Помню... 53

Рассказать еще чего-нибудь? Сейчас подумаю… Ну, хотя бы о годах обучения моей доченьки музыке. Училась-то она нормально – девчонка все же, не парень, – старалась, иногда ночи просиживала. 

  Но не в музыкальной школе. Там она была ветрогоном, не боялась ничего, трудов особых не прилагала. Волновались учительница, бабушка, мамаша. Дочурка не волновалась. Вот яркий пример. Разучили маленький концертик, который должен был исполняться с оркестром. Дело серьезное. (Я называю «концертик», но произведение называлось «концерт с оркестром». Просто в малышовых классах «концерт» для нас, взрослых, больше походил на «концертик»). И это было событием. И возбуждало у взрослых чувство гордости – ого! концерт с оркестром!. На предварительном прослушивании в роли оркестра должна была выступить учительница на втором рояле.

Идем на прослушивание. Нарядные. Гордые. Это я про себя и маму, т.е. бабушку. Солистка-пианистка идет в припрыжку и уплетает мороженое. Бабушка время от времени останавливает процессию, поворачивает к себе внучку, делает колдовские пассы перед ее измазанной мороженым мордашкой и говорит волшебные слова: «Беру твое волнение на себя! Беру твое волнение на себя!» Шествуем дальше. Опять остановка, пассы, заговор. Так бабушка довела себя до сердечного приступа. Внучка доела мороженое.

Вот и музыкальная школа. Вот и концертный зал. Ученики, их родители, бабушки с дедушками, учителя и учительницы. Наша учительница бледна, веко подрагивает. Объявлено наше выступление. Бабушка сосет валидол. Я нервно ломаю пальцы. Играют. Доиграли. Аплодисменты. Солистка сбегает с лестнички и спешит к нам. Учительница преодолевает несколько ступенек лестнички, дрожа коленками и едва переставляя ватные ноги. «Ух! – говорит, – сердце замирало в тех местах, где она обычно ошибалась. Ну, думаю, сейчас споткнется! И ведь нет, все сыграла как по маслу!» Дурные мы все-таки,  взрослые, вы не находите? Трясемся по пустякам, нет, чтобы почаще радоваться.

                ***

Учась на теоретическом отделении Училища искусств, дочка работала в общеобразовательной школе учителем пения. Ну, статус учителя пения вам, думаю, известен. У самих преподавателей он не котируется, а уж про школьников и говорить нечего. Да и класс, куда закинули юную преподавательницу, был не из легких – большую его часть составляли детдомовские детки, детки-разбойнички. Помню рассказ пригорюнившейся дочери: «Сижу за столом, подходит в развалочку малыш. Ковыряет в носу. Сплевывает небрежно мне на юбку и говорит – сыграй «Белые розы». Иду к пианино и играю «Белые розы».

                ***

В институт дочка поступила на дирижерско-хоровое отделение. Пела в институтском хоре. Хор солидный. Дирижер серьезный. Хористки молоденькие и старательные. Хористы… О, хористы – это особая песня. В нашей республике почему-то не процветает мальчиковое и мужское хоровое пение. Почему наши мужчины и мужчинки игнорируют  пение в хоре – не могу объяснить, загадка. В смешанных хорах мужские голоса на вес золота. Есть племя мужчин хористов, которое, как передвижной раритет, перемещается из хора в хор, обслуживая одновременно и филармонию, и Институт искусств, и Училище искусств. Даже ближайшие города пользуются их услугами. Народец это тертый, дирижеров не боится, с хористочками заигрывает, на концертах развлекается.

Идет, к примеру, большой хоровой концерт в Институте искусств (ныне это Академия искусств). Звучит возвышенная музыка. Очаровательные хористочки в длинных платьях стараются во всю. Сзади возвышаются в черных фраках хористы, томно выводящие бархатными голосами свою интерпретацию поэтического текста: вместо «цветущий миндаль» поют «гниющий минтай». Хористочки, пунцовея от сдерживаемого смеха, выводят лирические узоры звонкими голосами, иногда срывающимися на визг.

                ***

В хоре оперного театра таких «приколов» нет. Там все серьезно. Но со своими стихийными заморочками. Дочка, учась в институте, подрабатывала в оперном хоре –  голос у нее низкий, пользующийся спросом. Мы с мужем в ту пору посещали спектакли не столько в качестве меломанов, сколько для того, чтобы полюбоваться доченькой на сцене.

 «Риголетто». Сцена мальчишника у герцога. Тут мы хотели слегка передохнуть – женский хор ведь отсутствует. Что??? Невероятно!!! Среди мужчин, залихватски размахивающих большими кружками, лицезреем двух дам в пышных платьях, украшенных цветочками. Одна из дам – наша родненькая, другая дама – ее институтская подружка. И в качестве кого они туда затесались, интересно знать? После спектакля получаем разъяснение: «В хоре теноров не хватает, вот мы с Ларисой  за теноров и пели».

«Кармен». Премьера. Нам с мужем, как вы уже догадались, не до солистов – интерес сугубо личный – где там наша красавица? Выбегают на сцену разбитные фабричные девчонки, песни распевают, веселятся. Где же дочка? А во-о-он там, в самой глубине сцены. Все молоденькие певички там, у задника, мелькают. А на авансцене, наклоняя широкие торсы над оркестровой ямой, подперев крутые бока, трясут могучими плечами и объемистыми грудями оперные «бабульки». Возмутительно!!! Вот их надо было загнать  вглубь сцены, а молоденьких вперед выставить. Куда режиссер смотрит? Ничего себе «фабричные девчонки»! Безобразие!!! После спектакля выясняем: режиссер смотрел куда надо и строго-настрого наказал «бабулькам» тусоваться у задника. Что они и делали. На репетициях. И на прогоне. Но не на премьере. Молодняк пусть на задворках дозревает, решили сторожилки. И победили, сокрушая зрителей зрелым задором и габаритами. До сих пор у меня перед глазами эта потрясающая сцена…

                ***