Станция невозвращения. Глава5. Поезд по временам 2

«Это невозможно. У него другой путь»
- Тогда сделай для него что-нибудь! – вновь выкрикнул Орловский.- Ты же можешь!
«Почему ты так заботишься о нем?»
- Он достоин лучшей судьбы.
«Почему?»
   Алексей Владимирович развел руками. Он не знал, что сказать – как передать неведомому бестелесному существу градацию человеческих ценностей и чувств?
«Вы, люди, странные создания. Сначала вы отстраиваете свой мир, покоряете природу, мните себя чуть ли не богами, кичитесь своим разумом, но потом в одну минуту уничтожаете все содеянное, ввергаете себя в бездну регресса и хаоса, и начинаете драться за глоток чистой воды и кусок пищи. Где логика? Ведь ты больше всего хотел вырваться из этого кошмара. И сейчас отказываешься от этого? Почему?»
    Орловский молчал – слов просто не было.
«Здесь побывало много людей. Их разум был затоплен злостью и страхом. Те, кого касалось мое сознание, воспринимали это как сумасшествие и бежали отсюда. Но не все – малая часть людей вступала в контакт. Но они желали или власти или богатства. И больше ничего! И НИКТО НИКОГДА НЕ ПРОСИЛ СДЕЛАТЬ ЧТО-ТО ДЛЯ ДРУГИХ!»
- Не надо судить о всем человечестве по нескольким людям!- опять выкрикнул Орловский.- Да, среди нас достаточно подлецов и трусов, но не надо записывать туда всех подряд!
   Он выскочил на середину платформы – ярость клокотала в нем.
   Взгляд заметался по стройным рядам мраморных колон, словно выискивая невидимого собеседника.
- Тебе ли не знать это! Да, люди уничтожили планету, устроив ядерный кошмар, но и они же уже двадцать лет борются за существование! И не сдаются! И наступит день, когда они покинуть недра подземки, чтобы возродить мир из пепла! Или ты, всезнающее и всемогущее, не способно понять это?!
  Голос метался между колонн и стен многократным эхом.
- Вот такие, как Павел, и возродят мир. Потому что сохранили частицу души, даже живя в кошмарной действительности. Потому что способны бескорыстно помочь другим.
   Молчание в ответ.
   Неведомое бестелесное существо словно исчезло, растворилось в окружающей пустоте.
- Ну, что же ты молчишь?! – бросил Орловский с вызовом.
  Легкий сквозняк коснулся его лица, и профессор вдруг ощутил какой-то легкий укол в мозгу.
«Ты говоришь искренне»,- прошелестел безликий голос. – «И ты действительно веришь в это».
   Орловский промолчал, тяжело дыша – гневная тирада отняла все силы.
«Я сделаю, как ты просишь»,- возвестил голос после паузы.- Я дам ему то, о чем он мечтает больше всего».
- Я должен убедиться в этом.
«Тебе придется поверить на слово. Садись в поезд».
    Из глубины туннеля донеслось нарастающее басовитое гудение, и из темноты вынырнул сверкающий новенький метропоезд. Кабина машиниста была пуста, вагоны заливал яркий свет.
«Садись».
   С шипением открылись двери.
   Орловский шагнул внутрь.
   Пахло искусственной кожей и краской; на длинных сидениях и поручнях - ни царапины.
  Алексей Владимирович обернулся и посмотрел на тело Павла, лежавшее на противоположном конце платформы.
- Паша! – невольно вырвалось у него. Внезапно горький комок подкатил к горлу. – Пашка, прощай…
  Плавно закрылись двери, и поезд, набирая скорость, растворился в туннельной тьме.


… Ему снился сон.
   Раннее утро - воздух, еще пропитанный ночной прохладой, чист и свеж. Яркая синева неба кажется бездонной опрокинутой чашей. Солнце уже появилось из-за горизонта; его лучи еще не приобрели полной силы и ласково греют кожу.
   Город, сбросив сонную хмарь ночи, уже начал входить в стремительный дневной ритм, оглашая пространство гулом нескончаемого потока машин и гомоном людской толчеи. Начинался очередной день, полный человеческих страстей, проблем, неожиданностей и планов на будущее.
   Но у будущего свои планы.
   Он вдруг ощутил легкий укол тревоги и невольно взглянул вверх – в чарующую и спокойную синюю глубину неба.
   Белесый росчерк перечеркнул небесный купол, и в зените вспух ослепительно-белый карбункул ядерного взрыва. Потоки воздуха мгновенно рванулись в точку ядерного распада, превратившись в настоящий вихрь.
   Гулкий грохот разорвал пространство, и в следующую секунду ударная волна вместе с нестерпимо-жгучим светом ударила во все стороны.
   Огромный город, казалось, вздрогнул, принимая на себя непомерный удар вырвавшейся из заточения адской силы.
   Он хотел закричать, но не смог - молча, холодея от нарастающего ужаса, наблюдая страшную и в тоже время магически-притягательную картину последних секунд жизни огромного города.
   Бурлящий, огненный вал покатился расширяющейся окружностью, оставляя за собой ужасную, дымящуюся пустыню на месте того, что мгновение назад было многомиллионным мегаполисом. За ним следовал второй и третий, перемалывая иззубренные остатки строений и заставляя вспыхивать даже то, что гореть не могло.
   Бетонные коробки зданий рассыпались, будто песочные замки; автомобили, люди, деревья, рекламные щиты вспыхивали и превращались в прах за долю секунды. Плавился бетон и асфальт, земля спекалась в стеклоподобную массу и начинала дрожать, словно пытаясь скинуть с себя вырвавшегося из заточения ядерного демона.
   Нарастающий грохот мчался впереди ударной волны, словно невидимый всадник Апокалипсиса, возвещая, что пришел последний час человечества...
   И не было на свете силы, способной остановить это безумие…
   Боли он не почувствовал. Всесжигающий поток светового излучения, опережая скорость нервного импульса, выжег сетчатку глаз и в следующую долю секунды превратил тело в пепел…
   У будущего свои планы.
… Павел захрипел, выгибаясь в дугу. Жестокая, непроизвольная судорога свела тело; он закашлялся и сплюнул на пол горький сгусток.
   Тяжело дыша, Шорохов обвел пустую платформу безумным взглядом.
- Это лишь сон…- вырвалось у него.- Кошмарный сон…
«Разве?» - раздался в мозгу безликий голос.- «Ты только что видел, как умерло человечество».
   Павел замер, прислушиваясь к самому себе.
   Ощущение прикосновения изнутри было непередаваемым.
   Нечто угнездилось в мозгу, проникло в каждый уголок, заглянуло на самое донышко души, в один короткий миг, узнав все самые потаенные желания.
Усталость и боль, скрутившие каждую мышцу, вдруг исчезли, будто смытые теплой волной.
- Черт, да что же это…- едва слышно пробормотал Павел.
   На секунду появился страх, колючим ознобом пробежав вдоль спины, но и он растворился без остатка.
  Необыкновенное спокойствие вдруг разлилось в сознании, растворив в себе тревоги и заботы.
«Твои жизненные показатели угасали в результате тяжелого ранения. Но сейчас тебе ничего не угрожает».
   Шорохов замер с открытым ртом.
- Кто… что ты такое?- наконец вымолвил он.
«Я – то, что всегда было, есть и будет. То, что всегда рядом с вами. Но не каждому дано это понять».
   Да уж, в сознании это укладывалось с трудом. Вернее, не укладывалось вообще.
Павел вдруг подумал, что, видимо, он все еще лежит там, на перекрестке, и агонизирующее от потери крови и отравленного воздуха сознание выстраивает в мозгу эфемерные грезы в виде чистой, новенькой платформы и безликого голоса в голове.
   Словно ища этому подтверждение, он обежал взглядом ряды сверкающих мрамором колон, белоснежный выбеленный потолок и уперся взглядом в крупную надпись: «ПОЛЯНКА».
- Этого просто не может быть… - сказал Павел скорее самому себе.- Ведь мы почти погибли там…
«Вы МОГЛИ БЫ погибнуть. Но это было бы неправильно. Ваше желание попасть сюда было очень велико».
- Это ты… спасло нас? - выдавил из себя Шорохов, с трудом веря, что разговаривает вслух с голосом в собственной голове.
   И тут же понял, что находится на платформе один.
- Профессор!
  Павел поднялся на ноги.
- Орловский!
  Голос прокатился по пустой платформе гулким эхом.
«Не ищи его, твой друг ушел».
- Ушел?!
«Он вернулся в свой мир».
- Значит, у него получилось…- тихо выдохнул Шорохов. – Эх, профессор, профессор…
   Он знал его не более двух дней, но уже успел привязаться. Именно этот человек, в буквальном смысле появившейся из ниоткуда и так же загадочно исчезнувший, заставил его поверить в несбыточное.
   В то, что не могло быть по определению своему, и которое свершилось.
Несмотря ни на что. Или потому, что он верил.
«Он не хотел уходить», - вновь раздался безликий голос, будто почувствовав в сознании Павла нотку грусти.
«Твой друг говорил о тебе. О том, что ты достоин лучшей судьбы».
   Павел невесело усмехнулся.
- Свою судьбу мы выбрали сами… двадцать лет назад.
«Каждый получает то, что заслуживает. Вас, людей, испортила свобода и вседозволенность. Даже сейчас вы готовы вцепиться друг другу в горло ради горсти патронов. Злоба кипит в вас - беспричинная, лютая, ко всему подряд. Живя в аду, вы стремитесь устроить еще больший ад. Вы отстреливаете зверей на поверхности, считая их чудовищами. А они лишь следствие от ваших действий и просто хотят выжить. А ведь настоящие монстры - это вы сами. Выгорели изнутри, утратили все, что делало вас людьми, закрылись глубоко под землей и думаете, что нашли в этом спасение. Но это лишь иллюзия, а подземка - бетонный саркофаг для остатков человечества».
  Голос умолк.
  Павел молчал, чувствуя, как сказанное упало в душу, словно тяжелые камни.
  Истина без прикрас.
  Сколько раз он сам видел, как книги – по сути, последние источники знаний в разрушенном ядерным безумием мире - просто кидали в огонь только затем, чтобы быстрее поджарить крысиные туши.
   Как смотрели на него его же друзья, когда он отдавал последние патроны за потрепанный том и вертели пальцем у виска.
   Или как люди топили свой разум в алкоголе – дешевом суррогатном пойле, лишь бы не видеть кошмарной действительности.
   А печально знаменитые Арены Ганзы – подпольный тотализатор, где самые отчаянные смельчаки без искры разума в мозгу тупо убивали друг друга ради восторженного рева толпы? Чем не гладиаторы постъядерного мира?
  Верно, все верно - мы лишь жалкие тени сгоревшей цивилизации…
«Но твой друг считал иначе. Он верил, что вы обязательно вернете свой мир – тот, который был до Катастрофы. Благодаря таким как ты».
- Мне?!- удивлению Павла не было предела.
«Именно. И он оказался прав».
- Да что я могу…
«Ты просто вспомни…»
   Шорохов вдруг ощутил легкий укол в мозгу и воспоминание – полузабытое и потускневшее, вырвалось из подсознания яркой вспышкой.
… Пару лет назад он попал по делам на Красную линию – какая это была станция, он уже не помнил.
   В длинном переходе суетился народ - бесконечно движущаяся, разношерстная толпа.
   Торговцы раскинули на лотках самый разнообразный товар, люди сновали между ними, смотрели, спорили, пытались сбить цену. В воздухе плавала непередаваемая смесь запахов - начиная от смрада давно не мытых тел и заканчиваемая запахом подгорелого мяса от жарившихся крысиных туш.
  Павел, закончив все дела, пробирался сквозь гомонящую людскую толпу, и что заставило его остановить взгляд на двух людях, стоявших у стены, он так и не понял.
  Высокая женщина неопределенного возраста и девочка лет десяти рассматривали нехитрый товар, разложенный на лотке у торговца.
  Худые, можно сказать, изможденные, с нездоровым лихорадочным блеском в глазах, они глядели на полукилограммовые банки мясных консервов, выставленные на продажу, но даже не решались спросить цену, прекрасно понимая, что она им не по карману.
  Торговец - невысокий полноватый мужчина - подозрительно косился на них, опасаясь, как бы эта парочка попросту бы не стащила что-нибудь.
  Павел замер, глядя на девочку.
  Та не сводила взгляда огромных голубых глаз с лежавшей  рядом пищи и постоянно сглатывала слюну.
   Он вдруг почувствовал, как что-то перевернулось в душе, и горький комок подкатил к горлу. Сам не понимая, что твориться с ним, Павел подошел ближе.
Торговец, увидев еще одного потенциального покупателя, натянуто улыбнулся ему.
Павел опустился на корточки рядом с девочкой.
Женщина тут же дернула ее за руку, прижав к себе.
- Что вам нужно? – резко сказала она. – Если ищешь себе девочку для забавы, то не по адресу!
  Шорохов ничего не ответил – он чувствовал, как слезы сами собой наворачиваются на глаза.
  Дети.
  Те, кто страдал больше всего, оказавшись заложниками того, что сотворили взрослые.
  Те, кто с самого рождения видели над собой только бетонный свод и никак не могли понять, что же такое небо.
   И для которых высшим лакомством являлась банка мясных консервов, а шоколад вообще был недостижимой мечтой.
   Павел вытащил из кармана горсть патронов – все, что у него было – и молча высыпал их в ладони девочки.
  И без того большие глаза девчушки округлились от удивления – для нее это было целое богатство!
- Накормите ребенка, пожалуйста,- поднявшись, сказал Павел женщине.
   Та смотрела на него с еще более сильным удивлением.
   Шорохов ободряюще улыбнулся девочке, которая глядела на него, чуть приоткрыв рот – так, наверное, смотрят на появившегося из ниоткуда волшебника, который воплотил в жизнь тайную мечту.
  Не сказав больше ни слова, Павел резко развернулся и смешался с толпой.
Он вернулся на станцию без гроша в кармане, но на душе было необычайно тепло и спокойно. Странное, почти совсем забытое, чувство умиротворения разлилось в сознании. Он чувствовал, что его поступок сделал жизнь этой девочки хоть чуть-чуть лучше, не позволив детской мечте в чудеса окончательно угаснуть…
… Успевшее потускнеть воспоминание вдруг пронеслось перед глазами Павла во всех цветах и красках, будто это случилось только вчера.
«Иногда один небольшой поступок может перевесить по своей сути сотни других»- раздался в мозгу безликий голос неведомого существа.
   Шорохов лишь нервно сглотнул.
«Сострадание – вот что утратили люди».
   Тишина, воцарившаяся станции, вдруг показалось Павлу могильной, непробиваемой – будто он остался совершенно один на планете, последний человек канувшей в Лету человеческой цивилизации.
«Ты сумел сохранить в себе то, что потеряли другие» - голос словно дал Павлу минуту на раздумье.- «И тебе не место здесь».
- Это мой мир,- только и сумел возразить он.
«Таких миров множество. И существует такой, в котором Катастрофы не случилось. Разве ты не мечтал в тайне об этом? Или когда читал книги, пытаясь хоть на минуту забыться?»
   Нарастающий басовитый звук заставил Павла вздрогнуть.
   Легкий ветерок коснулся лица. Из туннеля, ярко сверкая фарами, выскочил поезд.
  Блестящий новенькой краской, будто только сошедший с конвейера завода, он, скрипнув тормозами, остановился.
«Садись. Он отвезет тебя туда, где метро лишь средство передвижения под землей, а не место медленного угасания остатков человечества».
   Павел лишь замотал головой, будто невидимое существо могло видеть этот жест.
Ему вдруг стало страшно – по-настоящему страшно перед неизвестностью, до ледяного озноба. Сколько раз он, закрыв глаза, представлял себе, что в тот день ничего не случилось. И мир продолжает жить дальше - города по-прежнему стоят целые, а не в дымящихся развалинах, небо сверкает синевой, а не затянуто плотной пеленой ядерного пепла, а люди продолжают наслаждаться жизнью - любить и ненавидеть, радоваться и горевать, совершать благородные и глупые поступки. И сейчас, стоя буквально в шаге от своей мечты, он тряся от страха...
   Павел попятился назад, пока не уперся спиной в покрытую мрамором колонну.
- Нет!- воскликнул он.- Я не могу...
«Ты просто боишься сделать шаг»,- молвило существо. - «Вы, люди, теперь боитесь всего, даже самих себя. Боитесь мыслить, боитесь чувствовать, боитесь думать. Природные инстинкты заменили вам интеллект, открыв дорогу к медленному вымиранию. Но я помогу тебе сделать выбор».
   Павел с ужасом ощутил, как в сознании стала разливаться чужая воля. Мысли, образы, чувства - все исчезло. Тело стало чужим, и неведомая сила просто впихнула его внутрь метропоезда.
   Прошипев пневматикой, плавно закрылись двери.
  Басовито урча, метропоезд тронулся и нырнул в стылую тьму туннеля.
Уцепившись за поручень, Павел рухнул на сиденье – сил просто не было.
Сознание стало пустым и гулким, в нем не было ничего и никого.
Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза…