Чарующая магия ненависти, глава 6

Вера Позднякова                Чарующая магия ненависти

                Глава 6

     Жизнь шла своими кругами, здоровый Славкин организм иногда требовал разрядки, и Тонька безропотно подчинялась своей участи жены. Так было всегда в их деревне, и о какой ещё любви твердил по глупости её законный мужик в тот злополучный день их первой близости. Тонька никак не могла взять в голову. Ведь она не какая-нибудь Тамарка, которую таскали все, кому не лень, и бросали, женившись на таких же, как она, честных девушках. Она не могла понять, чего это Славка твердил ей тогда об обмане,  а на деле-то она его не обманула, а, наоборот, принесла ему себя, нетраченную, в подарок.  Попадись он другим её товаркам, вот те уж действительно могли его обмануть.
И пришлось бы ему кормить чужих детей. Дундук, он дундук и есть.
Тонька привыкла к этому слову, так её мать звала «ласково» отца. Она всегда говорила ей, Тоньке, что любовь – это глупость, и многие напрасно тратят на неё время, а потом женятся, и любовь быстренько проходит. А то парни крутят с девками любовь, валандаются с ними, пока не испортят, а потом, если даже и женятся, то всю жизнь их  укоряют. А ведь она могла бы уже на свадьбе наставить ему рога, с кем-нибудь побаловаться, ведь предлагал ей это  сосед, Пашка. Но Тонька выбрала « честность» и  теперь ей никогда не суждено попробовать чего-либо другого. Свою «честность» Тонька оценила очень высоко.
Она досталась Славке девушкой и на этом свою миссию в деле любви считала законченной. 
Тонька очень гордилась собой, теперь она мать и хозяйка. Да и Славка молодец, понял свое мужское предназначение, кормить жену и сына.
Правда, самой Тоньке кормить мужа было некогда, а, если честно, то и не сильно охота, вставать с постели, уж больно поздно её мужик приходит с работы. Его объяснения, что он работает на трёх работах, Тоньку не устраивали. Дундук, он и есть, дундук.
На трёх работах пашет. А денег ей, на себя-то, хватает еле-еле. Но картошки на сковороде она ему всегда оставляла. Они не «графья», захочет и сам разогреет.
Славка работал днём шофёром, ночью истопником или сторожем, стараясь обеспечить свою семью достатком.
Но у Тоньки плохо получалось с рациональным хозяйствованием. Да и не любила она крутиться впустую, всё равно денег не хватит, так чего и думать, как их растянуть.
Подрастающий сын требовал всё больше заботы. Скорей бы уж он вырос, мечтала Тонька. Чтобы уж сам, хотя бы, ел. А  тут, то есть ему давай, то спать. Фильмы теперь Тонька смотрит отрывками. Ещё хорошо, что хоть дундук ночью к нему встаёт, а то бы Тонька днём могла заснуть не вовремя,  умаявшись. А так они спят с сыном, как часы, после обеда.
Иной раз Тонька, проспав, еле успевала  картошку пожарить, ведь ещё и сыну надо кашу варить.
Шло время. Тонька не могла дождаться, когда же дундук получит направление в садик.
Это было самое счастливое время. Тоня отводила сына в садик, покупала себе вкусных горячих булочек в соседней, недавно открывшейся булочной «Нива», единственной во всём городе, выпекавшей булки и пончики. Она радовалась, что такая замечательная булочная открылась рядом с ними. А то пришлось бы, как всем,  покупать давно холодные, а то и чёрствые булки, которые развозили с хлебозавода уже остывшими по другим булочным.
Она лежала на своей перине, ела вкуснющие булки и смотрела телек без помех и плача описавшегося на самом интересном месте сына.
Все свои редкие, свободные от подкалыма, выходные Слава проводил с сыном. Он прижимал его к груди и высоко подкидывал или кружился с ним. И, когда Тоня приходила из булочной, сын тянулся к её сумке и  громко, весело смеялся. В такие минуты у Славки начинало щемить сердце, он вдруг  начинал ясно ощущать себя плачущим, в углу за сараем с куском мокрого липкого хлеба, посыпанного сердобольными бабушками сахаром. Невыплаканные слёзы его детства выступали подозрительной влагой  на его глазах, но он подавлял их. Никогда его сын не испытает этого, Слава поклялся сам себе ещё при его рождении. Он радовался счастливому детству своего несмышлёныша и тому, что Тоня хорошая мать.   
Вскоре  подошла очередь на новую отдельную квартиру.  И Тонька решилась родить ещё одного ребёнка, для третьей комнаты. Её не устраивала двухкомнатная квартира. И тут её деревенская смётка не подвела. Второй сын, названный в честь Тониного отца, родился вовремя,  как раз к распределению.
Своего  второго сына Слава перевез из роддома уже на новую  трёхкомнатную квартиру в престижном месте, почти в центре города, на престижном четвёртом этаже.
Так Славино начальство оценило его добросовестный труд.
Славке пришлось ещё туже затянуть ремень и забыть про свои, давно уже редкие, воскресные рыбалки. Он брался за любой калым, как хороший автомеханик он был на- расхват. Но брать со своих друзей и знакомых по - чёрному он не мог, радуясь, когда те понимали его положение и платили ему за ремонт небольшие суммы.
В такие дни Слава бежал домой, предвкушая довольный взгляд Тони, вьющей свое и своих детей гнездо, «не хуже, чем у других».
Счастливый смех его сыновей, когда он в день зарплаты или калыма приносил им конфеты и игрушки, были уже давно его единственным утешением в его семье.
Годы шли. Сыновья подрастали. Тоня устроилась на работу бухгалтером, выбрав место похлебнее, в прямом смысле этого слова.
В супружеской спальне с отдельным телевизором, на широкой кровати их спального гарнитура Тоня барствовала одна,  водрузив на неё новую перину, сделанную её матерью как раз для этого гарнитура.
Слава, возвращаясь поздно ночью с работы, когда все уже спали, старался никого не тревожить и ложился на диван в большой комнате, зале, как говорила Тоня, укрываясь своим рыбацким стареньким овчинным тулупом.
Тоньке, видящей к этому времени уже не первый сон, не приходило и в голову  дождаться мужа или, хотя бы, постелить ему простыни в гостиной зале. И, когда Славка иногда  пытался лечь с ней рядом и «чего-то  дундучить», она сквозь сон говорила ему, что, когда же он поимеет совесть и не будет её по всякой ерунде будить.
Она перестала с ним церемониться. Хватит, поублажала! Теперь никуда не денется от детей-то.
Вечером, нажарив картошки  своим здорово подросшим розовощёким, как она, сыновьям, Тонька удалялась в спальню с большой кружкой чая или компота и неизменными булками, закрывала плотно дверь и уходила в мир «Санта Барбары».
Дивные наряды и яства, которые Тоня теперь ежевечерне вкушала вместе с героями сериала, наполняли её жизнь до самых краёв.
Тоня была довольна своей жизнью, она, как и все женщины на работе, любила обсуждать  последние события «Санта Барбары», а потом детей, не забывая затем высмеять своих мужей, в подмётки не годящихся героям любимого сериала.
Как полноправная законная жена она надменно глядела на разведёнок, вдов, брошенок и незамужних девиц, своих ровесниц.
Слава по-прежнему работал допоздна. Но …всех его заработков едва хватало на еду и на одежду Тоне и быстро вырастающим из всего сыновьям.
Слава богу, что одевать своего дундука, Тоне было не нужно. Он уже давно работал тем же шофёром в милиции, куда его направили как передовика производства, и был на гособеспечении.
Всё более редкими, свободными у Славы вечерами, он по-прежнему возился со своими сыновьями и из залы неслись их весёлые смех и крики. Своих сыновей Слава любил до безумия, души не чая в своих мальчишках. В такие минуты Тоня закрывала плотнее дверь в свою комнату и включала громче телевизор.
Где он пропадал остальными вечерами, а частенько и ночами, Тоню не интересовало.
Зарплату он приносил ей всю, до копейки,  срок в срок. Ничего не требуя при этом себе.
На сигареты «Прима», которые он пристрастился курить сразу после женитьбы, он выкраивал из денег на обед, тем более, что обедать ему чаще всего было некогда.   
Возвращаясь поздно с работы, Слава выскребал со сковородки остатки картошки, пригоревшие ко дну, понимая, что  мальцы подросли и им  уже мало  одной сковородки.
Иногда Тоня готовила борщи и жарила блины. Но чаще борщи  готовил Слава, особенно в свои выходные, считая, что детям нужна здоровая калорийная  пища.
Большущей кастрюли хватало им всем на пару дней, и тогда Слава от души отъедался, представляя, как его парни приходят с занятий и уплетают за обе щёки борщ, закусывая  булками. Хлеб они есть так и не научились.
Слава, которого все давно уже звали уважительно Борисыч,  заглядывал в холодильник, видел там нетронутый арсенал куриных «рук» и ног. Тоня не особенно любила с ними возиться. Слава вздыхал и понимал, что в следующий свой выходной ему надо сготовить не только борщ, но и жаркое, ведь парни росли не по дням, а по часам. Незаметно его мальчишки, розовощёкие крепыши, превратились в стройных красивых юношей, и теперь уже могли сами, не дожидаясь конца сериала всех времён и народов, пожарить себе картошки.
Мальчишки хорошо учились, и Слава гордился ими. Его самого учить было некому. Но его детям это не грозит.
Жизнь «устоялась».  Впервые за последние годы, Слава мог позволить себе иногда расслабиться и пропустить с давним другом по стаканчику, сидя у Терскова в их старом доме, в его знаменитом подвале-мастерской, где тот скрывался от своей благоверной, боясь сорваться при детях на постоянное её зудение на его счёт.
Терсков, в отличие от Славки, женился по любви. Но их жены с годами стали удивительно  похожи, толстенькие, кругленькие коротышки со щеками- помидорами, немытыми чёлками и с одинаковой всепоглощающей любовью к «Санта Барбаре».
Они оба давно понимали, что по мнению их благоверных, они не были героями этого сериала и перестали представлять для них какой-либо интерес.
Их предназначение, в оплодотворении этих полнощёких и полногрудых самок,  было исчерпано полностью, и теперь им отводилась роль поставщиков денег и питания для взрослеющего уже потомства.
Терсков находил себя уходами в свой подвал и походами с сыновьями на природу, а также он возобновил свои прежние «опасные» связи. Он постоянно приглашал с собой Славку, развеяться от «своих баб», но Слава не был героем - любовником и бежал от этих приглашений прочь к своим розовощёким, уже взрослеющим, сыновьям.