Лекарство

- Мне тогда лет десять, наверное, было. Или около того. Читал вечером в постели книжку, да так и уснул, не выключив свет. Мать ночью встала, заглянула в мою комнату и щелкнула выключателем. А я от этого проснулся. Помню разом померкший сон, удар темноты по глазам, дикий страх и паническое удушье. Будто пытаюсь зацепиться за свет реальности, а она ускользает, оставляя меня во мраке... Почему-то показалось, что навсегда... Очень страшно. Я задыхаюсь, словно вынырнув из воды на поверхность, вдруг понимаю - вместо долгожданного воздуха здесь та же вода. Запас кислорода в легких катастрофически иссякает. Осознаю, что через миг неминуемо захлебнусь... И закричать нечем...

- Но Вы всё же закричали? Как вышли из этого состояния?

- Через секунду услышал голос матери - «Ты чего вскочил? Во сне что ли чего испугался?». И всё сразу схлынуло, как святой водой умыло. Даже стыдно стало. Что-то пробормотал в ответ, не помню, мать ушла, не заметив моей паники. А я потом долго не мог успокоиться и заснуть — сердце то замирало, то колотилось. Боялся провалиться в темноту и больше никогда не вынырнуть из неё.

- А подобное случалось ещё?

- Нет. Ни до, ни после. Хотя много раз засыпал с книжкой при включенном свете, а утром просыпался при выключенном. И выключал его точно не я. Некоторое время после той ночи побаивался засыпать. Сначала даже в темноте. Потом — только при свете. Но после как-то забылось, ушло.

- Вы подозреваете, что нынешнее состояние каким-то образом связано с тем случаем?

-  Вряд ли. Просто мои утренние пробуждения сейчас очень похожи на пережитый в ту ночь ужас. Только теперь у меня не в комнате свет выключают, а будто вообще в жизни. Это во много раз страшнее. И заснуть не могу не потому, что боюсь, как тогда, не вынырнуть из темноты, а как бы наоборот - из-за страха проснуться. Боюсь боли пробуждения — нож в сердце, удушье, паника и вслед за этим дичайшая тоска... Каждое утро. Уже полгода. Одно и то же — нож в сердце, удушье, паника, тоска и отчаянье...

- Понятно. Но давайте отвлечемся пока от чувственных воспоминаний и попробуем найти истоки именно нынешнего Вашего состояния. Вы ведь наверняка предполагаете, что конкретно спровоцировало эту напасть? Расскажите мне свою версию. Предложить Вам чая, кофе? Если хотите — курите. - Психиатр впервые за время разговора перебил Олега и посмотрел на него с интересом.

- Спасибо. Если можно — чай. И пепельницу.

 Олег был рад затянуться дымом, но ещё больше ему нужна была пауза, чтобы решить стоит ли рассказывать ему про себя всю подноготную, в деталях и с многозначительными мелочами. Или так только, на краешек ногтя? Или совсем вкратце — мол, стресс, тревога и пошло-поехало... Собственно, как изначально и собирался. Несмотря на рекомендации  близкого и уважаемого товарища, доверия к доктору он не испытывал. Впрочем, доверие ныне вообще отсутствовало, особенно к чужим. Да, это было из разряда «дуть на воду». Олег понимал. Но что толку от такого понимания? Просто понимаешь и по-прежнему дуешь. Открываться не хотелось. Наоткрывался...
  С другой стороны, раз он всё-таки заставил себя прийти на приём...
  А заставить было почти нереально. Долгие годы Олег был непоколебимо уверен, что сам себе лучший психиатр. Читал и Фрейдов, и Юнгов, и Фроммов, и Бернов, и  множество всяких Райхов, Лоуэнов, Леви, и прочих менее известных деятелей психологии. Мог похвастаться знанием большинства философских доктрин от Платона до Канта. Был вдохновенным исследователем многих мистических учений, от древнейших герменевтики и суфизма до современных трактатов Успенского,Кастанеды, Зеланда, Уолша... Изучил основы самых распространенных мировых религий и, будучи  верующим человеком, в любом случае ставил выше всего прочитанного учение Христа.    Поскольку людские мудрецы нередко ожесточенно спорили меж собой внутри головы, конфликтовали и даже пытались выживать оппонентов, а Сын Божий  всегда умел примирить и их между собой, и Олега с реальностью.
Во всех жизненных ситуациях Олег старался поддерживать душевное равновесие, увязывая воедино психологию, философию, мистику и религию. Сохранял в себе долю здорового романтизма и дозу необходимого прагматизма. Не допускал крена ни в одну из сторон. Честно старался. И до определенного времени у него получалось.

   Но теперь каждое новое Утро заявляло Олегу о своих правах истязать его. Начинало болезненным уколом в сердце, сдавливало грудь и стучалось в ещё закрытые глаза ужасающим мраком солнечного света. Олег пытался спрятаться под одеяло и вернуться в сон, но задыхался и с горечью понимал, что ни убежать, ни уснуть не получится. Что удушающая реальность здесь, и вновь не удалось проснуться в том, куда-то подевавшемся мире, ещё несколько месяцев назад радовавшим  своей красотой и теплом. Олег никогда не подозревал, как один-единственный человек способен походя разрушить мир, даже, по большому счету, не имея к нему доступа. Впрочем, с подобным рано или поздно сталкиваются, видимо, все идеалисты — сейчас не об этом.  Мучительная утренняя тягость к полудню проходила, но как же  долги и безысходны были эти часы... Олег читал молитвы, взывал к ангелу-хранителю, глотал транквилизаторы, делал изнурительную гимнастику, пытался успокоиться дыханием по советам йогов, пил неимоверно крепкий чай или чистую святую воду — всё было бесполезно. Порой, от отчаянья, неделями не предпринимал ничего или просто пил водку — всё оставалось по-прежнему, так, словно бремя этих утренних часов отныне навсегда кем-то возложено на него.
   Больная душа категорически отказывалась слушать советы любых учителей, не сумевших оградить её от страданий. И тем более не желала внимать новым. Так что, думал Олег, малоизвестному даже в провинциальных масштабах доктору психологических наук Николаю Ивановичу Старых и вовсе нечего предложить ей. Разве вот сигарету, да чай... Но это и без него. Беспрерывно почти...

 - Олег, давайте думать вместе. - Доктор, улыбнувшись, вывел пациента из затянувшейся задумчивости. - Вы, наверняка, тысячу раз свои тягости уже прокрутили в голове. И если пришли ко мне, то прокрутили, по-видимому, безрезультатно. А моя прямая обязанность - помочь Вам разобраться.

 - Я не знаю, с чего начать. И чем вообще объяснить подобную интенсивность своих переживаний. Большинство людей сочтет мою ситуацию банальной. Я и сам себя регулярно пытаюсь в этом убедить. Иногда получается. Ненадолго, впрочем. Вечером убедил, а утром — всё сначала...

 - Хотел бы попросить Вас обойтись без вступлений. Мне нужно сейчас чистое повествование. Без аллегорий и обобщений. Мы после поговорим о художественной, так сказать, ценности Ваших переживаний. А пока просто рассказывайте. Помните, в первую очередь нужно решить задачу  избавления Вас от тягостного утреннего состояния. Вот избавим - милости просим в чувства. И поплачем вместе, и посмеёмся, и удивимся. Всё, что пожелаете. Тут ведь как с открытой раной. Её как можно быстрее нужно обработать, положить лекарство и зашить. А не сидеть, корчиться от боли и выискивать сравнения с другими болями, жалея себя и добавляя к физическому страданию однозначно лишние в такой момент рассуждения о мистических или нравственных причинах произошедшего.

 - Вы, доктор, сами без аллегорий не можете, а с меня требуете.
 
 - Ну, надо как-то объяснить Вам суть терапии. На понятном Вам языке. Вы же вновь меня не слушаете и зачем-то снова придираетесь к словам. Ещё раз вынужден попросить Вас последовательно изложить мне весь ряд внешних событий, результатом которых, по Вашему мнению, стало нынешнее состояние. Изложить сами события, а не их чувственную или моральную оценку. Голые факты. Вошёл, достал пистолет, выстрелил. Всё. Никаких «эта сволочь подло прокралась в обитель добра и кощунственно разрядила своё мерзкое оружие...»  Понятно?

 - А разве по внешним голым фактам возможно воссоздать мои внутренние процессы?

 - Я спрашиваю — Вам понятно? - Доктор, похоже, начинал раздражаться.

 - Понятно, понятно. Только...

 - Никаких только!

 - Можно мне тогда ещё покурить? Чтобы сформулировать свой рассказ в требуемых параметрах.

 - Курите.
 
   Замолчали. Психиатр уткнулся взглядом в монитор, Олег сосредоточился на сигаретном дыме. Немного поразмыслив, усмехнулся — а ведь, сотню раз поведав свою историю друзьям, знакомым, следователям и адвокатам, он ни разу не рассказывал её так, как сейчас требовал доктор. Всегда преимущественно в эпитетах. Подлость, хитрость, дебилизм, цинизм, доверчивость, наивность... В его истории звучало много матерных выражений, много определений типа тварь, козел, мразь, урод, пидор ... Бесчисленные «представляешь?», «как так можно?», «не понимаю», «ты не поверишь»... Между этим — вкрапления сути дела. Впрочем, о душевных стенаниях Олега знали только самые близкие, о тяжести в сердце услышали ещё и кардиологи. И даже в бесконечных своих раздумьях Олег переживал и пережевывал эту ситуацию исключительно эмоционально. Прагматичный разум хоть и присутствовал во внутреннем диалоге, но был лишен не то что решающего голоса, а вообще совещательного. Верховодила чувствами обида. Всепоглощающая, саднящая и знобящая обида на всех и вся. На главных виновников произошедшего, на себя, допустившего подобное развитие событий, на неумелых, никчемных помощников-спасателей, на саму жизнь, глупую и несправедливую, и даже на Небо, не оказавшее никакого, как  думалось, покровительства незаслуженно обиженному Олегу. У обиды был железный аргумент против разума. Она твердила: «Посмотри, к чему привело твое руководство вместе со всеми твоими мудрыми умозаключениями.» И разуму нечего было возразить...

 - Ну что? Сформулировали? - Доктор, в отличии от пациента, не забыл, для чего предназначалась эта изрядно затянувшаяся пауза.

 - Почти. - соврал Олег. - Пять минут ещё, ладно?

 - Ладно. - разрешил Николай Иванович, - Отчего ж не ладно? Как Вам будет
 угодно. Только такими темпами мы с Вами очень долго не сдвинемся с места. С места, заметьте, где Вам плохо.

 - Заметил. Как тут не заметишь? Но ещё пять минут. Пожалуйста.

 - Да думайте сколько хотите. Можете вообще ничего не рассказывать. Записывайтесь на приём, платите, приходите, пейте чай и курите молча. Если Вы считаете, что Вам от такой терапии станет легче — ради Бога. Но моя задача - облегчить Ваше состояние максимально быстро, поэтому и прошу всё же рассказывать, а не молчать. Обратите внимание - прошу, а не требую. Вы не на допросе и не на исповеди, всего лишь у врача. Если обезболивающий укол приводит Вас в больший трепет, чем сама боль — у Вас есть полное право от укола отказаться. Или Вам уже полегчало? Знаете, бывает у некоторых людей, зубная боль проходит перед кабинетом стоматолога?

 - Нет, не полегчало. Просто никак не могу собраться с мыслями. Понимаете, для меня каждое событие из этого ряда намертво спаяно с эмоциями. Вспоминаю что-то — и сразу накрывают чувства... Тут же теряю нить и погружаюсь в переживания. Я пытаюсь абстрагироваться, посмотреть как бы со стороны, чтобы рассказать, как Вы просите, голые факты. Но пока всякий раз сбиваюсь. Поэтому и затягиваю начало рассказа.
 
 - Хорошо. Я Вас больше не потороплю. Будете готовы — начинайте без вступлений. И сами себя не торопите — не получится сегодня, придете завтра, послезавтра, когда захотите. Ну а сегодня у нас есть ещё целый час.

   Доктор демонстративно отвернулся к монитору, Олег полез за новой сигаретой.  Мысли его неумолимо потянулись в противоположном от заданного направлении. Он задумался - а почему, собственно, психиатр, по определению должный интересоваться в первую очередь эмоциональным фоном, так настойчиво требует бесстрастного изложения? Если разобраться, ведь разные люди по-разному отреагируют на одно и то же произошедшее с ними событие: кто-то всплакнет, кто-то рассмеётся, кто-то останется равнодушным. Наверняка найдется и такой, кто станет одновременно переживать в себе эти три противоположности. Допустим, каждого из них ограбили на улице. И вот приходят эти четверо к Николаю Ивановичу. Один рыдает, не может остановиться, хотя понимает - ничего очень страшного не произошло. Второй хохочет, уже колики в животе начались, при этом уверен — это вовсе не так смешно. Третий страдает от того, что даже подобный инцидент не вызвал в нем никаких чувств. Четвёртый вообще не понимает происходящего с ним. И что психиатр? Будет плясать от факта ограбления? Первому объяснит, что это не конец света; второму — что нельзя столь легкомысленно относиться к собственной безопасности; третьего попытается вывести из эмоционального ступора; четвертого — склонит к одной какой-то линии поведения. В любом случае Николай Иванович должен будет лечить разные реакции, возникшие в результате одинакового события. Должен будет вернуть людям душевное равновесие, исходя из нынешнего состояния пациента. Но в таком случае получается, доктор, как человек имеющий своё личное отношение к событию, трём из четырёх будет врать, убеждая их в том, в чём пациентам нужно ( для успокоения или для возврата к чувственности) убедиться. Ведь иначе он всем должен говорить одно и то же. Например — ограбление это страшно. Таким образом, он приведет к относительному душевному равновесию лишь смеющегося человека, у прочих лишь усугубит состояние. А этого врач не имеет права делать. Тогда ему остается только уравновешивать эмоциональный фон пациентов чувствами, противоположными имеющимся. Плаксивого — утешать, смеющегося — пугать, равнодушного — заводить, раздирающегося — собирать. Стало быть, думал Олег, его, относимого доктором в настоящий момент скорее к категории плаксивого, в любом случае он должен утешать. И какой тогда психиатру прок в голых фактах? Он не подберет для Олега слов утешения светлее и проникновеннее, чем Энтони ди Мелло, не распишет смысл жизни убедительнее, чем Евангелие... На фига вообще Олег сюда припёрся? Надеялся панацею от тоски здесь найти? Рецептом непреходящего счастья обзавестись? В результате сидит  душу бередит только... Впрочем, может, всё же рассказать? Так, как он просит. Ради интереса хотя бы... Да и деньги за приём чтоб не пропали впустую. И хоть какие-то слова утешения услышать лишний раз точно не помешает...
  Сделав последнее усилие над собой, Олег решился и, без обиняков и вступлений  наконец поведал доктору немудреную и по нынешним временам довольно банальную свою историю. Были друзья, был бизнес. Один обманул и подставил, другой предал и извратил ситуацию. Потерялись большие деньги, круг друзей превратился в клубок врагов. Рассыпалась уверенность в торжестве справедливости и померк свет...

  - Так всё началось из-за денег?

  - Ну, в принципе, да. Первый товарищ - друг детства и давний партнер в делах — признался, что растратил значительную сумму, взятую у нас в долг на развитие бизнеса. Получалось, что я потерял практически всё, заработанное за последние несколько лет, ещё и в долгах оставался. Но это было пол-беды — во-первых, деньги дело наживное, во-вторых, кое-какие (и немалые) активы у этого товарища ещё остались — нужно  было только вернуть его бизнесу эффективное управление. И такой человек нашелся — тоже наш давний товарищ и партнер. Он активно взялся решить поставленную задачу, но в итоге за полгода бизнес  окончательно угробил. Перевел все оказавшиеся в его распоряжении активы на себя, а как только мы начали требовать от него ответить за сложившееся положение дел, подал на меня в суд по старым долговым распискам, давно потерявшим свою актуальность, но не уничтоженным по прекращении. Я сначала просто не поверил — посчитал подачу документов в суд дополнительным аргументом в предстоящих разбирательствах его деятельности. Но нет — всё оказалось абсолютно серьёзно, и от любых других форм общения товарищ категорически отказался. Честно — я оторопел. Вместо того, чтобы вернуть нам большую часть из присвоенных им денег, он решает заставить меня заплатить ему ещё. Причем весьма приличную сумму. С подобной подлостью я не сталкивался никогда. И никак не мог поверить, что так может поступить не чужой хрен с дальнего бугра, а относительно близкий товарищ. Когда осознал — пошел к адвокатам. Те поначалу отказывались, считая процесс безнадежным, но неоднократно выслушав мои в высшей степени возмущенно-растерянные тирады, всё же взялись, озвучив сумму гонорара хоть и в разы меньшую, чем исковая, но по тому моему положению почти неподъемную. Дело принципа — занял, но согласился. С первых же заседаний события развивались не в нашу пользу — суды, апелляции, надзоры — никому из служителей Фемиды не было дела до истинного положения вещей, если в материалах имелась расписка. За год дошли до взыскания. Работа приставов по выбиванию из меня денег тоже была товарищем спланирована и организована качественно. Я буквально обезумел от творящейся несправедливости и решил застрелить обидчика. Обратился к старому знакомому из бывших военных на предмет приобретения пистолета. Тот пообещал свести с проверенными и надежными продавцами. Сказал, будет дорого, но сто пудов не фуфло. «Проверенными и надежными» оказались менты - он просто сдал меня. То ли за процент от суммы, то ли из благих побуждений — я в момент задержания попытался его задушить, так что мы впоследствии больше никогда не встречались. Менты скрутили, отвезли к себе, но, выслушав мою историю и позвонив обозначенным мною заступникам, отпустили. Деньги, правда, отобрали. Чтоб, типа, больше не на что было снова купить ствол.  Я после очередного предательства совсем сник. Все судебные тяжбы перевелись в стадию вялотекущей позиционной борьбы, благо адвокатам платить больше было не нужно  — отрабатывали ещё тот гонорар. И мир мой почти полностью померк. Тогда же и начались эти утренние экзекуции. Так и живу с ними с тех пор.

   Олег устало замолчал и уже без спроса потянулся за очередной сигаретой. Доктор неодобрительно посмотрел, но вещать о вреде курения не стал, а задал вопрос, как показалось, не совсем по делу.

  - Так Вы считаете, что не деньги явились первопричиной теперешнего положения дел?

  - Нет, доктор, не деньги. Скорее уж отношение к ним участников событий. Самым страшным для меня оказалось именно то, как резко изменились эти самые участники в отнюдь не лучшую сторону. Они были для меня весомой частью мира и жизни. Они стали алчными, злобными, мерзкими — и весь мир стал мерзким... Мрачным, тошным и почти безысходным.
 
  - Понятно. - Николай Иванович задумался на пару минут. Потом неожиданно спросил. - А Вы какой суммой располагаете на данный момент? Готовы оплатить дорогое лекарство?

   Олега аж передернуло от такого вопроса после всего только что рассказанного. Оказывается, здесь его всего лишь снова пытаются выдоить по-максимуму. Смешно... Да нет, вовсе не смешно...

  - Сколько нужно? И какие гарантии, что это поможет? - презрительно выдавил Олег, про себя решив, что  пойдет до конца, но совсем уж нескромные аппетиты эскулапа удовлетворять не будет.

  - Всё, что у Вас есть с собой. - не моргнув глазом отчеканил психиатр. - Гарантии стопроцентные. Завтра утром проснетесь с улыбкой. И послезавтра, и дальше. Рецидивы, возможно, будут. Но короткие и редкие. Гарантирую. Даже ни про какие «если» не хочу говорить, но на всякий случай — останетесь недовольным, придете плюнете мне в лицо и заберете всю оплаченную сумму. Могу расписку написать.
 
  Олег усмехнулся. Денег, как назло, с собой было прилично.

 - Доктор, но у меня может быть и тысяча всего в кошельке, а может и сто тысяч. Вы что — продадите мне это лекарство за любую из столь разных сумм? Как-то это несправедливо. На лотерею похоже. Можете нахаляву вылечить, а можете ободрать, как липку. Не понимаю.

  Николай Иванович хитро смотрел и улыбался.

 - А вот такая она - странная и непредсказуемая - наша современная психиатрия. Ну что? Выписывать рецепт? На какую сумму? Или опять попросите время подумать?

 - Подумаю.
 
   Олег был ошарашен напором и растерян донельзя. Мысли в голове напоминали многолюдный митинг, разделенный на два противоборствующих лагеря. Одна половина кричала, что плюнуть  в морду доктору нужно прямо сейчас. Что это не медицина, а очередное разводилово. Что психиатры интересуются психикой пациента, а не его деньгами. Надо валить отсюда и искать нормального целителя. Противная сторона заступалась за доктора и увещевала поверить ему, мотивируя это дилетантством толпы, незнакомой даже с основами психиатрии, но при этом лезущей судить то, в чём ни хрена не смыслит. Аргументы сторон были понятны, Олег свел их в два основных. Первый — недоверие к врачу, из-за чего становилось очень жалко денег — в кошельке лежал практически месячный бюджет семьи. Они не были последними — в этом случае он отверг бы предложение доктора сразу, но всё равно — сумма значительная. Встречный - появился шанс попытаться избавиться от мучений и, распрощавшись с усталостью и депрессией, начать полноценную и полнокровную жизнь, в которой сопоставимые суммы  зарабатывались за несколько рабочих дней. Не в пример нынешней апатичной вялости, лишавшей сил и желания заниматься серьезной и плодотворной предпринимательской деятельностью. Опять же, пусть веры  психиатру не было, но он обещал написать расписку — если что, опыта  взысканий долгов Олегу теперь не занимать...

  - Доктор, а если я совру? Скажу, что у меня десять тысяч с собой, хотя их много больше?

    Николай Иванович засмеялся.

  - Вы не станете этого делать. Хотя бы потому, что признаете только точное соблюдение договоренностей. И ещё — те, кто врут, не спрашивают заранее о последствиях своего вранья. Выписываю? Сумма?

  Олег вздохнул, достал сумочку, вытащил всю наличность и грустно её пересчитал.

  - Семьдесят восемь тысяч пятьсот двадцать рублей, доктор.

  - Хорошо. Выписываю. - Николай Иванович деловито застучал пальцами по
клавиатуре.

   Олега приятно удивило и даже обрадовало отсутствие какой бы то ни было реакции на его лице. Не промелькнули в глазах ни азартная алчность от приличного куша, ни разочарование от выигрыша, оказавшегося мельче ожидаемого.  Впрочем, Олег понимал, что просто ищет подтверждение правильности своего решения. Хотелось убедиться ещё больше.

  - Доктор, я соврал. У меня ещё триста тысяч с собой.

  Николай Иванович отвлекся от экрана, внимательно посмотрел на пациента и улыбнулся.

  - Покажите. Мне не составит труда изменить цифры в рецепте. Сам рецепт при этом менять не придется.

  Вновь не заметив никакой заинтересованности в глазах врача, Олег замялся.

  - Шучу, доктор...

  Николай Иванович усмехнулся.

  - Видите, как действенна моя методика — уже шутите. При том, что ни единой улыбки за всю сегодняшнюю встречу Вы мне до этого не подарили. Ну а если серьёзно, Вы успокойтесь — всё будет хорошо. Отбросьте сомнения и верьте. Хотя бы кому-нибудь из троих — мне, себе или Богу. А лучше — всем сразу. Быстрее почувствуете изменения к лучшему.

   Он набрал на клавиатуре ещё несколько слов, распечатал листок, подписался и, предварительно сложив его пополам, протянул Олегу.

  - Отдайте это и оплату моей помощнице в приемной. Она проведет Вас в нашу аптеку, где Вам выдадут лекарство. С лекарством будет инструкция, если что окажется непонятным — милости прошу ко мне.
 
   Буркнув невнятное «спасибодосвидания», Олег вышел в приемную. Раздираемый любопытством и сомнениями, прежде чем передать листок и оплату помощнице доктора, заглянул в текст рецепта. Но он был напечатан по всем правилам медицины — неразборчивым шрифтом на незнакомом языке. Миленькая девушка в зелененьком халатике бережно взяла рецепт, пробежала взглядом по строчкам, удивленно посмотрела на Олега, взяла, не пересчитав, деньги и попросила идти за ней в соседнюю комнату. Там, за небольшой стеклянной перегородкой, аптекарша — задумчивая женщина лет сорока — столь же удивленно взглянула на Олега после ознакомления с текстом, сказала, что придется немного подождать, пока она будет готовить средство и, забрав рецепт и, опять же, не пересчитывая наличность, удалилась в подсобное помещение. Её не было минут 15. Вернувшись, она с подозрительно хитрой улыбкой протянула клиенту белую картонную коробку размером с треть сигаретного блока.
   Олег взял, повертел, взвесил в руке — граммов сто пятьдесят. На верхней крышке приклеена визитка клиники. Никаких названий лекарства, никаких его составов.
Распечатал...
   Надо отдать должное аптекарше, внимательно и беззвучно наблюдавшей  из-за стекла — зная содержание коробочки, многие на её месте уже смеялись бы вовсю. Видимо, работа в психиатрии волей-неволей учит быть сдержанным. Женщина же внешне казалась совершенно невозмутимой, лишь глаза светились и чуточку слезились непроявленным смехом.
   А вот Олегову ошалевшую морду надо было видеть. Он, наверняка, сам с удовольствием посмотрел бы на себя со стороны. Но тут он был объектом, а не зрителем.
   В коробочке аккуратно перевязанные нежно-розовой ленточкой лежали все недавно отданные им за лечение купюры. Все до единой.
   Он недоуменно посмотрел на аптекаршу, та, с трудом сдерживая смех, официальным тоном проговорила: «Все вопросы к Николаю Ивановичу. Средство изготовлено точно по его заказу. Инструкция по применению на дне коробки.»
   «Инструкция»:
    Только для наружного применения.

    Использовать строго по назначению.

    Настоящее средство показано для лечения маниакально-депрессивных расстройств, вызванных эмоциональными перегрузками.

    Способ применения.

      На выбор:

      1. Купить и безо всякого повода подарить близким и просто приятным знакомым небольшие сувениры, цветы, шоколад, билеты в кино, на концерт и пр.
      2. Купить туристическую путевку на курорт или экскурсионные поездки по Европе, Индии, Китаю.
      3. Приобрести спортивное снаряжения для активного отдыха на природе ( велосипед, лыжи, рыболовные снасти, палатки, спальные мешки и пр.)
      4. Использовать часть средства на благотворительные цели или пожертвования в храмах.
      5. Купить хороший коньяк доктору Старых и распить вместе с ним.

    Запрещается:

      1. Покупать медикаментозные препараты.
      2. Передавать данное средство или его часть лицам, связанным с адвокатской, следственной, судебной и врачевательской деятельностью.
      3. Использовать настоящее средство для увеличения количества средства.
    
    Срок годности:
      Не предназначено для хранения. Применить немедленно по получении.

    Аптекарша всё же не выдержала и захихикала. Чуть засмущавшись в ответ на Олегов вопросительный взгляд, сказала: «Простите, но Вы так серьёзно это читали... Вы идите, пожалуйста, к Николаю Ивановичу, а то у него скоро новый пациент.»
    Входя в кабинет доктора, Олег думал, что застанет его с торжествующей улыбкой на лице. Ничего подобного — психиатр был более чем строг. Он внимательно посмотрел пациенту в глаза ( показалось - через глаза прямо в мозг), перевел взгляд на руки (в одной - «инструкция», в другой — коробка) и не стал интересоваться Олеговыми впечатлениями.

    - У нас пять минут и поэтому просто послушайте. Объяснения и дополнения к инструкции. Дело в том, что Вы, занимаясь бизнесом, перестали замечать одну наиважнейшую вещь. Зарабатывание - это процесс обмена своих ресурсов и времени  на дензнаки. Кто-то отдает свою мускульную силу, кто-то — интеллектуальные запасы, кто-то — здоровье в чистом виде. Вы же попались в самую дорогостоящую категорию — Вы за деньги отдаете свои эмоции. Колоссальное количество нервов и эмоций за возможность получить в карман наличность. За большие деньги — ещё больше нервов и эмоций. Истощившись, пытаетесь за часть полученного купить нервов и здоровья обратно. Вы, таким образом, приравниваете тонкую психическую энергию к товару, думая, что привычная схема «товар-деньги-товар» применима во всех сферах жизни. Но это не так. Никогда, ни за какие деньги невозможно вернуть обратно кусочки души, ранее, по сути, проданные. Просто до поры, до времени этого не понимаешь и не замечаешь. Дабы прекратить сию порочную практику я обстоятельно рекомендую Вам перестать растрачивать нервы из-за финансов — попросту говоря, страдать из-за них. Тратьте деньги на жизнь, а не жизнь на деньги. Если есть возможность — найдите спокойную, пусть и не шибко высокооплачиваемую работу. Если нет — относитесь легче к имеющейся. Не думаю, что открываю Вам что-то новое или доношу до Вас какие-то откровения — Вы человек, судя по всему начитанный, много знаете и понимаете. Просто в рамках своей методики я  объединяю Ваши знания и понимание в практический опыт. Чтобы он стал осознанным. Это и называется психиатрией. И, несмотря на Ваше вопиющее недоверие, моя методика будет работать и в Вашем случае. Выписанное лекарство обязательно примите согласно инструкции. Непременно прочтите как бы детскую книгу «Тим Талер и проданный смех» и, если не читали, очень взрослую пелевинскую «Эмпайр В». В последней есть прекрасная фраза: «Человек только думает, что он добывает деньги для себя — на самом деле он добывает их из себя...». Но не грузитесь — просто помните её. Я жду Вас через месяц, дабы мы завершили лечение, исполнив пункт номер пять инструкции.

   В приоткрывшуюся дверь заглянула помощница доктора и сообщила, что пришел пациент. Доктор кивнул ей. Посмотрел на Олега, улыбнулся.

   - Ну что? Желаю счастливой и здоровой жизни. Будут осложнения, рецидивы — не волнуйтесь, они быстро исчезнут, если последуете моим рекомендациям. И не забудьте — ровно через месяц милости прошу ко мне.

     Из клиники Олег поехал прямиком в турагентство. Оттуда — на рынок за цветами. Потом — в кондитерский магазин...
     На следующее утро привычная боль удивилась, не обнаружив его встречных объятий. А через день ушла насовсем, оскорбленная очередным не радушным приемом.
     Через месяц они выпили с Николаем Ивановичем привезённую Олегом с отдыха в Греции бутылочку выдержанного, солнечно-теплого коньяка. Много говорили, много смеялись...