Инесса

   
    У меня до сих пор остались шрамы. На правой руке, в которую она вцепилась, и на спине, куда запустила когти, чтобы спасти мне жизнь. Но я благодарен ей за каждый след на моей коже: если б не было их, не было бы и меня…
     Той весной синий туман плотной стеной окутал горы Сихотэ-Алиня. Дождь лил, не переставая, а на крутых отрогах лежал во впадинах серый спрессованный лед. Я отсиживался в деревушке неподалёку от подножия горы Высокой и каждый час выходил, чтобы с биноклем в руках осмотреть небо.  Надежды на восхождение почти не оставалось.
     И всё же упрямо продолжал ждать: в этих местах погода меняется резко, сильный ветер может в один миг разогнать тучи, и тогда обнаружится просвет. А мне много и не требуется, всего полдня хорошей погоды.
     Серьёзным альпинистом я себя не считал. Но любил делать небольшие восхождения, и всегда – в одиночку: мое общение с горами не терпело суеты и разговоров с другим собеседником. Только горы – и я. Для своих путешествий выбирал глухие места, поселялся в какой-нибудь деревушке у дальней родни и – вперед, вверх, к свободе! Зверя не боялся, пусть зверь боится меня! Только в тот раз всё вышло иначе: в тот раз я познакомился с ней.
    Природа подарила мне, наконец, солнечное утро, и я, не мешкая, тронулся в путь.
    До подножия Высокой – пять километров.  Я почти бежал. Запахи тайги, сырости, свежего ветра сводили меня с ума; понять это может, пожалуй, лишь тот, кто живет в городе и лишь изредка вырывается в лес. Старая дорога под ногами разъезжалась, я перепрыгивал с кочки на кочку, пока не достиг каменистых участков у подошвы горы. Здесь начинался подъем.
     Вершина Высокой – скалистая, леса на ней нет. Мощные отроги расходятся в разные стороны, склоны щедро покрыты кедровым стлаником и брусникой. При ясной погоде отсюда открывается изумительный вид на центральный Сихотэ-Алинь.  Именно этого я и хотел: подняться и увидеть.
    Как известно, в любом восхождении самое важное – тщательно продуманный маршрут. У меня его не было. Просто шёл траверсом, поднимаясь всё выше и выше. Через час – полтора сделал привал, перекусил, и тут заметил, что погода меняется. Задул резкий ветер, и небольшие, мирные с виду облака быстро собрались в гигантскую мёртвую тучу, задышавшую холодом.  Потемнело. Я забеспокоился: быть застигнутым бураном на склоне горы – не самое весёлое дело, и огляделся в поисках места, где мог бы укрыться. Небольшой пролесок привлёк моё внимание. Спускался, торопясь, подламывая ноги, камни россыпью летели из-под подошв. Тем временем начался крупный дождь. Ветер взвыл, ударил в лицо, и, накрывшись капюшоном, я нырнул под свод редких деревьев. Среди нагромождения сломанных веток виднелся проход, а дальше – укрытие: природная ниша под скалой.
     Обрадованный, я упал в эту нишу и лежал там какое-то время, ничего не видя из-за пелены дождя. А потом заметил узкий лаз и просунул голову: что там внутри?
    Это оказалось логово, устроенное в небольшой пещере, словно созданной для того, чтобы в ней поселился зверь. Сильный запах, осколки костей и ворсинки шерсти говорили мне, что не ошибся.
     Почему я пролез внутрь? Что за дикая безрассудность подвинула меня на такое нелепое действие? Надеялся на то, что зверь не придёт? Что он давно покинул своё логово? Или просто закрыл глаза на опасность, в надежде найти тихое пристанище от дождя и ветра?
    Очутившись внутри, измерил взглядом пещеру: метра полтора на два, потолок низкий, но не настолько, чтобы задохнуться в случае, если занесёт снегом: я словно предчувствовал худший вариант. Прополз вглубь, лёг подальше от входа и ещё раз мысленно проверил запас продуктов: на сутки хватит, а весенняя буря дольше и не протянется. Притих, присмирел. С полчаса вслушивался в звуки снаружи, убирая из-под себя острые камни, а потом понял, что кто-то идет: то ли ветка хрустнула, то ли мои напряжённые нервы были наготове. Вжался в стену; нож – в рюкзаке: мне и в голову не пришло достать его: на зверя – с ножом?!
    Она вошла очень тихо, сначала – просунув голову, принюхиваясь и озираясь, а затем протиснула всё тело сквозь узкий лаз и взглянула на меня круглыми, жёлтыми, очень спокойными глазами. Леопард!
    От страха я вначале принял её за ягуара, но потом вспомнил, что в тайге ягуары не живут. Передо мной стояла самка редчайшего дальневосточного леопарда! Пятнистая морда, короткие чуткие уши, длиннющий гибкий хвост. Вся – напряжена, вся – собранность и готовность мгновенно ринуться обратно…
    Я обомлел. Дыхание прекратилось. Медленно перевёл дух. Леопарды не нападают на людей, обычно они миролюбивы, но в такой ситуации… Я занял её дом, и эта кошка имела полное право на агрессию. Но она повела себя иначе: минуту или две внимательно рассматривала меня, очевидно, решая, как ей быть, затем перестала дрожать хвостом и легла. Глаза устремлены на меня и – ни звука! С её шерсти стекала вода, а по моему лицу тоже текли капли горячего пота, и я осторожно поднял руку, чтобы стереть его. Вот тут она забеспокоилась! Звук, который я услышал, напомнил смесь громкого мурлыкания и рычания, какое-то хриплое «хр-р-р». Мне пришлось прекратить движение и опять замереть. Лежал и ждал, пока пот высохнет. Наконец, кровь потекла ровнее. Я задышал…
     Прошло не меньше часа, прежде чем  понял, что есть меня она не собирается. Выгонять – тоже. Но моя активность её раздражала. И тогда я заговорил. Сначала – тихо, затем – всё громче и громче. Зачем я это сделал? Да кто ж его знает! Может быть, чтобы успокоить её, может быть, чтобы успокоиться самому. Или потому, что мне требовалось какое-то движение, пусть даже речевое. Она отреагировала мирно: вслушалась, прищурилась, вслед за тем вновь расслабила тело и спрятала когти. О, когти! Известно, что при ходьбе хищные кошки убирают их в специальные углубления на лапах и лишь в случае необходимости выпускают. Она это делала каждый раз, когда бывала напряжена, чем приводила меня в состояние затаенного ужаса.
     Итак, она убрала свои когти, и тогда я решил пошевелиться: тело давно требовало перемены положения. Не повышая голоса, очень медленно  приподнялся и сел. Казалось, она удивилась, увидев меня высоким.
    – Что? Думала, я ползаю, как тюлень? Ты же наверняка видела человека, и не раз.
    Я продолжал говорить всё, что приходило в голову, и вдруг заметил, что назвал её леопардессой.
    – Нет, милая, ты хоть и красавица, но каждый раз величать тебя «леопардесса»? Это уж извините! – подумал, прислушался, улыбнулся: - Инесса! Да, Инесса. Нравится имя?
    И облегчённо вздохнул: будто, назвав дикую кошку по имени, подружился с ней.
    – Хочешь знать, как зовут меня? Александр. Что, длинновато? Ну, не рычи, не рычи! Дождь за окном, куда я пойду?
     Снаружи стало тише, и я, пожалуй, рискнул бы выбраться и отправиться домой, но – переступить через лежащего у входа леопарда?!
     Устав сидеть,  опять лёг. Но скоро продрог и  покосился на рюкзак: там лежали спички и паек. Однако позволит ли она разжечь костер? Не рассвирепеет ли? Я опять заговорил, и так, под музыку собственного голоса, достал консервы и нож.
    – Нет, пугать я тебя не стану, не такой уж эгоист. Сначала поедим. Что тут у нас? Тушенка. Тушенку любишь? А с хлебом? Сейчас я такой бутерброд сделаю! Тебе тоже дам попробовать. Инесса…
     Мне нравилось повторять её имя: леопардесса, Инесса…
     Казалось, она не возражала, чтобы я перекусил. Но когда в воздухе запахло тушенкой!
    – Да ты голодна! – догадался, видя её напрягшееся тело. – Это мы поправим. У меня немного, но с тобой поделюсь.
     И, сделав себе два бутерброда, остальное подвинул ей. Нужно было видеть эту реакцию, и слышать это «хр-р-р», в котором – и напряжение, и осторожность, и желание! Вы хотите сказать, что леопарды не едят тушенки? Едят, и еще как!
    Вначале её пугала банка. Она не могла понять, почему из неживого предмета идёт такой аппетитный запах. Я тем временем активно демонстрировал ей съедобность такой пищи: жевал бутерброд. Наконец, она решилась, её морда вытянулась, длинный и гибкий язык лизнул…
     Это была бесподобная минута моего триумфа! Дикий зверь попробовал мою еду! Тогда я не знал, смогу ли рассказать кому-либо об этом, да и поверит ли мне кто, но вид Инессы, с кошачьим удовольствием вылизывающей банку, привёл меня в восторг!
    – Ешь, милая, ешь, – приговаривал я, – у меня ещё есть. Но продукты надо беречь!
    Подумал и отрезал хороший кусок хлеба. Стараясь не делать резких движений, подвинул ей:
   – Попробуй, это тоже вкусно.
   К хлебу она не проявила никакого интереса. Но скоро в банке ничего, кроме запаха, не осталось, а разбуженный аппетит удовлетворён не был,  и тогда её взгляд устремился на желтый предмет. Известно, что леопарды очень умны. «Если он это ест, то почему бы не попробовать и мне?» - так прочитал я её задумчивость. Она вытянула лапу и зацепила когтем кусок. Хлеб взлетел. Инесса выгнула спину и начала подбрасывать его снова и снова. Я удивился: что это? Ритуальный танец? Но потом, видя типичные движения кошки, играющей с  мышью, понял: она просто играет!
     Нарезвившись и, видимо, тоже согревшись, она легла, обнюхала хлеб и положила на него свою морду.
    – Да не стану я твой хлеб забирать, – улыбнулся я, – расслабься.
    И начал укладываться спать. Огонь разжигать не стал: мы прекрасно сосуществуем, не нужно ничего менять.
     Снаружи шёл снег. Хлопья становились крупнее, температура падала. Согретый едой, я задремал…
     Несколько раз открывал глаза и видел во мраке её настороженно поднятую голову: видимо, она спала, пока спал я, и просыпалась, стоило мне шевельнуться. Вечером мы опять поели: ещё одну банку тушёнки разделили по-братски. Я запил ужин водой из фляги, она – просто облизала усы.
    Ночь оказалась страшно холодной, нас занесло так, что стало тихо: плотный слой снежного покрова не пропускал звуки снаружи. А утром Инесса ушла. Я открыл глаза – и увидел, что один и свободен. Выглянул наружу: белым-бело! Выбрался из логова и, утопая в сугробах, отправился домой.
    Весь год вспоминал этот случай, пробовал рассказать о нём друзьям; мне то верили, то не верили.  Наконец, успокоился, полистал книги и узнал много интересного о леопардах. Дальневосточный вид считался одним из редких и был занесен в Красную книгу. Особей, сохранившихся в Уссурийской тайге, осталось немного, около тридцати. Раньше их безжалостно уничтожали из-за красивейшей шкуры, а охота на леопарда получила название «барской охоты».
    Одной из особенностей этих животных считался миролюбивый нрав; леопард не нападает на людей без определённой провокации с их стороны. Молодые леопарды могли идти по следам человека, из любопытства наблюдая за ним; то же делали и взрослые особи, в надежде поживиться остатками человеческой охоты.
     Чем больше читал, тем понятнее становилось мне поведение Инессы. Умное животное разделило с человеком свой дом и не стало выгонять туда, где холодно, мокро и опасно. Согласилось потерпеть неудобства, но не нарушить закон выживания, единый для всех существ в мире. А когда мы разделили еду, то стали почти родными…
     Я думал, что моё знакомство с Инессой закончилось, но ошибся: эта история имела удивительное, непредсказуемое продолжение, после которого на моей спине остались глубокие рубцы, а благодарность Инессе не уменьшилась и по сей день.
     Год спустя, летом,  опять бродил по горам Сихотэ-Алиня, исследовал хребты, спускался вдоль бурных рек. В день проходил километров пятнадцать, пользовался звериными тропами и все время думал о ней.
     В районе горы Высокой протекает река Кема. Сюда я и направил свои стопы. Кема – непростая речушка и недаром считается одной из самых коварных рек Сихотэ-Алиня. Множество порогов, неистовое течение превращают её в непреодолимое препятствие для геологов и туристов. А переправа на многих участках вообще невозможна.
     В тот день я долго искал места, чтобы перейти на противоположный берег. Поднимался всё выше и выше по течению и уже почти отчаялся, когда внезапно увидел каньон. Две скалы сходились прямо над рекой, образуя небольшой просвет. «Если подняться, – подумал, - то можно просто перепрыгнуть». Так и сделал. Вскарабкался на самый верх и огляделся. Прыгнуть не сложно, всего-то метра полтора, но если прыжок не удастся, то падение может стоить жизни: около 30 метров свободного полета и острые камни, выступающие из воды. После такого падения долго не живут, а если и живут, то инвалидами.
    Опять примерился к расстоянию: допрыгну! Точно!  Хорошенько приноровился и швырнул рюкзак. Тот плашмя упал на землю. Отлично, теперь – моя очередь. Небольшой разбег – и прыжок! Я благополучно приземлился на скалу, но в тот миг, когда пытался обрести равновесие, земля подо мной дрогнула и обрушилась вниз.  Руками зацепился за корни, камни, пытаясь удержаться, но беспомощно повис над рекой. Ужас положения дошел до меня лишь тогда, когда ноги не обрели опоры. Секунда, другая… Я понял, что сейчас упаду. Но вдруг чья-то тень мелькнула сверху, и перед глазами показался пятнистый бок. Огромная кошка, приземлившись прямо передо мной, развернулась и вонзилась зубами в мою руку.
     Инесса! Я сразу догадался, что она хотела удержать меня. Боль была дикой,  я едва не закричал, но крик мог испугать её, а потому только страшно стиснул зубы.
    Теперь я не сползал вниз, а неподвижно застыл над пропастью. Инесса упёрлась лапами и потянула меня, – бесполезно: центр тяжести моего тела, перемещённый ближе к ногам, сводил на нет и её, и мои усилия. Она замерла. Я тоже. Подо мной шумела река. «Не вытащит», - мелькнуло. Но вдруг Инесса задвигалась, переступая лапами на месте, меняя их положение, и я испугался, что сейчас она соскользнет. Но ошибся, потому что в следующую секунду она сделала единственное, что можно было сделать: резким, молниеносным движением выбросила вперёд правую лапу и вцепилась в мою спину. Когти проникли так глубоко, что я только охнул. Рывок – и центр тяжести сместился! Я подтянул колено и  на несколько сантиметров продвинулся вверх. Инесса не отпускала, словно понимая, что лишь её когтистая лапа удерживает меня на земле.
    Едва дыша, подтягивал я своё тело.  Руки искали, за что ухватиться. «Держи меня, держи, – умолял мысленно, – не отпускай…» А она дёрнула ещё раз, и ещё, но уже боль тугой волной ударила в голову, и, не в силах сопротивляться этой волне, я разжал пальцы…
    Когда очнулся, то увидел себя лежащим недалеко от обрыва, рядом со своим рюкзаком.  Она сидела в сторонке и старательно облизывалась. Спина горела огнём, но на руке кровь свернулась, и я понял, что, следуя инстинкту, она залечивала следы от зубов. Поднял голову, затем опять прижался лбом к земле; тело дрожало, голос не повиновался мне.
    – Ты откуда? – спросил, наконец, хрипло. – Шла за мной?
    Странный вопрос! Конечно, шла! Ведь это – её территория, она здесь хозяйка, а я, как и в прошлый раз, – незваный гость.
    – Тихо, тихо, – сказал сам себе и потянулся к рюкзаку.
    Достал аптечку, кое-как перевязал спину. Инесса наблюдала за мной настороженным взглядом. Я знал, о чём она думает, а потому вынул банку тушёнки и не торопясь открыл. Выложил на чистый островок травы.
    – Ешь, я уйду, не буду мешать, – медленно поднялся и пошёл прочь…
   
    Мне не хватает её, и, бывая в горах, всегда оглядываюсь: а вдруг она опять идёт за мной, следя своим чутким, круглым глазом? Угощение – наготове, в рюкзаке. Помнишь ли ты меня, Инесса? А я, даже если б хотел забыть, не смогу, потому что на спине и руке остались шрамы. Но я благодарен тебе за каждый: не было бы их, не было бы и меня.