Дача

  Дача! Какое зазывное слово.

  Про себя произнесёшь или только вспомнишь это слово, и ты уже там. И...почему-то оно ассоциируется со словом чай. Проговори в растяжку: "Д-а-ч-а", а слышится: "Дай чай". И ты уже упиваешься ароматом свежезаваренного, на кореньях и листьях, чая. Да ещё по старинке из блюдечка. Чудо!

  Колыбель наших мечтаний - в гулком бетонном шуме хлопающих дверей, в визге и железнодорожном грохоте лифта в его поездках в бесконечность, через осеннюю зябкую непроглядность - закопчённого стекла - ночи. В зимнюю круговерть снежных буранов, наметающих крутолобые сугробы и творящих козырьки, похожие на бейсболки, на крышах домов

  Туманные от сильного мороза дни, когда их узнаёшь только по будильнику, звону чайной посуды, призывающей к завтраку. Всё это та благодатная для мечтаний о даче земля. Ни рыхлений тебе, ни удобрений. Они разрастаются, цветут, благоухая черёмухой, сиренью в морозных рисунках на стёклах окна.

  Проскакивают вопросы и всё настойчивее укореняются в разговорах и дома, и с соседями, и...на работе,- перекур есть перекур.

  - А как вы будете нынче сажать картофель, под перекопку или в грядки? А как то? Или это?..

  Вопросы, наливаясь, катятся как девятый вал, что в них можно утонуть. Хорошо, если ты опытный пловец.

  Мечты начинают прорастать сквозь сугробы, завалившие заборы, тропинки, кусты, грядки и крышу дачного домика.

  С этим новые тревожные вопросы. Не провалил ли снег теплицу с дорогим покрытием? Под тяжестью снега не рухнула ли ненадёжная крыша веранды?

  Чем выше солнце, тем ближе мы к даче. Все помыслы о ней - родимой.

  Проносились носки, прохудились сапоги, лопнула штанина брюк: "Куда это ты собрал их?.. Заштопаем, отремонтируем, зашьём, там всё пригодится".

 - Стул не выбрасывай, у нас же дача!

  Бедная, бедная дача, она уже не вмещает нашей любви, заботы и внимания. Стала как частный музей, и всё равно -  всё для неё - все вещи, помыслы и труд, а от неё только надежда.

  Разговоры только о ней:

  - Что-то зима затянулась. Это всемирное похолодание.

  - Что-то солнце никак не поднимается. Это магнитное поле Земли меняется.

  Мы вхожи из-за неё во все науки, мы знаем то, чего не знают учёные о тайнах Земли.
  Мы можем вырастить клубнику такую, что она способна заплести, как хмель, все постройки до крыш. Можем вырастить тыкву, из которой свободно получится карета...
 - Только куда ты, моя золушка, уедешь, разве только на соседнюю грядку...
\
  Ещё зима, ещё даже не явился тот дракон, на которого мы возлагаем свои надежды. Тот, что на своих перепончатых крыльях должен принести нам здоровье, счастье и благосостояние, и обязательно для всех- всех.

  А ёлку мы уже убрали. Алексашка - наш внук, все игрушки, не сделав из них ни одной "хлоп-ушки", аккуратно сложил в коробку, а её в шкаф.

  - На дачу они не годятся, там друзья,- рассудил он.

  - Там велосипед, ёмкость-бассейн. Можно помочь бабе прополоть морковку, только, чур, не порубить. А потом с друзьями на пустой участок, играть в футбол.

  - Деда, ну когда уже на дачу?
  - Расти, ешь, набирайся сил...
  - А там ты мне сделаешь машину с педалями и рулём?
  - Да спи ты, бестия, а то я твой вопросник подушкой накрою.
  - Д-е-да, ба-а-ба, когда, а?..
  - Слава богу, уснул, наш дачник бесценный.

  Стемнело. Засветились провалы ещё недавно тёмных окон, зажглись огни и на улице.

  Крепчает мороз. С лёгким потрескиванием разрастаются диковенные узоры на окне. Тополь под окном оделся в белую шубу мехом наружу, так, наверное, теплее.

  - Жаль, черёмуху выкорчевали...
  - Так она своё отжила, да и картофель затеняет.
  - Да, теперь Саньке негде лазать. Помнишь, как в то лето он с неё загремел?
И, ведь скажи, почти не ревел...
  - А сирень-то, сирень... Уже, наверное, не для нас.
  - Да типун тебе... Она быстро растёт.
  - Ладно, калиной любоваться будем.
  - Ах-ха-ха.., скорее бы...
  - Не торопи, всему своё время. Вот снежок сойдёт и двинем.
  - Я снова настурции под верандой посажу. Куда бы ночную фиалку? Обязательно освобожу для неё место у порога. Помнишь, как там, на прежней даче, вечером, как сквознячок потянет...
   - Да помню, как не помнить? Своими руками.., жалко ведь... Всё на месте, всё при деле. Да-а-а-а...
  - Не плачься, мне эта тоже нравится, и дом, и огород, и теплица. Главное участок для нас подходящий - ровный. И ездить намного ближе.
  - Это так. Я уже не тот, чтобы по косогорам скакать, да и тебе с вёдрами...
Ты не обижаешься, что я тебя зову Люда, а не Мила? Ведь я с самого начала постеснялся называть Милой, боялся подумаешь - лицемерю. А мне нравится когда тебя так называют, и сам бы так называл, только уже привык.
  - Ну что ты такое выдумываешь - обижаюсь. Тоже мне обидчик нашёлся
  - Ну ладно, ладно.., хоть поздно, но спросил, а то всё думаю... Ты же никогда не скажешь - что у тебя болит.
  - Всё, всё, закрыли тему... Слушай, а хватит ли у нас сил садить не по вспаханному?
  - Золушка, не гони лошадей, доживём - увидим.

  Закрываю глаза... И мы уже там! Лезем, проваливаясь в сугробе, через забор. Находим лопаты и убираем следы набезобразившего за зиму ветра. Начинаем, как водится, с тропинки, чистим настил до калитки. Снег слежался - тяжёлый, на досках сырой. Грузно хрупают, падая в нетронутую белизну, комья, срывающиеся с лопаты. Солнце спешит нам на помощь - парят очищенные нами голые доски настила.

  Прилетела в гости из ближнего леса синичка-хлопотунья. Присев на ветку молодой сирени, оглядев свой жёлтый нарядный нагрудничек, пискнула видимо на своём языке: "Здрасьте",- ловко почистила об ветку клювик, словно говоря: "Я готова, угощайте".
  Не дождавшись угощения, стала наблюдать за нашей работой. Любопытство так и светилось в её чёрных бусинках глаз.

  Но любопытство - любопытством, а дел выше крыши.

  Пискнув: "До свидания",- и упорхнула. Но оставила нам - каждому - по тёплому комочку счастья.

  От наших спин то закручиваясь в спирали, то лёгкими, прозрачными струйками улетали в синее ясное небо наши силы.

  Всё, на сегодня хватит.

  Уставшие, но счастливые, не заходя в ещё нетопленый дом, садимся на лавку у веранды - на солнцепёке. Разломили краюху хлеба, открыли термос.

  Я глядел на жену - она на меня. Какие-то тёплые мысли текли и текли из её глаз. Флюиды нежности струились между нами.

  - Спасибо, солнышко! Спасибо весна! Спасибо, дача!

  А как не хочется уезжать, но наша немолодая "лошадка" нетерпеливо бьёт копытом.

  - Сейчас, сейчас, вот спрячем лопаты...

  Лужи ещё совсем недавно лежали кусочками синего неба - стали серыми, прозрачными стёклышками, через которые можно было увидеть нескорое  на ногу лето. Оно уже где-то набирало силу. А здесь, в ещё крутых лобастых сугробах, искрились, сияли и переливались разноцветные стёклышки калейдоскопа. В душе зарождались лирические строки:

           Дача нам кричит, мы это слышим -
           не прощается, а жалостно зовёт...
           Но чем дальше, только: тише, тише...
           Лишь хрустит под нами тонкий лёд. 

 грустные, но что поделаешь - такое настроение.

 
  Но... грустить долго не приходится. "Лошадка" наша чихнула, замолчала и остановилась. Бензин - в норме, аккумулятор - в норме... Надо лезть под капот. Неприятное событие, но бывает. "Лошадка-то" не из юных.

  Капот поднят. Всё вроде на месте, но причин ведь немеряно.

  - Ах, ты милая. Чего же ты била копытом? Ты же, вижу, сама не хочешь уезжать отсюда. Вот хитрющая, выдернула центральный провод из крышки распределителя. Вот ведь мудрая! Ладно, хватит хитрить, скоро снова приедем сюда, только больше не "взбрыкивай".

  Ласково похлопал по "крупу", потрепал по "холке": "Ну что, родная, поехали?"

  Наконец - дома. Радость и дома есть, но другая - здесь тепло и уютно. Горячая и холодная вода в кране, все удобства в тепле, но...

  - Где ты, лето, затерялось?

  ...Этот в бесконечном пути лифт; наглый, не отпускающий от себя телевизор...   
 
  - А там птицы поют; кукушки, как бухгалтеры на арифмометрах, набрасывают и набрасывают годы. Кто столько проживёт? Но всё равно приятно. Сороки прилетят, посплетничают в своё удовольствие... Какой там телевизор за ними угонится в плане новостей?

  - Всё бы это хорошо, но я жену стройной почти не вижу, только согнувшейся или на корточках у грядки. Весь участок буйно зеленеет корнеплодами: огромные, с ладошку, отражающие свет ясного дня - листья свеклы; резные сочные чубы морковок; а картофель, что гимнасты на первомайской Красной площади,- идут стройными рядами, все в одинаковых костюмах, даже по росту будто одинаковые. Загляденье!
  - И когда жена только успевает? Она наверное родилась и живёт с известной песней:
       
        Я назову тебя зоренькой, только ты раньше вставай.
        Я назову тебя солнышком, только везде успевай...

  И я её так часто называю, но не для того, чтобы она ориентировалась на эти слова. Просто, я её очень люблю.
  Загорелая, ну точно мулатка-шоколадка, не то, что некоторые... Я имею в виду себя: и волосы, как у растений, не видевших света,- белые. Если бы был ещё и прозрачным, ну, приведение и только. Я конечно солнце люблю, а оно меня - не очень, покрываюсь колючками, как молодой огурчик. Сравнение красивое, но становлюсь некрасивым.

  Вах, вах, как я о себе! Можно подумать, что у кого-то повернётся язык сказать другое. Стоп, стоп...
 
  Я же о мулатке-шоколадке.

  Так вот. Моё солнышко, зоренька моя ясная, наконец распрямилась, взошла над зелёным царством. Согрела огнём своих карих глаз всё вокруг. Яркая зелень стала ещё ярче, небо светлее, а меня будто хватил солнечный удар.
  Боже, какая она у меня красивая! У неё тёмные короткие волосы, а на правой стороне лба седая прядка волос, словно дождевое облачко, которое тронул лучик выглянувшего солнца.

  И почему я не портретист? Её портрет затмил бы знаменитую Джоконду своей жизненной правдой.

  Она идёт навстречу, светящаяся, со вскинутыми руками,- работа зако-о-о-нчена!

  Господи, как я рад, что она наконец разогнулась! А тут с непередаваемым визгом вылетает навстречу ей наш внук Санчик. Бросив друзей за калиткой, летит к бабе. Он не то, чтобы уж очень соскучился по ней, а раз бабушка разогнулась, значит можно с ней лезть в купель. А почему лезть и почему - купель?- так это просто... Это высокая, объёмистая бочка для запасов воды с  приставленной к ней лестницей. Это место, где можно сколько угодно выплёскивать воды, бултыхаясь, ныряя и одновременно орать, визжать и захлёбываться...счастьем, конечно, (водой я строго-настрого запретил). Хотя...кто принимает всерьёз строгости любящих дедов и бабушек.

  Солнце жарит. Над ёмкостью радуга от брызг, а в ней два счастливых, любимых, лица, два хохочущих рта, две пары лучистых - чистых карих глаз.

   ...Вот я уже опять на даче - в лете...
  А пока ещё самая середина зимы. Бетонный, благоустроенный погреб, где, кроме солнечной семьи, другое светило не пробивается. Прошлогодний загар сошёл, закончился, как овощи. Будем ждать нового и новых.

  - Забыл выключить телевизор. Что-то говорят о продлении жизни. Нет, это не про дачи.

  А лифт, наверное, опоясывает весь земной шар через наш дом.

  Ау!..Лето!..