Детство Лермонтова 11 Мишины шалости
В начале июня в село вернулся из садоводческой школы пятнадцатилетний Вася Шушеров. Юный садовник вскопал клумбу около новой церкви, посадил кустики роз, пионы, ноготки и левкои. Миша убежал от бонны и из баловства потоптал грядки, сорвал несколько цветков. Обламывая веточку розы, он оцарапался о шип и заплакал. Всё это видела из окна горничная, но побоялась остановить барчонка. Подоспевшая Христина Осиповна стала стыдить его: мол, зачем напроказил, бабушка теперь Васю корить будет, а он невиновен, и, мол, недостойно дворянина обижать крестьян и дворовых.
Видя, как огорчённый парнишка, едва сдерживая слёзы, поправляет грядки и подвязывает искалеченный куст, Миша расплакался.
— Очен некарашо, — качает головой бонна. — Не надо плякать. Надо просит прощения.
— Вася, пр-рости, — лепечет Миша.
— Бог простит, барин, — отвечает подросток, вытирая пот.
Мимо идёт в церковь бабушка, мальчик к ней:
— Баба, пр-рости, это я кустик сломал, не Вася.
— Прощаю, мой хороший. Главное, ты сам признался, — Елизавета Алексеевна погладила внука по головке и поцеловала. — Не плачь! Завтра праздник — Семик, гулянье будет в роще.
— И меня возьмут?
— Ну конечно! Смотри, Андрей несёт семицкое дерево! Сейчас девки будут берёзку украшать к празднику.
— Ур-ра! — повеселел Миша, забыв о царапине на ладошке.
Мальчик резво устремился к дядьке, и бонна еле успевала за воспитанником. Андрей воткнул деревце в землю, девушки принесли яркие ленты и стали привязывать к веткам. Миша крутился рядом и тоже неумело подвязал ленточку. Из кухни доносились манящие запахи — там готовились кушанья на праздник.
Утром после службы девушки нарядились в праздничные сарафаны, ребята — в яркие рубахи. Мише надели новую зелёную атласную рубашку и подвязали кушачком. В полдень все собрались вокруг семицкого дерева со снедью, пирогами, варёными яичками, поставили под берёзу горшок с водой. Дарья подошла, горшок по обычаю опрокинула ногой, берёзку вытащила и понесла её к дубовой роще, что за Круглым садом. Она запела песню, а девушки подхватили:
Ты не радуйся, осина,
А ты радуйся, берёза:
К тебе девушки идут,
К тебе красные идут
Со куличками, со яичками!
Завивайся ты, берёзка,
Завивайся ты, кудрявая!
Мы к тебе пришли
Со яичками, со куличками.
Яички те красные,
Кулички те сдобные.
Миша бежит впереди всех, приплясывая и подпевая, дядька за ним. Бабушка глядит на шествие с балкона и не нарадуется на внука.
Путь недалёк. В Дубовой роще на поляне снова втыкают семицкое дерево, поправляют ленты. Девчата начинают водить хороводы. Евлампия с младшей сестрой Серафимой берут барчонка за ручки и становятся с ним в хоровод. Поют звонко, слаженно:
Берёза моя, берёзонька!
Берёза моя белая,
Берёза моя кудрявая!
Стоишь ты, берёзонька,
Осередь долинушки.
На тебе, берёзонька,
Ленты шёлковые.
Близ тебя, берёзонька,
Красны девушки,
Красны девушки Семик поют.
Под тобою, берёзонька,
Красны девушки,
Красны девушки
Венок плетут.
То не белая берёзонька
К земле клонится;
Не шелкова травонька
Под ней расстилается;
Не бумажны листочки
От ветру раздуваются.
Под этой берёзонькой
С красной девицей,
С красной девицей
Молодец разговаривает.
После хоровода девушки плетут венки. Евлаша проворными руками быстрей всех себе сплела и для Миши плетёт. Он ей цветочки под корешок срывает — здесь можно.
Веселье длится не один час. Все угощаются вкусненьким, играют в горелки, катают яйца, задорно пляшут, кумятся. Мальчик и на празднике не прочь пошалить. То одну девушку дёрнет за ленту, то прошлогодний жёлудь в другую бросит, то третью напугает — жука посадит на сарафан. Девчата притворно визжат, а ему того и надо! Все его угощают. Насытившись, ребёнок вприпрыжку бежит к гармонистам и балалаечникам. Там дворовая Параша Васильева, приплясывая, заводит частушку:
Скоро, скоро Троица,
Лес травой покроется,
Ко мне миленький придёт,
Сердце успокоится.
За первой частушечницей в круг выходит бойкая ключница. Помигивая Мишиному дядьке и подбоченившись, она поёт:
Милый ходит точно кочет,
Мне сердечко бередит,
Замуж взять меня он хочет,
На других пусть не глядит.
После Пасхи Дарью Куртину наконец просватали за Андрея Соколова. Барыня их благословила и, по своему обыкновению, отложила свадьбу на осень. Это барщинных крестьян она рано женила и выдавала замуж, а дворовых не торопилась посылать к венцу.
За частушками настаёт черёд всеми любимой чечётки:
Нажила душа-чечётка,
Нажила душа-лебёдка
Ровно семь дочерей:
Вот и Дарью, и Марью,
И Арину, и Марину,
Степаниду, Салманиду
И седьмую Катерину,
Душу Катеньку.
Нажила душа-чечётка,
Нажила душа-лебёдка
Ровно семь зятьёв:
Вот Захара и Макара,
И Дементья, и Клементья,
Евстигнея и Сергея,
А седьмого-то Лексея,
Свет Алёшеньку.
Нажила душа-чечётка,
Нажила душа-лебёдка
Ровно двадцать внучат:
Двое сидя, двое лёжа,
Двое поползни,
Два у лавочки стоят,
Двое прыгать хотят,
Две Акульки в люльке
Качаются,
Две Алёнки в пелёнках
Дрягаются,
Два Степана со сметаной
Забавляются.
Барчонок вбегает в круг к гармонисту, задорно хлопает в ладоши и пытается бить чечётку. Венок с его головки падает, но он не замечает. Весело!
Близится вечер, семицкое дерево с песнями несут к дому впереди шествия. Андрей посадил Мишу на плечи. Мальчик размахивает в такт песни берёзовой веточкой. Здорово сверху смотреть на гуляние!
В усадьбе крестьянские девушки идут к пруду пускать венки на воду и гадать по ним. Чей венок ближе к берегу прибьёт, та замуж за милого выйдет в родном селе. Коли далеко венок унесёт, жди беды — отдадут за нелюбого в чужую сторонушку. Сколько девушек на гулянье — столько и венков на пруду.
Мише чудится, будто вода расцвела, но куда цветы уплывают, он видит уже сквозь дымку дрёмы, так его разморило от усталости. Заметив, что ребёнок зевает и трёт глазки кулачками, дядька берёт его на руки и несёт в дом. Мальчика осторожно раздевают и укладывают в постель.
Быстро летит лето с его яркими праздниками: Иван Купала, Петров день и подряд три Спаса — Медовый, Яблочный, Ореховый. После Успенья Елизавета Алексеевна повезла внука в Первопрестольную: задумала показать его московским докторам и погостить у младшего брата Дмитрия Алексеевича и его жены Екатерины Аркадьевны, навестить многочисленных родственников и знакомых. Она давно не выбиралась в Москву, а теперь внук подрос, окреп, можно и съездить, пока тепло.
Миша называл бабушкиного брата дядюшкой — он был всего на десять лет старше его матери. Свою дочурку, которой исполнился годик, Столыпин назвал в честь любимой племянницы. В семье ещё воспитывалась первая дочь Екатерины Аркадьевны Полина Воейкова, которую домашние звали Пашенькой. Ей было лет восемь, она училась играть на пианино и уже недурно исполняла упражнения и простые пьески. Однажды вечером за инструмент села её мать. Екатерина Аркадьевна играла мастерски и с большой душой. Миша так увлёкся музыкой, что забыл об игрушках, замер и во все глаза глядел на пианистку. Гости хлопали и нахваливали прекрасную игру, а мальчик всё стоял, не шелохнувшись.
— Мишенька-то как слушал внимательно! Давайте возьмём его завтра на оперу «Князь-невидимка». У нас отдельная ложа выкуплена на сезон, — предложил Дмитрий Алексеевич. — Ты хочешь? — спросил он у мальчика.
— Хочу!
— Да усидит ли? Опера часов пять, а то и шесть идёт, — усомнилась бабушка.
— Баба, я хочу! Ну баба!
— Ладно, поедем. Ежели тебе надоест, вернёмся, — согласилась Елизавета Алексеевна, видя, что у внука на глазах заблестели слезинки.
Представление труппы Петровского театра очень понравилось Мише. Он впервые попал в настоящий зрительный зал. Здесь всё казалось удивительным и прекрасным: и ложи, и нарядная публика, и занавес, и действие на сцене. Спектакль был очень красочным, с хорами, балетом, полётами актёров над сценой. Волшебная музыка Катарино Кавоса волнами лилась в зал, завораживала и восторгала мальчика. Он без всяких капризов слушал чудесную оперу до самого конца.
После Крестовоздвиженья Елизавета Алексеевна тронулась в обратный путь. В Москве она купила азбуку для внука, но приберегла её до дня рожденья. Даря книгу Мише, она сказала:
— Поздравляю, внучек. Тебе пять лет. Пора учиться грамоте и арифметике. Не ленись.
— Спасибо, бабушка.
Сначала он листал азбуку с интересом, рассматривал картинки и даже легко запомнил первые буквы. Но скоро ему надоело. Ни Елизавета Алексеевна, ни дядька, ни бонна никак не могли заставить его учиться читать. Миша капризничал, швырял книжку на пол. Уговоры не действовали, мальчик не стеснялся даже бабушкиных гостей. Зимой неподалёку стоял полк, и среди них было много военных, которых привлекало вкусное угощение, приезжавшие в дом соседские барышни на выданье и особенно игра в карты. До неё Елизавета Алексеевна была большой охотницей. Играли долго и азартно, однако никто в пух и прах не проигрывался: ставки делались невысокие, хоть и не копеечные.
Как-то раз к бабушке приехал раньше всех один молодой офицер. Поднимаясь по лестнице, он услышал Мишин крик:
— Не буду! Азбука плохая!
Ребёнок выбежал из комнаты и остановился, увидев военного. Бонна догнала воспитанника и протянула ему книжку:
— Плёхо, Мишель. Надо учит.
— Не хочу! Ну её! — он оттолкнул азбуку, не стыдясь незнакомца.
Тот неодобрительно покачал головой, но вмешиваться не стал.
Читать мальчик научился только следующей весной, долго выздоравливая от тяжёлой болезни.
Иллюстрация Кристины Крутовой. 11 лет. г. Раменское Московской обл.
Рассказ опубликован в книге:
Егорова Е.Н. Детство и отрочество Михаила Лермонтова. — Москва: Московский филиал МОО «Лермонтовское общество»; Дзержинский: БФ «Наш город», Литературное объединение «Угреша», 2014. — 288 с., илл., вкл.
Предыдущий рассказ http://proza.ru/2014/03/26/2275
Следующий рассказ http://proza.ru/2014/03/26/2317
Справочные разделы:
Словарь терминов, устаревших и редких слов http://proza.ru/2014/03/25/1700
Упоминаемые топонимы http://proza.ru/2014/03/25/1706
Упоминаемые исторические лица http://proza.ru/2014/03/25/1720
Основная библиография http://proza.ru/2014/03/29/2197
Свидетельство о публикации №214032602290