Трансерфер 2-12 Пространство ненависти и любви

2- 12 
Происшедший сбой в жизненном пути Георгия по вине внешнего человеческого фактора исчез вместе с врачом полка, а служба снова обрела ровное, спокойное, благоприятное течение. Служба за границей на первоклассных лётных полях, двойной оклад, жена, служащая полка, тоже с двойным окладом, всё это позволяло наслаждаться достойной и счастливой жизнью. Человеческие данности Георгия успешно вписались в изменившиеся данности среды, страны и времени, но не командования полка. У каждого человека свои данности.

  Изменившееся положение Георгия в полку выявило недоброжелателей среди, казалось бы, дружественных людей. Инженер эскадрильи передал его самолёт другому технику, оставив Георгия без работы. Началось переучивание на новую авиационную технику. После Карибского кризиса менялось оснащение полка боевой техникой. Производилась замена МИГ-17 на СУ-7б. Лётчики перегоняли МИГи в Союз, во внутренние полки, оставались на переучивание в Липецке и после нескольких полётов с инструкторами на СУ-7б возвращались в полк на новой технике. Технический состав, сдав экзамены по эксплуатации новой техники, получал новые самолёты в Липецке. Георгий изучил все необходимые документы, сдал экзамены и тоже готовился получить новую технику. 
 
  Но его включили в  созданную комиссию полка по передаче заменяемой техники, в группу различных специалистов по самолёту и двигателю, по ЭСО (электроспецоборудованию), вооружению, и по РТО  (радиотехническому оборудованию). Его включение в представительскую группу обставили как доверие к самому достойному специалисту. Но он понимал, что от него избавляются. Новому командованию полка не нужны были строптивые специалисты с гражданским вузом.
   Дальнейшая служба обрела неопределённость из-за одной записи полкового врача. Врач отомстил ему за отказ от его дочери по-своему, подло. Но Георгий не обижался на него. Он чувствовал грядущие изменения в дальнейшей службе. Внутренний голос успокаивал: судьба ведёт его туда, куда нужно. Начались тревожные командировки и скитания по аэродромам Союза. Первая командировка группы в Союз, была  на аэродром Броды, в Западной Украине.   

  В Союз, до Липецка, их группа долетела тем же транспортным самолётом, доставившим к ним липецкую комиссию, сдающую СУ-7 полковым специалистам. К месту назначения группа добирались поездом, в плацкартном вагоне. Пересадка была во Львове. Побродив по привокзальным улицам, недалеко от памятника Адаму Мицкевичу Георгий с капитаном РТО Сперанским Евгением забрели в шляпный магазин. Приветливый еврей, хозяин небольшого магазина, удивился такому визиту военных, и с нескрываемым страхом засуетился. А вдруг за ним?

  – Что угодно, панове офицеры? – на чисто русском с известным еврейским акцентом спросил он.
– Нас привлекла ваша вывеска с красивыми мужчинами в шляпах, – ответил Георгий, затащивший капитана в этот магазинчик.
– Какие шляпы вас интересуют, поля, цвет?
Георгий замялся, разглядывая его продукцию. Шляпы в его сознании всплывали давно. Связано это было с неизвестными ему картинками маленькой церквушки, почему-то Парижа прошлого века, в которой он себя и видел в чёрной широкополой шляпе священнослужителя. Он никогда не был в Париже. Видно, эти воспоминания прошлой жизни были инициированы похожестью львовских улочек, где они случайно оказались в настоящем времени.

  – Шляпы вошли в моду, – перебирая предложенные шляпы, обратился Георгий к нетерпеливому капитану.
– Стиляги и артисты в Москве и Новосибирске щеголяют в шляпах разных форм и цветов. – У него была уже одна, с короткими полями, серо-голубого цвета.
– Может, эта, – указал он на широкополую шляпу изумрудного цвета.
– У вас хороший вкус. Простите, а какого цвета ваше пальто?
– Кофе с молоком,  драповое.
– О! Это редкий цвет, но цвет шляпы будет неудачно контрастировать с ним. Вам лучше взять коричневую шляпу.
Примеряя выбранную шляпу, Георгий представил цветовую гамму: жёлтый шарф к бежевому пальто с зелёной шляпой… «Ярко!?»  Но вспомнил топограмму последовательности цветового ряда: -  «Как однажды жук зелёный городской  сломал фонарь», -  что соответствует : - «красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый» – принял внутренний выбор. «Всё по науке». И протянул её продавцу:

  – Вот эту! ..Оранжевый, жёлтый, зелёный.
–  Пше прошем? – Не понял его продавец. –  Берёте?
–Да, да,– торопливо, сказал он. Капитан уже тянул его за рукав.
Продавец не спешил. Взял шляпу, распарил её на горячей болванке, почистил каким-то ароматным веществом, придал ей правильные изгибы полей.
– Примерьте ещё раз. Всё в порядке?
Георгий посмотрел на себя в зеркало и не узнал. На него смотрел молодой пижон в зелёной шляпе и в полевой зелёной форме, словно в пустынной экипировке.. Все посмеялись.
– Заверните, – попросил он, рассчитываясь за покупку.
Продавец упаковал шляпу в специальную коробку и подал Георгию.
– Спасибо за покупку, – улыбаясь, он провожал их до двери.

  Пока они занимались покупкой, никто так и не зашёл в магазинчик. Видно, торговля шла плохо. Георгий обратил внимание, что владельцы торговых точек стояли в дверях своих лавок и зазывали случайных редких покупателей. Он почувствовал, что сделал неудачную покупку для этих времён, в этом месте. Пространство было переполнено гнетущей отрицательной энергией.

До Бродов группа ехала как по оккупированной врагами территории. Западенцы, так называли себя местные жители, говорящие на странной смеси венгерского, украинского и польского языков, глядели на   погоны   офицеров с нескрываемой ненавистью, будто  готовясь растерзать их, при первой же   встречи   в Бендеровских или Бродовских  тёмных переулках. Группа держалась кучно и сожалела, что не разрешили взять с собой личное оружие. Холодные мурашки невольно бежали по спине Георгия. Места-то были известны своим антисоветским националистическим настроением и борьбой с «москалями».

  Аэродром в Бродах размещался на большом, открытом всем ветрам поле. Он существовал ещё до войны, и его рулёжка и взлётная полоса много раз ремонтировались после бомбёжек. Прилетевшие со всех полков  Варшавского договора  самолёты, стояли прямо под открытым небом, нестройными рядами, на грунтовом поле, рядом с одной из рулёжек, забрызганные грязью от носа до стабилизатора. Ангаров не было. Для ТЭЧ служила большая солдатская палатка где-то в конце рулёжки. Прилёт самолётов из их полка пришёлся на мокрую полосу после дождя. Фонтаны грязи при их посадке превратили самолёты из серебристых игрушек, никогда не видевших грязи, в камуфлированных грязью монстров. Ниши стоек колёс были полны засохшей глины.   
 
  При первом же взгляде на это лётное поле,   являющее собой степень бедности и технической отсталости  советского аэродромного оборудования, сердце  сжималось  необъяснимой досадой за судьбу страны и россиян, Сравнение с аэродромом в Польше,  оснащённым огромными ангарами и железнодорожными подъездами к ним,  автоматикой открытия огромных  створок по всей длине ангаров, с состоянием  взлётной полосы, оборудованной  обогревателем со сливной водоотводящей системой, отставание не имело степени сравнения. Подходило одно определение –   навсегда.
Глядя на этот камуфляж, Георгий представил себя после окончания академии инженером полка, где-то на одном из десятков таких аэродромов Союза, и впервые пожалел себя и людей, выбравших эту профессию. И опять внутренний голос подсказывал решение: «Когда в деле заканчивается перспектива роста и движения вперёд, надо менять дело». Судьба уже позаботилась о смене его дела. Оказывается, «нет худа без добра». –  Увидел он свою проблему с другой стороны, и обрёл душевное равновесие.

  Группа остановилась в единственной городской гостинице, где уже жили командированные офицеры из других частей, прибывающие за самолётами в Броды для пополнения своих полков  во внутренних округах.  Они и должны были принимать прибывшие самолёты полка. Кормили командированных в столовой Дома офицеров. Оттуда и отвозили на аэродром. Туда же и возвращали в конце рабочего дня. Местное начальство посоветовало всем, во избежание всяких неприятностей с местным населением, не ходить по городу поодиночке и переодеваться в гражданскую одежду. Условия нахождения в городке были строже, чем в Польше. В местном военторге Георгий купил себе гражданский костюм. Его размера не оказалось, и он купил первый подходящий, в надежде подарить его потом отцу.

  По случаю большого заезда командированных молодых офицеров по приказу начальства гарнизона, в Доме офицеров каждый вечер после ужина были  танцы. Танцевали под проигрыватель. Чаще всего звучал национальный танец, по звучанию и исполнению напоминающий румбу – вертикальное выражение горизонтального желания. В перерывах концертировала молодая пианистка местной филармонии – Татьяна Кухмийстер, удивившая и запомнившаяся Георгию исполнительским мастерством известных ему танцевальных  произведений: «Рио-Рита», «Утомлённое солнце», «Очи чёрные». В её исполнении эти произведения обретали оркестровое звучание «бельканто» то фортиссимо, то пианиссимо, восхищая его слух.

  Порода, воспитание и образование заметно выделяли её среди местных красавиц, и девушки толпились около неё, бесцеремонно перехватывая направляющихся к ней приезжих кавалеров. Мужчин на танцах было немало, Георгий после аэродрома всегда переодевался в гражданское платье до ужина и по желанию оставался на танцы. По дороге в Дом офицеров в некоторых дверях квартир, выходящих прямо на улицу, стояли девушки и откровенно предлагали свои услуги. В Польше это носило более цивилизованный характер. Превращение любви в средство заработка разрушало представление Георгия о женщинах, окончательно отделив духовное понятие «любовь» от его физической стороны – «секс и страсть».

  Однажды, из жалости, он прикинулся тупым, вручил одной очень красивой, словно просящей помощи,  деньги, и прошёл дальше. Потом каждый раз, когда он проходил мимо её дверей, она говорила спасибо.
По оценкам местных дам, он танцевал лучше всех и даже удостоился персонального приглашения на белый танец самой пианисткой. Они легко нашли общий язык. Угадав в нём творческую натуру, она даже попросила Георгия приглашать её чаще. Памятуя о предупреждениях полкового начальства и понимая, к чему это может привести, он устоял перед соблазном горячей еврейки. Уезжая, он вспоминал об этом с сожалением: «Всё в этом мире не случайно! Ведь для чего-то их свела судьба таким странным и неожиданным образом? Всё надо доводить до разумного конца».

  Картинки памяти пребывания в Бродах и Львове оставили какой-то незавершённый отпечаток познания этой данности времени и места, будто судьба знала, а сознание ожидало ещё чего-то, видимо, высвечивая или выстраивая перспективу его будущей жизни.

Через две недели группа сдала техникам все самолёты и отправилась в свой полк той же дорогой. В полку Георгия ожидал закреплённый за ним самолёт. Сдав зачёты, он принял самолёт и тут же стал готовить его к полётам. В сентябре полк перебазировался на аэродром в Кшиву. Там удлинили полосу для новой техники. Достопримечательностью Кшивы была проходившая рядом со взлётной полосой аэродрома широкая, в четыре полосы, бетонная автомагистраль Варшава – Берлин, построенная перед оккупацией Польши, в 1934–1938 годах. Она не имела поперечных дорожных пересечений. Редкие поперечные развязки решались на разных уровнях высокими бетонными мостами. Расстояния между этими сооружениями обеспечивали взлёт и посадку любого из самолётов военного времени, без помех и опасностей.

  На автостраде, рядом с гарнизоном, находился домик обходчика автострады, который во время боёв в Польше стал штабом дивизии полковника Покрышкина Александра Ивановича. Тогда на аэродроме были повреждения рулёжки и полосы при продвижении фронта. Покрышкин, разведывая с воздуха посадку на аэродром, первым сел на автостраду и приказал всей дивизии садиться и взлетать прямо с автострады. Этот штаб поляки с уважением называли «домиком Покрышкина». Георгий и раньше слышал эту историю о земляке А. И. Покрашкине, но никогда не думал, что окажется в этих местах. Ещё раньше впервые о Покрышкине он узнал в школе от учителя математики Фейста, который гордился тем, что учил Покрышкина. Его первые рассказы ученикам о достоинствах и подвигах ученика ФЗУ, ставшего в войну боевым лётчиком, трижды Героем Советского Союза, воспринимались как страницы уже истории страны.

  И вот теперь, невольно оказавшись в этом месте истории, Георгий не на шутку задумался о мистических повторениях   судьбы, в частности о его связи с авиацией, с информацией о Покрышкине. Стараясь понять эти странности судьбы, он почувствовал, что это чудо не случайно. «К чему бы это?» Ответы – наверно впереди.

  В жилом городке гарнизона Кшива Георгию предоставили однокомнатную квартирку в мансардном этаже. Жилая комната, маленькая кухня, туалет и вода в квартире – такого комфорта жизни он ещё никогда не имел. Маша была беременна, но ходила на службу. Жизнь преподнесла им кусочек счастливого времени и места жизни. Они были счастливы. В декабре его вызвали на сессию в КАИ, но новый командир предупредил, что время, которое он проведёт в Казани, будет засчитано в отпуск. Свободные путешествия по стране закончились. Судьба страны показала свой строгий  нрав. Договорившись с соседкой о пригляде за беременной Марией, он спокойно уехал. В соседней квартире жила семья Виктора Ромашенко, прибывшего в полк раньше его на год. Его жена, с инженерным авиационным образованием, работала в ТЭЧ полка.

  Наступил 1962 год, год сокращения армии на миллион двести тысяч военнослужащих, в связи с новой военной доктриной «ракетного сдерживания» и началом «холодной войны». Вернувшись в полк после успешной зимней сессии, Георгий включился в боевую жизнь полка: дневные и ночные полёты по маршруту, на стрельбы и бомбометание, боевое дежурство и командирские дни. Новая техника была сложнее, больше по объёму работ подготовки к полётам, и более сложная в пилотировании. За четыре года службы в полку личный состав полка сменился почти на треть. Часть офицеров поступила в   лётную и инженерно академии, часть – списали и уволили по болезни, часть – за провинности. Было две катастрофы с гибелью лётчиков. Переучиваясь, полк пополнился новыми офицерами, лётчиками и техниками, переведёнными из внутренних лётных полков, сокращаемой морской и сухопутной фронтовой авиации.

  Георгий по-прежнему выполнял два поручения командования полка. Одно – секретное служебное, прежнего командира полка Кузьменко: сбор рапортов лётного состава обо всех неопознанных летающих объектах (НЛО), замеченных лётчиками во время полётов, систематизация, анализ и составление аналитических справок, направленных на выявление целей и характера поведения этих объектов. Версию НЛО разрушали участившиеся случаи боевых перехватов летающих в верхних слоях атмосферы шаров-метеозондов. И лётчики придерживали информацию об НЛО. Но морские лётчики не сомневались в этом. Георгий был из тех, кто глубоко верил в возможность пришельцев и НЛО. На командирских занятиях он зачитывал все секретные данные по ВВС о подобных случаях НЛО. Новый командир полка не придавал этому приказу значения, и лётчики не стали сообщать Георгию о встречах с НЛО.

  Второе поручение было общественное, от замполита подполковника Пущина: Георгий продолжал отвечать за художественную праздничную самодеятельность, хотя новый замполит об этом не просил. Вообще за праздничные мероприятия отвечали замполит с комсоргом. В новом гарнизоне базирования полка, Кшива, был настоящий Дом офицеров, и соответственно офицер – начальник Дома офицеров. В общем, полк из боевой, дружной и успешной семьи при Кузьменко и Пущине превратился в типичную строевую единицу с новыми правилами и жизни, и полётов. Жить стало скучно. Он заметил, что улучшение быта лётного состава ухудшило качество культурных отношений. Свободного времени не было, люди уставали и даже редко собирались семьями. В гарнизоне был хороший Дом офицеров, но самодеятельность распалась, танцевальные вечера пустовали, и народ изредка ходил в кино. У некоторых появились домашние телевизоры, возле которых  за бутылочкой пива они и проводили короткий отдых.

  Георгий чувствовал начало разрушений объединяющих сил семей, полка, общества, государства и природы. Тёмные потоки пространства туманили его сознание.