Нежность

               

                В любви правил не существует…
                … Решает сердце, и лишь им принятое
                решение важно и нужно.
                П.Коэлью
 


                Глава 1



    О, как же ему не хотелось идти на это тридцатилетие школы! Он ходил на такие встречи всего два раза – через пять лет после выпуска и через десять – и каждый раз зарекался, что больше не пойдёт ни за что. Да и выдержал бы данное себе слово, но сегодня ему позвонили сначала из школы, а потом два бывших соученика, одного из которых он помнил, а другого вспомнить не смог, как ни пытался. Кроме того, его попрыгунья-секретарша, этакое симпатичное существо двадцати лет, явилась к нему с газетой в руках и с самым серьёзным видом на несерьёзном лице сказала ему:
    - Арсений Петрович, вы читали объявления в сегодняшнем номере?
    Не получив ответа, к чему она привыкла, Света продолжила читать:
    - «25 ноября в помещении городского дома культуры состоится торжественное мероприятие, посвящённое 30-летию средней школы номер три. Всех имеющих отношение к ней просим зарегистрироваться на сайте школы (далее идёт адрес страницы) по специальной ссылке, после чего будет выслано приглашение на электронный адрес». Арсений Петрович, сегодня уже 22-е, вы имеете полное право 25-го уйти с работы пораньше – это пятница – и хорошо подготовиться к встрече. Сходите обязательно. Знакомых ребят  встретите, повеселитесь…
    «Ничего себе – «ребят»! Им всем уже по тридцать восемь лет, а то и больше. Некоторые поразъехались из города кто куда, учителя уже старенькие, «иных уж нет, а те – далече», как сказано у солнца русской поэзии, да и ностальгические чувства как-то не тяготеют надо мною. Я экономист-прагматик, привык иметь дело с цифрами и расчётами-подсчётами, а не с воспоминаниями».
    Он нехотя встал, молча навёл порядок на столе («привычка свыше нам дана»!) и молча же удалился из кабинета, сопровождаемый недоумённым взглядом Светочки.
    Выйдя на улицу, он обнаружил, что идёт проливной дождь, а до парковки, где он обычно оставлял машину, было метров триста и зонта с собой не было, поэтому он зашёл в соседний с офисом бар и заказал хорошую порцию виски. Пока напиток маленькими глотками и с приятнейшими ощущениями проникал в его организм, дождь начал стихать, и Арсений Петрович быстрыми шагами двинулся к автостоянке, по пути пожёвывая гвоздику, припасённую для подобных случаев, и, посчитав себя в безопасности, лихо сорвался с места.
    Через полчаса он уже отпирал дверь своей квартиры.

    Арсений Петрович не был женат ни сейчас, ни в прошлом, поэтому и не разводился, да и детей не имел. Женщины, как у каждого здорового мужчины, у него бывали, но, не задерживаясь надолго, уходили. К одной из них он даже прикипел. На вопрос, почему она уходит – «ведь всё-таки два года прожили вместе!» - ему ответили: «А надоело с тобой в молчанку играть. Может, это кому-то и нравится, а мне – нет. Мне нужен говорящий мужик!» И, не дав ему времени на ответ, она ушла, мягко прикрыв за собой эту самую дверь.
    Арсений тогда сел в кресло, вперил свой взор в полумрак гостиной и подумал: «А сколько вообще-то можно говорить ни о чём?» Он считал, что говорить можно только по существу. «Может, так-то, без болтовни, и лучше будет?» - промелькнула ещё одна ленивая мысль, после чего он перебрался на диван и погрузился в то, что именуется «сном праведника».

    Теперь он долго раздумывал, идти или нет. Потом решил: поскольку было аж три приглашения, то идти всё-таки нужно, хотя и не хочется. Слово «нужно» было его главным постулатом.




                Глава 2


    25 ноября, провожаемый напутствием Светочки, он покинул свой кабинет через час после обеда. Облачившись дома в новый синий костюм в полоску, голубую рубашку и повязав сине-белый галстук, он остался весьма доволен собой. Подойдя поближе к зеркалу, он увидел в нём ещё молодого, недурной наружности мужчину, темноволосого, с карими глазами, которому очень шли голубовато-синие тона. Он об этом, конечно, не знал, но автор вправе отметить, что таких мужчин обычно любят женщины, не зная доподлинно их темперамент и характер.
    Сам же Арсений точно знал, что у него высокий умственный потенциал, он флегматик, поэтому неудобоварим для женщин, так как любил тишину, покой (не на работе, естественно) и ту самую игру в молчанку, о которой ему говорила сбежавшая от него три года назад Вера. 
    Арсений быстро сбежал по ступеням подъезда: до начала торжества оставалось полчаса. Он сел в вызванное по телефону такси и назвал адрес дома культуры, который находился на другом конце города. Улицы в этот час уже не представляли собой скопище людей и машин, а город был погружён в предзимнюю мглу. За десять минут до начала он уже поднимался в концертный зал по широкой лестнице.
    Зал ослепил его своей яркой иллюминацией, нарядами милых дам различного возраста, картинами, букетами цветов в напольных вазах и кашпо. Его разглядывали. Смотрел по сторонам и он, но выпускников-сотоварищей он пока не замечал, да он мало кого и помнил – разве что тех, кто учился с ним с первого до последнего класса, а таких по его прикидкам было человек восемь. Наконец в густой толпе он разглядел шест с цифрами «1991» - последний советский год был и годом окончания им средней школы, но добраться до этого места в огромном зале не стоило и пытаться, поэтому на время торжественной части и концерта он пристроился на свободное место поблизости от дверей, в которые протиснулся.   
    - Разрешите присесть на это место, оно свободно? – указала на соседнее с ним кресло красивая блондинка лет тридцати шести.
    - Да-да, конечно! – поспешил отреагировать Арсений Петрович, уже было задремавший после первых номеров концерта. Женщина сразу внесла какую-то живую струю во всё происходившее вокруг него: она бурно реагировала на то, что происходило на сцене, смеялась, хлопала в ладоши, обращалась к нему за разъяснениями, как будто он был кем-то из организаторов, и в конце концов расшевелила его до состояния активного участия в действе.
    В перерыве они не помчались в кафе, как это сделало большинство присутствующих, а остались на своих местах. Зачем? – Ведь за каждым выпуском и так были закреплён кабинет, где пришедшие наверняка расставят столы, чтобы поднять стаканы за встречу. Заглянут туда и учителя, которых с тех пор осталось немного, и это лишь те, кто сам тогда был старше их не более чем на десять лет, хотя мог сохраниться и кое-кто посолиднее возрастом и стажем.
    - Простите, а вы в каком году закончили? – спросила его женщина.
    - Я – в девяносто первом. А вы?
    -  И я в девяносто первом! А в каком классе вы учились?
    - В «Б», от начала до конца.
    - Вот это да!.. И я в «Б».
    И они оторопело посмотрели друг на друга – такого они явно не ожидали. Минут на пять они сидели молча, внимательно изучая лица друг друга, стараясь разглядеть в них того мальчика или девочку, которые им были знакомы много лет назад.
    - Ну, здравствуй, Ирочка!


                Глава 3


    - Здравствуй, Арсений!
    - Надо же! Прошло столько лет, а мы узнаваемы!
    - Не знаю, не знаю. Если бы мы встретились где-нибудь на улице, а не сидели рядом, то могли бы и разминуться, не узнать один другого. Всё-таки двадцать лет не могли не наложить свой отпечаток. Но могу честно заявить: ни к батоксу, ни к пластике я ещё не прибегала, - сказала Ирина. 
    - А тебе и ни к чему – ты в полном порядке, как была красавицей, так и осталась ею.
   - И ты, Сеня, в хорошей форме. На тридцать семь ты точно не тянешь – можно дать на пяток лет поменьше. А я, соответственно, на год моложе – ты же помнишь, что в школу я пошла шестилеткой. Давай так и будем считать наши годы!
   - А где ты работаешь, Ирочка, что заканчивала?
   - Ты, наверно, забыл, что я поступала в Институт культуры в краевом центре, там и диплом культуролога получила, и работаю там же, в музее изобразительных искусств, с этого лета – заведующим фондом хранения. А у тебя как с карьерой?
   - А я экономист, учился в Москве, но вернулся сюда и руковожу теперь собственной фирмой.
    - По-моему, ты хотел стать историком. Или я ошибаюсь?
    - Да, хотел, но передумал. Слишком много в нашей жизни стало разных партий, новых прочтений истории, а я консерватор, придерживаюсь одной линии жизни, поэтому и за Москву держаться не стал, Господь с ней!
    - Ну, понятно. А вот взгляды на культуру не так подвержены изменениям, поэтому я и довольна, что ещё в школьные годы выбрала её раз и навсегда.
    - Замужем? – как бы между прочим, максимально беспристрастным тоном спросил Арсений.
    - Была. С двадцати восьми до тридцати двух. На более долгий срок меня не хватило.
    - Что так?
    - Слишком разными были. Муж всё старался делать с позиции диктата, в том числе и семьёй руководить. Я же диктатуру не люблю. Хорошо хоть семья так и осталась двусоставной, детей завести не успели, поэтому разбежались без особых проблем.
    Это удивило его: женщине под тридцать за четыре года брака не завести ребёнка, даже и с «диктатором», - это надо было суметь, если, конечно, здоровье позволяло! Но углубляться в эту тему он не решился: «Хотя в наше время чему удивляться! Выходят замуж и позднее, а рожают и после сорока – и всем, кроме нас, консерваторов, это кажется уже в порядке вещей».

    Антракт тем временем завершился, скучноватый концерт продолжился, но они уже не внимали ему – оба находились под впечатлением друг от друга.      
   «Однако, - думал Арсений, - Ирина по-прежнему, как в школьные годы, хороша. Есть в ней и сейчас какой-то едва уловимый шарм во всём, а не только во внешности».
    Ирина мысленно вторила ему в том же духе: «А он почти не изменился. Как же я сразу-то его не узнала!. В школе у него было прозвище «Молчун», но он не вовсе молчун. Вполне коммуникабельный, весьма приятный в общении и тогда, и теперь. А как я была влюблена в него в старших классах! Да и он в меня, наверно, тоже. Иначе не случилось бы того, что произошло в ту ночь после выпуска».
    И они оба погрузились в воспоминания…


                Глава 4


    Он хорошо помнил, что выпускных классов было три. Их десятый «б», конечно же, выгодно отличался от параллельных, в том числе и тем, что выпускала их Марья Павловна, учитель математики, заслуженный учитель РСФСР, прославившаяся, и не только на бумаге, необыкновенным педагогическим даром. Классы, которыми она руководила, всегда, даже в те смутные годы, когда всё размывалось на глазах, были сплочёнными коллективами. Они занимали призовые места на всевозможных олимпиадах и конкурсах, спортивных соревнованиях. Жизнь в классе, несмотря на весьма солидную разницу в возрасте между «классной» и её питомцами, била ключом не только в формальном смысле.
    Вот и тогда, двадцать один год назад, они стояли в актовом зале красивые, нарядные, как на подбор, - двенадцать девочек и восемь мальчиков, а, точнее, девушек и юношей. Стояли плечом к 
плечу, как будто бы вышли не на торжество в свою честь, а для того, чтобы преодолеть какой-то важный барьер.
    После выпускного акта в зале же проходил перемежающийся концертными номерами банкет, который перерос в бурную дискотеку. Застолье продолжалось довольно долго и в конце концов порядком поднадоело всем. Арсений не выдержал одним из первых и украдкой выскользнул из зала: съехав по школьной привычке по перилам – и был таков. Съехал ещё по одному пролёту – и с разлёту чуть не сшиб кого-то.
    - Извините! – пробормотал он и хотел было выскочить из здания, но нежный голосок его остановил:
    - Куда стремишь свой бег, Арсений? Может, в попутчицы сгожусь?
    Арсений вгляделся получше и прямо перед собой увидел одноклассницу Ирочку Скворцову, которая – он знал это от друзей – была тайно влюблена в него. «Пусть любит, - отшучивался от них Арсений, - все люди свободны, и никто никому ничего запретить не может». Он вспомнил эти свои слова и улыбнулся: «Ну, какое отношение они сейчас имели к белокурой девушке с синими глазами в туфельках на шпильках, одетой в изящное белоснежное платье? На каблучках она была ростом с него.
    - Давай, сходим куда-нибудь!
    - А куда, Ирочка?
    - Да хотя бы в парк или на променад у реки – там ивы красивые и скамейки на каждом шагу.
    - Уговорила. Пойдём к реке!
   По дороге они купили бутылку страшно дефицитного тогда шампанского и конфеты «птичье молоко». Было тепло, но стало темнеть и с речки пахнуло прохладой. Он накинул Ирочке на плечи свой новенький пиджак, и они сели на скамейку под развесистым ясенем. Тепловатое шампанское выстрелило пробкой и половина бутылки вылилась пеной на асфальт, но оставшегося хватило, чтобы запить вкусные сладости. Он выпил, конечно, больше и тогда, расхрабрившись, спросил:
    - Говорят, Ириша, что ты неравнодушна ко мне. Врут?
    То, что прозвучало в ответ, ошеломило его:
    - Я люблю тебя, Сенечка, уже три года люблю, а ты просто не замечаешь этого.
    Арсений присвистнул: «Три года – срок немалый! Бедная девочка! И всё это время она хранила это чувство в своём сердечке, не выставляя на показ!»
    Он приблизился к ней, поцеловал в глаза, потом отыскал губы. То, что Ирочка была нецелованной, он понял сразу, но это уже не имело значения. Он осторожно положил её на скамейку, дотронулся губами до ложбинки между маленьких грудей и резко сдёрнул с неё колготки. Зажатый рукой крик разорвал тишину. Как он и подумал, она была ещё девственницей.
    Его распирала гордость за себя.   


                Глава 5


    Ирина тоже вспоминала…
    Когда Арсений налетел на неё в вестибюле, она поначалу опешила, потом взяла себя в руки и спросила делано-равнодушным тоном:
    - Ты что, тоже сбежал от этой тягомотины?
    - Вот-вот, в точку попала.
    Потом они разом замолчали.
    - Ты не замёрзла в таком платье? – спросил Арсений, когда они, купив в коммерческом киоске бутылку вина, искали место поуютнее, чтобы присесть. Он дотронулся до её обнажённой руки, уже покрываемой пупырышками. Её бросило в жар, потом снова в холод: этого красивого и умного парня она любила уже давно и совершенно без надежды на взаимность. Ей нравилось в нём всё: немногословие, сдержанность, то, что в её понимании было благородством и, естественно, внешность. Все девочки трёх параллельных классов охотно дружили бы с ним, но любила его только она одна, мечтавшая связать свою дальнейшую жизнь с историей культуры – и с ним. Как это сделать, она не знала, но помог случай.
    Она не помнила, как они очутились на берегу реки. Помнила только теплоту от его пиджака, ласку от его рук и внезапную боль. Только после этого она постепенно осознала, что с ней случилось, и заплакала от радости. Она не знала, как сложатся их отношения в дальнейшем, но всегда желала, чтобы именно он был у неё первым. И он стал им! Зов любви, её любви, оказался настолько сильным, что заслонил собой все доводы рассудка. «Я стала его женщиной, а теперь – будь что будет!»

    Для Арсения, уже успевшего познать женщин, и не раз, ничего особенного, если не считать девственности Ирочки, не произошло.
    В том же году он покинул их небольшой город на пять лет, поступив в один из престижных столичных вузов. Он написал ей два письма, но потом сменил адрес, сменил общежитие на однокомнатную квартиру, увлёкся однокурсницей-москвичкой, а Ирине отписать в их краевой центр позабыл. Её ответное письмо вернулось назад с пометкой «адресат выбыл».
    Ирина вначале горевала, но позже смирилась. «Видно, не судьба, - подумала она, - главное, что он был у меня». Сама она медленно, но неуклонно поднималась по карьерной лестнице, став не только крупным специалистом-искусствоведом, печатавшем статьи о своём великом земляке-художнике Василии С. даже в зарубежных специальных журналах, но и директором краевого художественного музея его имени. Её деликатность, интеллигентность и женский шарм обращали на себя внимание многих мужчин, но никто не знал, что ею порой овладевает депрессия, чёрная меланхолия, когда она по три-четыре дня не выходит из дома, и не было человека, который помог бы рассеять в ней это.
    - Ирочка, вы, кажется, опять загрустили? – приставал к ней давний поклонник Егор Себякин.
   Ирина смотрела на него, а видела перед собой уже подёрнутое дымкой лет лицо Арсения…



                Глава 6


    Вторая половина концерта подходила к концу, а вместе с ней завершался и мысленный обмен воспоминаниями. Ирина, казалось, внимательно наблюдала за происходящим на сцене. Арсений боковым зрением наблюдал за нею, понимая при этом, что это не так и она так же погружена в прошлое, как и он.
    Рядом с собой он видел красивую женщину в самом расцвете своей жизни. Её синие глаза, всегда как бы вопрошающие о чём-то, были изумительны.
    - Ирочка, - и Арсений легко прикоснулся к её руке, - а вы не хотели бы сбежать отсюда – как тогда, на выпуске, помните?
    - А и вправду, давайте! Что-то всё здесь затянулось. А куда пойдём?
    - Я приглашаю вас к себе. Я живу неподалёку отсюда, а вы ведь теперь как бы приезжая!
    - А что на это скажет ваша жена?
    - Во-первых, почему «ваша»? Мы же одноклассники, и пора возвращаться к истокам и на «ты». А во-вторых, жена не скажет ничего, потому что её нет и никогда не было, зато, в-третьих, в холодильнике есть всё, даже ананасы и шампанское, кроме рябчиков, которые пока ещё в тайге. Устроим небольшой банкет для себя в обход традиционной встречи класса.
    - Ну, что ж, я тоже птица свободная, поэтому только «за». И познакомились мы не сейчас, поэтому я принимаю твоё предложение, Сенечка.
    И они, нагнув головы, тихо вышли из зала.
    Арсений помог Ирине сесть в свою «тойоту», и они понеслись по хорошо освещённым улицам города.
    Трёхкомнатное жилище Арсения не было похоже на типичное место обитания закоренелого холостяка – оно сияло чистотой и уютом, а в ответ на недоумённо вздёрнутые брови Ирины он сказал, что это дело не его рук, а приходящей домработница тёти Маши. Пройдя на большую, прекрасно оборудованную кухню и засучив рукава, оба принялись за дело, и вскоре на столе в гостиной красовались бутерброды, пара салатов не самого стандартного образца, нарезанные овощи, козий сыр и кусочки копчёного угря. Здесь же возвышался и обещанный ананас вкупе с запотевшей бутылкой «мадам Клико» и раскрытой коробкой конфет «Серенада», присланной друзьями из далёкой Латвии.   
    Только теперь Арсений разглядел, что Ирина была одета в прекрасно пошитое платье изумрудно-зелёного цвета, которое удивительным образом гармонировало с цветом её волос.  Арсений ещё до начала кулинарной вахты снял с себя пиджак, оставшись в голубой рубашке с засученными рукавами, но галстук не помешал ему ловко распоряжаться содержимым своего холодильника.
    - Я хочу выпить за то, Ирочка, что наше не совсем справедливое расставание так неожиданно для нас обоих успешно преодолено, а судьба, справедливо рассудив, неспроста подарила нам эту встречу, и, главное, за то, чтобы мы из этого предоставленного нам шанса извлекли гораздо больше, чем в былое время. 
    Бокалы возвратились на скатерть опорожнёнными, а их место в руках у обоих заняли дольки ананаса. Только после этого аппетит у них разыгрался, и содержимое стола было опустошено почти наполовину. Ирина и Арсений по очереди поднимали тосты и за юбилей школы, и за одноклассников, столь предательски ими оставленных в доме культуры, а также – и это главное! – за любовь.
    - А ты могла бы, Ира, полюбить ещё один, последний раз?
    - Могла бы. Но только тебя.
    - Ты знаешь, мне кажется, что и я, закоренелый холостяк, не прошёл бы, как раньше, мимо прелестей теперешней Ирины и тоже чувствую в себе силы к большой любви.
    Он включил красивую медленную музыку, и они  погрузились в плавное танго. Танцевали долго, смотрели друг другу в глаза и целовались.   
    - Ну, хватит, - полушёпотом произнёс Арсений, - я больше не могу…






                Глава 7


    Они прошли в спальню. Там горел тусклый ночник. Но и в свете его обнажённое тело Ирины – не той семнадцатилетней девушки, а этой 36-летней дамы – было прекрасно и совершенно покорило его. Ему хотелось сейчас только одного – обладать таким роскошеством. Ирина сама подошла к нему и прошептала:
    - Не бойся, Сеня, смелее, мы ведь не чужие друг другу!
    Он обхватил её стан и положил на покрывало. Безумных ласк не было. Была только одна, доселе не знакомая ему нежность. Их тела пели песнь о незаконченной возвышенной оборвавшейся любви. Но как они это делали! Это была сюита двух тел, наконец-то ощутивших, ЧТО они потеряли когда-то. Бальзак сказал бы, что Ирина в любви была похожа на арфу: она передавала все свои тайны мужчине, который хорошо на ней играл, а играл он превосходно.
    Когда они взяли последний аккорд и упали, изнемождённые и удовлетворённые, на подушки, Арсений выдавил с трудом из себя:
    - Ирочка, дорогая, теперь ты поклянись, что нам ещё долго можно петь такую песню и допеть её до конца.
    - До конца её никогда не допоёшь, потому что она вечна.
     Он сжал её в объятьях, шептал нежные слова, просил простить, а она только улыбалась и говорила:
    - Ты ни в чём не виноват. Я была счастлива и тогда, и сейчас. Никого, кроме тебя, я в эти годы не любила. И ты понял только что, КАК я любила.
    - Мне теперь кажется, что и я любил тебя всегда. Просто не осознавал это, а подумать было некогда – голова-то цифрами была забита, но теперь она будет забита тобой. И я никуда теперь тебя не отпущу. Ты ведь пока в отпуске. А трёх комнат нам пока, надеюсь, хватит.
    - Пока да, но кто знает, сколько нас будет через год. – Эта шутка пришлась ему по душе -   Что касается трёх комнат, то и у меня столько же, только там, где мой музей, а не здесь, где твой бизнес, который, впрочем, будет проще перевести в краевой центр, чем картинную галерею - сюда.
    - В принципе, ты права, но детали отложим на потом. Конечно, любимое дело моей любимой женщины не обсуждается, а моя специальность позволит мне хорошо устроиться и там – хоть самостоятельно, хоть наняться экономистом к солидному предпринимателю – там меня знают даже лучше, чем в нашем с тобой родном городке. И достаточно об этом на сегодня. За дело!.. 
   
    На следующее утро они расставались не как бывшие одноклассники, случайно возобновившие свой сексуальный опыт, и не как любовники, которым предстоит ещё одна встреча в обозримом будущем, а как сложившаяся пара, которая не мыслит себя в ином состоянии, кроме супружеского, и с весьма чётким представлением о ближней и дальней перспективе. Но всё же это было расставание, пусть и не на долго. Оно затянулось, было оно трогательным и очень-очень нежным. Настолько нежным, что Арсений поймал себя на мысли о том, что, пожалуй, до сих пор он и не знал по-настоящему, что же это такое – нежность. А тут в нём открылись такие способности!.. И всё благодаря ей – женщине с таким чудесным и трогательным именем Ирина.
    Зная, что родилась она в марте, он ласково шептал ей на ушко: «Рыбка ты моя, золотая рыбка!»


                Глава 8


    Арсений никогда раньше не был зависим от женщин. – легко знакомился, легко расставался. Ирина не была похожа ни на одну из его прежних подруг. Она завладела им целиком, всеми его делами, помыслами, поступками. При этом с её стороны не было никакого диктата. Не было и желания привязать его к своей юбке, напротив, она считала, что у мужа (они поженились спустя полгода после повторной встречи) обязательно должно быть собственное пространство, куда ей, Ирине, нечего совать нос. Но он сам постоянно  хотел быть как можно ближе к ней.
    Всё в ней трогало его: её лёгкая поступь, когда она неслышно подходила к нему, работающему за письменным столом и компьютером, и обнимала сзади; её бархатистая кожа; податливые губы, которые он так любил целовать; неторопливые движения рук, когда она что-то готовила им на ужин; стиль её поведения дома и на людях; умение слушать и выслушивать до конца – и многое, многое другое.   
    В сексе она была достаточно активна, но первую роль, роль смычка на виолончели, всё равно играл он, потому что любил её безгранично. Умелыми руками и телодвижениями он доводил её до экстаза и был счастлив, когда чувствовал её полное растворение в нём. Да, они были счастливы – и счастливы вполне.

    Однажды, идя по парку, он увидел мужчину и женщину, слившихся друг с другом в страстном поцелуе. Арсений остановился, будто пронзённый током: ему показалось, что женщиной была его Ирина – тот же рост, тот же цвет волос, наклон головы, да и платье, кажется, у неё такое есть… Когда мужчина и женщина встали со скамейки и, обнявшись, пошли к выходу из парка, Арсений согнулся и, крадучись, припустился за ними, не замечая, что кустарник с шипами царапает руки и лицо, оставляя свои следы и на костюме. Неожиданно он потерял парочку из виду, путь ему преградил автобус с туристами, и, пока он обходил его, те двое скрылись.
    В страшном смятении он пришёл домой. С некоторого времени, чтобы держать форму, он не часто ездил на машине, стараясь ходить на работу пешком, срезая треть пути через тот самый парк. Пройдя на кухню, он выпил стакан воды и поднялся к себе в кабинет. Сердце билось тревожно. Он плюхнулся в кресло и закрыл глаза. Как-то так случилось, что они с Ириной не были вместе целых три дня, и сейчас он чувствовал бешеную ревность и неистовое желание. От мысли, что он может потерять жену, ему сделалось плохо. Он даже тихо застонал.
    Сквозь внезапно навалившуюся дремоту он вдруг услышал шаги в соседней комнате – это Ирина расхаживала по спальне, возможно, после принятого недавно душа подбирая чистое постельное бельё. Не помня себя от радости, он бросился туда и увидел свою милую жену в халате и тапочках на босу ногу. Она причёсывалась перед туалетным столиком. Он подошёл и уткнулся в её промытые и пахнущие каким-то необыкновенным травяным шампунем волосы.
    - Иришка, а ты что, разве не была на работе?
    - Нет, сегодня я взяла отгул: с утра мне как-то нехорошо было.
    В мыслях Арсений обозвал себя жалким ревнивцем, болваном и даже придурком, но вслух произнёс:
    - Это тревожный симптом. Завтра же повезу тебя в поликлинику.
    - А я там уже была.
    - Ну, и какой же диагноз у твоего врача?
    - О, диагноз, как и тест, самый положительный: я беременна, Сенечка!
    Он наклонился и поцеловал её руку, всё ещё державшую расчёску.
    - Вот это награда за поцарапанный пиджак! – пробормотал он вполголоса.
    - О чём это ты?
    - Да так, о своём. Не бери в голову! – ответил Арсений, уже представляя, что через пару часов он снова превратит свою любимую в арфу…
     И будет пить её нежность.


                12.3.14