ванночке, затем, дав еще немного снимку допроявиться, потому что при красном свете всегда снимок кажется темнее, чем потом при нормальном освещении, я бросал проявленный отпечаток в промывочную ванночку. К этому времени таймер уже отрабатывал экспозицию и я бросал второй снимок в проявку, а предыдущий – из промывки в фиксаж. В фиксаже отпечатки должны были лежать минут 15-20, так что я только время от времени перебирал их пинцетом, чтобы не слиплись. Из фиксажа отпечатки отправлялись в проточную ванну для окончательной промывки, а потом – в глянцеватель – на просушку и глянцевание – и потом уже на резак – для обрезки. Обычно я заряжал ванночки из расчета 100 фотокарточек размера 13х18 на сеанс, потом, в процессе глянцевания, который получался самым длительным, готовил новые растворы. Концентраты растворов я готовил в трехлитровых баллонах, а потом просто разбавлял их до нужной концентрации и заливал в рабочие ванночки. Некоторые фотографии я делал с больших негативов 6х9, и тогда нужно было менять лентоводитель в увеличителе. Но там все было предусмотрено, это был стационарный увеличитель «Ленинград-4», удобный и качественный.

В апреле 1977 года меня послали на курсы в Минск. Там я и увидел в универмаге дефицитное чудо фототехники - «Зенит-Е». Эти фотоаппараты пользовались большим спросом благодаря тому, что имели высокие характеристики, из которых главной была зеркальная конструкция, и ты мог видеть снимаемый объект прямо через объектив, т.е. так, как это потом будет отображено на кадре фотопленки. Кроме того, у них была превосходная оптика и качественное исполнение, впрочем, характерные для любых тогдашних отечественных аппаратов. Я приобрел тогда «Зенит-Е» с объективом «Гелиос-44», со встроенным экспонометром. Это был мой первый по-настоящему качественный и серьезный аппарат. На радостях я наснимал две пленки, оставив их проявку и печать фотокарточек до возвращения в Пятигорск. От «Зенита» я прямо-таки балдел, первое время просто доставая его и рассматривая и любуясь им. Инструкцию прочитал очень тщательно, хотя особых премудростей я там не вычитал. Оказывается, в Минске фотоаппараты этой марки продавались потому, что выпускались на местном заводе в Вилейке. Я немного огорчился поначалу, потому что хотел фирменный аппарат Красногорского завода. Но потом рассмотрел внимательно эмблему и – о чудо! У меня как раз был Красногорский вариант. Тогда все или почти все заводы, выпускавшие фотоаппаратуру, были военными, и главной продукцией там были прицелы, бинокли, перископы, а бытовая техника шла в нагрузку к плану. Однако, культура производства была на высоком уровне, не в последнюю очередь потому, что многое из оборудования было вывезено из Германии в счет репараций. Говорили, что многие заводы, в том числе и Красногорский, были оборудованы станками с заводов Карла Цейса. А в белорусской Вилейке завод только начинал производство, и надежды на высокое качество продукции было мало.

В августе 1977 года мы уехали в Казахстан, и фотоаппарат стал непременным спутником нашего обживания Мангышлака, этого богом забытого края. Особенностью съемки была высокая освещенность местности из-за светлого фона желтого грунта, яркого солнца в безоблачном небе и почти полного отсутствия зелени, что вызывало необходимость выставлять выдержку на ступеньку выше, т.е. короче. Диафрагму я традиционно ставил исходя из необходимой глубины резкости, особенно при групповой съемке или, при портретной съемке, исходя из желаемого художественного эффекта, когда размытый фон дополнительно подчеркивает тонкие черты лица. Я почти сразу же обзавелся всем необходимым фотографическим имуществом. Что-то привез из Пятигорска, что-то приобрел на месте, благо, снабжение было великолепным, а некоторые вещи, ту же вспышку и переходные кольца для объектива, купил еще в Минске. Приобрел увеличитель «УПА-5М», уже знакомый мне по Харькову, глянцеватель, фоторукав, чтобы заправлять пленку на свету, и еще настольный штатив. Этот штатив мы использовали, когда хотели сняться вместе, а запасного фотографа поблизости не было. В «Зените» есть автоматический спуск с задержкой до 15 секунд, в течение которой можно успеть как надо рассесться перед объективом, так вот мы его и пользовали, от чего на некоторых фотографиях вид у меня несколько растерянный, потому что я не успевал принять нужное выражение лица, готовясь к снимку, как это успевали сделать другие. Я снимал море, непривычные степные пейзажи, ледяные наросты от морского прибоя первой снежной зимой, редкую и чахлую растительность, приятелей и знакомых, коллег по работе, ну и, конечно, себя любимых.

Весной 1978 года я зарядил в "Зенит" цветную пленку марки ORWO-COLOR. Я долго подходил к этому, все никак не решаясь, потому что цветная фотография еще только входила в наш быт, и обработка пленки была весьма сложным делом. В Москве и больших городах были специальные пункты, куда можно было сдавать на обработку кассеты с пленкой ORWO, это даже входило в стоимость пленки, но где Москва, и где наш окраинный Мангышлак? Итак, заплатив 2 рубля 85 копеек, что само по себе было недешево, я приобрел картонную коробочку с пленкой, уже заряженной в кассету и удивился тому, что там еще давался фольгированный мешочек, видимо, для отсылки пленки на проявку. На майские праздники мы слетали в Пятигорск, там я и заснял первые цветные кадры. Я старался выбирать наиболее яркие по цветовой гамме сюжеты, пленку экономил, и эта фотосессия растянулась до октября. Обработать пленку любезно помог муж сослуживицы моей супруги, который занимался цветной фотографией, а вот с цветной печатью было хуже. Конечно, УПА-5М был приспособлен и для цветной печати, там даже был специальный отсек для светофильтров, и вроде бы ничто не мешало заняться печатью цветных фотографий, я даже приобрел пачку бумаги "Фотоцвет" и набор химикатов, вот только реально отпечатать фотографии я так и не решился. Сделал черно-белые отпечатки с цветных негативов, да и положил это дело в долгий ящик. Только спустя 20 лет я получил цветные фотографии тех негативов, чему помог случай. Как-то ко мне обратились из "Кодак-экспресс" помочь им с компьютером. Я быстро все наладил, а в качестве оплаты попросил сделать мне цветные отпечатки, предупредив, что пленка пролежала в коробочке 20 лет. Идя мне навстречу, парни из Кодака подобрали на каждый кадр специальные светофильтры, так что снимки получились как будто сделанные только вчера. Было забавно и трогательно смотреть на молодые лица на снимках, и хотя они в черно-белом варианте уже были хорошо известны, но в цвете все смотрелось совсем по-другому. Это был своеобразный привет из юности, ярко высветивший ту далекую весну начала нашей совместной жизни.

Когда печатаешь фотографии, часто выбираешь какие-то одни кадры, а другие пропускаешь, причем по самым разным мотивам: иногда на снимке что-то не нравится, иногда сюжет кажется несущественным, или кто-то моргнул и получился "спящим". Так и остаются нераспечатанные негативы, и потом спустя время ты как будто делаешь открытие, просматривая старые негативы и ловишь себя на мысли, что зря отверг тот или иной снимок. Причем, мотивы уже забылись, и неотпечатанные кадры предстают новой стороной.

Очень интересным оказался случай с одной из моих ранних пленок, которая волею судеб оказалась непроявленной и пролежала так 25 лет. В классе шестом мы проходили по литературе "Демона" Лермонтова, и наша учительница повезла нас в Кисловодск, где в парке существует пещера, в которой якобы этот демон обитал. Потом мы еще посетили музей Ярошенко, в общем, была обширная культурная программа выходного дня. Я, само собой, прихватил фотоаппарат и наделал снимков, а потом как-то получилось так, что вовремя не проявил пленку и забыл о ней. Обнаружилась эта пленка уже в году 92-м, когда я перебирал старые коробки с негативами. Я уже и не думал, что на этой пленке что-либо сохранилось, в смысле изображений, но, тем не менее, решил ее проявить. Сделал раствор, залил в бачок и из кусочка пленки вырезал маячок, чтобы точнее определить время проявки. Проявленная пленка была малоконтрастной, что было вполне объяснимо, учитывая ее преклонный возраст, но вполне пригодной для распечатки, и я тут же сделал с нее несколько фотографий. Это тоже был привет из далекого отрочества, попутно я удивился, как странно мы тогда одевались, совсем не похоже на то, как одеваются подростки сейчас. Конечно, тогда никто не парился насчет одежды, главный принцип был – лишь бы было удобно, т.е. чтобы одежда не стесняла движений.

Мало-помалу я делал фотографии, опять же по принципу "отмечать достойные события", т.е. праздники, путешествия, экскурсии, ну и конечно же застолья. Заниматься пейзажной съемкой, учитывая скудость природы на Мангышлаке, было неинтересно. Кому будет в охоту смотреть однообразные пейзажи, с одной стороны море до горизонта, с другой – ровная как стол степь, также до горизонта. Глазу не за что зацепиться в этом ровном пространстве, хотя, рассматривая сейчас снимки на сайте Актау, я нахожу, что все-таки снимать было что. Мои же альбомы больше отображают семейную жизнь, и вообще я считал, что если на снимке нет знакомых лиц, то и делать его необязательно.

Осенью 1992 года я поехал на учебу в Англию и, конечно же, взял с собой "Зенит". Надо сказать, что к этому времени там уже вовсю были в ходу "мыльницы", т.е. маленькие почти полностью автоматизированные камеры, где от фотографа требовалось только выбрать кадр и нажать на спусковую кнопку. Все остальное фотоаппарат делал сам. Мои сокурсники, когда я притащил свой "Зенит", чтобы запечатлеть процесс нашей учебы, очень удивились, глядя на это чудо техники. В Англии такими аппаратами пользовались только профессиональные фоторепортеры, поэтому на меня посмотрели с уважением, как если бы я был профессионалом. По выходным, имея массу свободного времени, я часто бродил по окрестностям городка "Виндзор", где обитал тогда, и повсюду таскал "Зенит". Конечно, удовольствие это было ниже среднего, учитывая приличную массу фотоаппарата. Но интересных снимков наделал много; та, "западная" жизнь сильно отличалась от нашей, и все хотелось запечатлеть, я чувствовал себя иногда как будто находящимся на другой планете. Я не знал тогда, да и не мог знать, что мне доведется побывать в этих же местах еще не раз, уже будучи вооруженным видеокамерой с цветным изображением.

Видеокамера вошла в мою жизнь в 1993 году, когда я выпросил у сослуживца 8-мм Sony, чтобы заснять день рождения младшей дочери. С этого момента я заразился видеосъемкой, и когда год спустя я получил в подарок от фирмы свою 8-мм Sony-TR350, это было что-то. Я начал с того, что записал целую кассету моих поездок по Лондону и пригородам, из которых очень трогательными были кадры городка Бат, близ Бристоля, очень напоминавшие окрестности Кисловодска. Свои фильмы я старался озвучивать, чтобы было какое-то подобие настоящего кино. Хотя никаких сценариев заранее я не составлял, лишь в общих чертах продумывал сюжет. Чаще всего съемка велась опять же по праздникам, знаменательным датам и в течение поездок и экскурсий, так что, просматривая старые видеокассеты, прихожу к выводу, что сюжеты для съемки не изменились и с приходом видео.

В 1996 году мне довелось совершить весьма протяженную поездку по маршруту Пятигорск – Москва – Лондон – Дублин – Мадрид – Москва – Пятигорск. Хотя поездка и носила деловой характер, не взять с собой фотоаппарат было бы грешно. Таскать тяжелый "Зенит" не было желания, да и возможности, потому что при посещении англоязычных стран мне необходимо было работать переводчиком, причем в обе стороны и почти синхронно, так что ни о каких фотосъемках речи не могло быть, на это просто не было времени. Брать видеокамеру я не стал по причине того, что тогда это была редкая вещица, и я не хотел вызывать зависть у господ москвичей. Поэтому я выпросил у сына его "мыльницу", на которую и заснял три-четыре кадра в Лондоне, когда у нас был свободный день, и мы отправились в пешую прогулку по Гайд-парку. А вот уже в Мадриде я был просто членом группы, там наняли испаноязычную переводчицу из русских иммигрантов, и мне не надо было переводить, так что я стал как бы экскурсантом. Я отснял почти всю пленку видами города, влезал на коня Дон-Кихота, вписанного в ансамбль памятника Сервантесу, заснял белоснежные здания под названием "Ворота в Европу" и причудливое здание "Фонарь Пикассо", позировал у памятника забытому чемодану на вокзале Мадрида и на смотровой площадке на высоте 130 метров, так что из всей поездки Мадрид представлен лучше всего.

Пожалуй, эти кадры почти единственные, где я снимал чисто архитектуру, не "оживляя" их присутствием какого-нибудь знакомого лица, да и где было его взять, это лицо. Конечно, им мог стать я сам, но характер взаимоотношений в группе, где все были большими начальниками, а я простым инженером-программистом, хотя и со знанием языка, не позволял из-за дурацкой субординации просто попросить кого-либо "щелкнуть" меня на фоне всех этих распрекрасных зданий. Это удалось лишь в Лондоне, и то благодаря расслабленности первого дня по приезду.

Снимать на "мыльницу" было совсем просто: выбираешь в видоискателе кадр, нажимаешь на кнопочку, фотоаппарат, немного задумавшись, издает характерный электронный щелчок – и вуаля! Никаких понятий о выдержке, диафрагме, наводке на резкость и прочих премудростях, что составляли когда-то магию получения качественного снимка, здесь нет и в помине. Эта же тенденция выявилась и при последовавшем переходе на цифровую фотографию. Здесь мы уже знакомимся с понятиями мегапикселей, оптического и цифрового зума (масштабировования), что раньше достигалось применением трансфокальных объективов, которыми комплектовались только профессиональные камеры, и, самое главное, полностью исчезла необходимость химической обработки фотоматериалов. Теперь изображение переносится в компьютер и далее распечатывается на цветном фотопринтере, подвергаясь обработке специальными программами, из которых самой продвинутой является Photoshop. Тут можно творить такие чудеса, что раньше и не снились. Сканируешь старую помятую фотографию, имеющую трещины и пятна на изображении, все это убираешь, приводишь в соответствие яркость и контрастность, и распечатываешь, а то и вовсе можно черно-белую фотографию сделать цветной. Здесь фокус в том, что ты раскрашиваешь изображение, как это когда-то делали профессиональные фотографы, которые ездили по селам, брали старые маленькие фотографии, переснимали их на большой формат и потом кисточкой и красками делали из них "цветные" фотографии, которые жители очень любили вешать в рамочках на стены. Иногда там что-то ретушировали, особенно в портретных снимках, так что конечное изображение отдавало некоей искусственностью и гламурностью, больше напоминая рисунок, и если фотограф был не лишен художественного таланта, то получалось очень даже ничего, ну а в противном случае все это был широптреб и кич среднего пошиба.

Цифровая фотография вытеснила даже те немногочисленные островки, которые занимали фотолаборатории серии Кодак. Почти все из них также перешли на цифровую съемку с компьютерной обработкой, когда корректируется излишне раскрасневшееся лицо, убираются мелкие дефекты в виде пигментных пятен и даже разравниваются морщины. Цифра открыла и фантастические возможности по реставрации старых ценных фотографий, а то и по искусственному старению современных снимков, чтобы придать им шарм и колорит первозданных фотографий, которые делались когда-то на больших фотопластинках. Едва ли наберется две-три фотолаборатории, где еще делают фотографии традиционным способом, да и те, наверное, обречены, так же как с развитием сотовой связи атавизмом стали проводные телефоны. Конечно, все имеет свои границы, и наверное, чисто цифрой не обойдешься. Как, например, случилось с кинофотодокументами с внедрением видеозаписи. Оказалось, что видеозапись – вещь весьма недолговечная, и целые пласты документальных и новостных фильмов просто ушли в небытие, хотя снятые старым дедовским способом целлулоидные пленки живы и до сих пор, и при минимальном уходе проживут еще лет сто. То же самое с компакт-дисками: некоторые из них имеют срок жизни от силы два-три года, ну пусть пять лет, а что такое в масштабах истории столь мизерный срок? По сути, потомкам почти ничего не останется о нашем цифровом времени, и они будут гораздо лучше знать о времени, когда фотография была классической, и когда не экономили на серебре, и любая фотография начала ХХ века по качеству не уступает современной, разве что не цветная. Хотя, удивительное дело, были и цветные фотографии времен первой мировой, и смотрятся они фантастически, подлинно как одно из чудес света.

Огромный плюс цифровой фотографии состоит в том, что она неимоверно расширила круг пользователей, теперь редкая семья не имеет цифровой камеры, ими пользуются все: и дети и домохозяйки, и даже пенсионеры. А что, включил камеру, навел объектив на предмет съемки, ну от силы – выставил масштаб, нажал на кнопочку "снять шедевр" и все! Всю черную работу механизм сделает сам, да и химией не надо заморачиваться. А качество постепенно приближается к фотографическому. Упростился и обмен фотографиями: можно любую из них "сжать" и отправить по электронке любимой теще или хорошему приятелю. Прогресс остановить невозможно, надо лишь успеть вскочить на подножку его убегающего поезда.

И все-таки жаль тех времен, когда фотография была волшебством и уделом избранных, ведь большинство людей пользовались фотоателье, когда возникала надобность снять фото на документы или в праздничный день сделать общую фотографию родных и близких. А человек с фотоаппаратом всегда вызывал некоторую зависть, как владеющий таинством запечатления убегающего времени, и как следствие некоторым образом сохраняющий для потомков моменты быстротечной жизни.