Ида

  Вечером приходил дворник. Он останавливался перед моим окном и бросал в него маленьким камешком. «Веришь ли, - говорил он с какой-то глупой улыбкой, когда я открывал окно, - твоя золотоволосая немочка укатила с евреем-аптекарем в Америку». "Вот ведь вредный татарин", -  раздосадованно думал я, захлопывая окно. Я, конечно, не верил, но все-таки одевался и бежал сквозь холод и темноту улиц в аптеку.


      «Что вам?» – учтиво спрашивал аптекарь, когда подходила моя очередь.
    

     Я покупал пластинку валидола и возвращался обратно. «А ведь ее мог бы заинтересовать этот аптекарь, - думал я. – Он белокур, у него красивые глаза и приятное лицо. Он так похож на Давида. А что у меня? Аскетическая внешность и большие глаза. И все-таки она выбрала меня. Странный выбор. Один из парадоксов жизни заключается в том, что она оставляет за тобой право на странный выбор».


     После приходил мой давний школьный приятель в очках. Обыкновенно он входил без стука, проходил в дом, снимал пальто и всякий раз внимательно осматривался вокруг, как будто боясь, а может желая, увидеть кого-то еще. Никого не обнаружив, он, не то довольно, не то с досады, уже привычно потирал руки и как-то равнодушно повторял следующее: «Как всегда никого. Никого нет. Только ты и твоя маленькая трагедия. Одиночество – маленькая трагедия. Из всех земных потрясений оно до поры и времени неприметно даже самому себе». Затем он садился в старое неудобное кресло у стены, а я ложился на кровать и начинал рассказывать что-нибудь. Обычно вскоре он перебивал меня: «Послушай, твоя приватная переписка с Богом заботит меня меньше всего. Мне нужна только одна история. Только какая-нибудь одна история, рассказанная много раз. Порой, чтобы получить представление об истине, нужно просто засунуть руку в карман. Истина всегда в чем-то. Отчего бы ей не быть в пустом кармане? В нашем случае – в твоей истории, рассказанной много раз». Я не возражал и каждый раз рассказывал ему одну и ту же историю, которой со временем даже успел придумать название, и которая от рассказа  к рассказу обрастала все новыми и новыми подробностями и становилась  длинней и запутанней, или, наоборот, утрачивала их, становясь предельно простой и короткой.


                История, рассказанная много раз.(там, где мы будем счастливы)


     Она была сумасшедшей. Все об этом знали. Знал и я. И все-таки она была слишком красива. Слишком красива, чтобы глядя на нее можно было помнить что-то еще кроме того, что она слишком красива.


     Чаще всего ее можно было видеть на центральном почтамте. Обычно она приходила туда утром, садилась за крайний столик у окна, доставала из своей небольшой сумочки школьную тетрадь и ручку и начинала что-то записывать. Часам к одиннадцати, если не случалось ничего непредвиденного, незаметно для всех она уходила. Непредвиденное же случалось не часто и виновником этого всегда становился человек с черным цветом волос. Увидев такого человека, она порывисто вскакивала с места, подходила к незнакомцу и гневно бросала в лицо ему: «Моего мужа и сына убили только за то, что у них были светлые глаза и волосы», - и тут же убегала. Еще ее можно было встретить за перекрестком больших улиц в цветочном магазине. Ничего не покупая, она просто любовалась  цветами, не обращая ни на кого внимания. Впрочем, иногда случалось так, что она, не выказывая никакой видимой заинтересованности, вдруг обращалась к какому-нибудь покупателю в магазине: «Вы достойный господин, но сумасшедшая девушка вас никогда не полюбит», - и, опять же, скоро уходила, оставив достойного господина в легком замешательстве от этих слов.


       Был какой-то день, когда и мне пришлось зайти в магазин за перекрестком больших улиц. Кажется, тогда шел дождь. Кажется, дождь шел всегда, когда в жизни вершилось что-то необыкновенное. Я взялся за ручку и открыл дверь. Над дверью звякнул колокольчик – это понравилось. Магазинчик был маленький. Весь заставленный цветами, он почти не оставлял свободного места покупателям. Кроме продавщицы в магазине находилась еще одна дама. Хотя дама и стояла спиной ко мне, я сразу узнал в ней нашу сумасшедшую. Мне стало отчего-то неловко, что я застал ее здесь. Я хотел было выйти, но зачем-то стал медлить. Не знаю, я подумал тогда, что меня, наверное, обидело бы ее молчание, но и те известные слова о том, что сумасшедшая девушка никогда не полюбит достойного господина меня тоже вряд ли бы обрадовали. Может, я хотел услышать что-то иное, раз уж случай свел нас в этом магазине, поэтому и остался стоять и не вышел сразу. Это «иное» не заставило себя долго ждать. «А- а, это вы, - вскоре обратилась ко мне сумасшедшая, - а я вас узнала». «Правда?» - спросил я как можно более непринужденно. «Да, я узнала вас, - продолжила сумасшедшая и окинула меня безразличным взглядом. – У вашей жены большая красная бородавка на носе». Это было так неожиданно. Но ведь она была сумасшедшей. Ее слова сильно смутили меня. У жены действительно имелась бородавка на носе. Не очень крупная и не такая уж красная, но все-таки с некоторых пор внешность жены стала тяготить меня. Будучи молод, я влюбился во многом именно благодаря этой бородавке, которая вовсе не портила молодое и красивое лицо, а напротив, придавала ему необыкновенное что-то, какой-то шарм, изысканность, коих не было в лицах других женщин. Но теперь мы оба были уже не молоды, и прежняя красота жены несколько поблекла, а бородавка на носе ее стала как-то явно и откровенно бросаться в глаза, словно  пугающий призрак недалекой и неприглядной старости. "Жизнь - это бородавка на носе. Не так ли?" Как-то загадочно добавила затем сумасшедшая и, не дожидаясь от меня ответа, осторожно протиснулась к выходу. «Извините ее, - сказала цветочница, как только за сумасшедшей закрылась дверь. – С тех пор как я работаю здесь, она приходит сюда чуть ли не каждый день. Поначалу это немного раздражало, но я привыкла. Она, конечно, странная. Мне кажется, она учится заново жить, заново любить. Знаете, я теперь думаю, что по-настоящему начинаешь любить жизнь только тогда, когда она потеряет для тебя малейшую ценность». Я усмехнулся: «Что же терять тому, кто живет в убыток?» - и направился к выходу. Взявшись за ручку, открыл дверь. Над дверью звякнул колокольчик – невольно вздрогнул, будто в испуге.


      На улице шел дождь. На улице шел дождь и нагонял воспоминания. Мне показалось, что все это я уже видел и чувствовал прежде, что все это мне давно известно и знакомо: этот звук колокольчика над дверью, вечерняя аптека и одиночество, сжатое в таблетку снотворного, среди вороха бумаг на письменном столе. И как будто нет ничего другого и не было никогда ничего другого в жизни моей, а есть только это – какой-то странный, забытый и невостребованный сознанием срез памяти, замкнутый в бесконечность. Цветы я так и не купил. Я даже забыл кому собирался купить цветы: может – жене, а может – молодой очаровательной супруге своего начальника, на вечер к которым мы были приглашены тогда. Нужно было возвращаться домой. «Домой? – вдруг почему-то удивившись подумал я, засунув руку в карман. – Какой дом? Чей дом? Разве у меня есть дом? Дома давно нет. Дома нет, но как же хочется домой!» И  я пошел куда хочется с сознанием истины в кармане.