Чёрная всадница Часть VIII

 
                РОДНЯ
               

         И вот наступил день, когда, уложив в отделение для вещей упакованные короба и удобно устроившись на мягком сиденье в карете, я еду в родные места. Заботливая Гудрун напекла нам в дорогу полную корзинку пирожков с капустой и ягодой, собранной в лесу по осени, завернула копчёный на углях кабаний окорок и бутыль с вином. А перед самым отъездом повесила мне на шею заговоренный корешок мандрагоры на тонкой бечёвке, нашептав что-то против злых сил для моей полной безопасности. Казалось, всё было безоблачно, всё продумано. Жаль только, что к Чёрной всаднице в лес сходить не придётся. Я  буду у родственников на виду и не смогу никуда скрыться от любопытных глаз. Да и Свен поручил Гансу с меня глаз не спускать. И если я отлучусь ночью, моё отсутствие в доме заметит Зольда. Она, непременно, об этом сообщит Гансу, а тот в свою очередь Свену. Однако, я размышляла, что если Хидьда меня пожелает увидеть, то отправит ко мне маленькую посланницу, а та меня научит, как поступить в данном случае.
       Так, наедине со своими тяжёлыми воспоминаниями и мыслями о встрече с родственниками, я не заметила, как моя карета, тем временем, уже въезжала в мой родной Обендорф. Наше появление у калитки когда-то родного, до боли знакомого дома вызвало полный переполох. Соседи с детьми высыпали на улицу всей гурьбой, чтобы полюбопытствовать, кто же мог пожаловать в их деревню в таком по местным меркам роскошном экипаже. Как раз в это время Зольда выходила из дома с миской отрубей, чтобы покормить гусей. Ганс сошёл с облучка и подошёл к дверце кареты, чтобы подать мне руку и помочь спуститься.
       – Здравствуй, Зольда! – поприветствовала я невестку. – Я приехала к вам в гости, так как уже несколько лет не видела родных.
       Зольда, одетая в тёплую шерстяную кофту, под которой виднелось длинное платье, по талии разделённое на серую верхнюю часть и коричневую нижнюю, имела довольно привлекательный вид, особенно среди крестьянского окружения.
       – Просим, входи, – проговорила Зольда дрожащими губами. – Мы не ожидали твоего приезда, у нас с Отто двое маленьких детей родилось, и не всегда полный достаток – приходится экономить каждый крейцер.
       – Не волнуйся, иди, куда шла. Корми гусей. Я не с пустыми руками к вам приехала.
       Когда я переступила порог своего бывшего дома, я увидела ползающего по полу малыша и второго, плачущего в своей деревянной колыбельке. По их заношенной одежонке я едва смогла определить, что ползал мальчик, которого, как я позже узнала, назвали Отмаром в честь деда, а в кроватке всхлипывала девочка, названная Марией. С моим появлением она с интересом уставилась на меня и перестала плакать. Ко мне навстречу вышла матушка, встретившая меня довольно дружелюбно, но немножко растерянно.
       – У вас что, деньги лишние в доме завелись, что карету нанимаешь? Не могла на крестьянской телеге доехать? И почему без Свена?
       – У Свена накопилось много работы, и поэтому он велел нашему кучеру доставить меня к вам и потом отвести обратно домой.
       – Ганс, проходи, пожалуйста, в дом, – обратилась я к стоящему во дворе кучеру. – И занеси короб, перевязанный розовой тесёмкой, и корзинку, которую передала нам Гудрун. А второй короб пусть пока в карете останется. Лощадей не распрягай, мы через час-другой ещё в один дом заглянем.
       – Куда это ты ещё собралась, если ты впервые за три года переступила порог родного дома? – спросила удивлённо матушка, у которой при виде большой плетёной корзинки с доносящимся запахом аппетитного копчёного мяса и пирожками лицо немножко подобрело.
       – Это не так важно, я могу нанести визит и завтра, если вы позволите мне и Гансу переночевать в доме.
       – Да, просим, живите хоть неделю, я бабушке твоей Марии слово перед смертью дала, что ты всегда можешь вернуться в родной дом, если нужда позовёт. – Обернувшись к пришедшей с луга невестке, она скомандовала:
       – Зольда, быстро накрывай на стол, скоро Отто приедет с дровами из леса. Чтобы обед был на столе к его приезду, а я пока помогу Эльзе и её кучеру расположиться.
       Недовольная Зольда побежала на кухню чистить репу, морковь и шинковать капусту для супа. Я велела Гансу отнести на кухню корзину с гостинцами и передать её Зольде. Матушка отвела меня в свою комнату и начала расспрашивать о моей жизни. Я рассказала ей про свою мастерскую, и каким успехом пользуются в городе мои шляпы, только умолчала о подарках покойной Марии, шляпке и бутыли с вином и о своих ночных помощниках. Рассказала о платьях, которые были в её сундучке, а с ними вместе будто бы были нитки и тесьма, которыми я пользовалась первое время. Рассказала ей и о своём выкидыше, но добавила, что виновна в этом сама, так как поскользнулась на лестнице собственного дома, наступив на брошенный кем-то огрызок яблока.
       За беседой незаметно прошло около двух  часов. Зашла Зольда, и я велела Гансу развязать короб, и передала матушке в присутствии Зольды короб со шляпками.
       – Да, шляпки красивые! – не удержалась Зольда, но на что они нам в деревне. Лучше бы дукатами помогла, а шляпки нам и одеть-то некуда.
       – Бери, когда дарят! – услышала я резкий незнакомый голос и увидела в дверях вошедшую в дом обладательницу этого голоса незнакомую мне женщину средних лет, очень похожую на Зольду.      
      – Такой товар всегда на рынке продать можно, а тебе я покупателей приманю, у меня это ловко получается. Не забывай, Зольда, что вы должны налог курфюрсту за прошлый год в размере 30 дукатов уплатить. Иначе митник за долги заберёт ваш дом и землю и выгонит вас на все четыре стороны! Да ещё и церковная десятина не уплачена. Посыльный от сеньора уже два раза предупреждал вас. И накажет, а до королевского суда не добраться, знаете хорошо.
      – Входи, Гертруда, – как будто бы обрадовалась ей Ингеборг. – Как видишь у нас сегодня событие. Моя пропавшая дочь наконец-то появилась на пороге родного дома. Для тебя и Генриха шляпы в подарок привезла.
       У меня защемило сердце, я поняла, что передо мной стояла мать Зольды, слывшая колдуньей, но, скорее, чёрной, а не белой, как Гудрун. Да, это ей принадлежала вторая тень, которую я видела в Вальпургиеву ночь, когда прощалась с Чёрной всадницей.
      – Давай знакомиться, Эльза. Я – мать Зольды, жены твоего брата, – сказала Гертруда и протянула мне сухую руку, от которой повеяло каким-то не очень приятным холодком.
       Но, тем не менее, я ей приветливо улыбнулась и протянула ей в ответ свою руку для приветствия. Так прошло в разговорах ещё некоторое время, и мы услышали во дворе ржание лошади Отто, в ответ которой заржал наш Росс. Мы поняли, что Отто приехал из лесу с дровами, и можно будет пожарче растопить печку, так как в доме, действительно, мне становилось немножко зябко. На Отто была длинная до колен камиза* и штаны брэ**, сверху ещё одна рубаха из грубой толстой материи. На плечах его развевался плащ с капюшоном, а на ногах короткие остроносые полусапожки. Вся его одежда была домашнего изготовления. И хотя на дворе дул холодный ветер, Отто был без тёплого ватного дублета***, видимо, не хватало средств, чтобы справить.
       Не распрягая лошади, он вошёл в дом и спросил, что это за карета стоит вблизи нашего дома. А когда он увидел меня в городском платье из дорогой материи и шляпке, воскликнул в изумлении:
       – Эльза, ты явилась в наш дом. Это как понимать? Чудес вроде бы не бывает! Не твоя ли эта карета?
       – Вот что, зять дорогой, – распорядилась Гертруда. – Давай-ка распрягай свою и Эльзину лошадь, заведи обоих в стойло и накорми овсом. У тебя только одна сестра, так что нечего с ней сводить счёты и заводить ссоры!
      – Да я что? Это же ваша дочь устроила тогда скандал. Потому-то Эльза в доме более трёх лет не показывалась. А я и не собирался тогда ссориться ни с Эльзой, ни с её мужем.
      – Моя дочь уже почти четыре года как твоя жена! Так что приучай её к уважению твоих членов семьи, а если нужно, то можешь иногда ей всыпать вожжами для порядку! – подыграла зятю Гертруда.
       Зольда вспыхнула, так что её лицо стало пунцовым, и быстро побежала на кухню, будто бы проверить варящиеся в печи похлёбку и кашу.
       Спустя некоторое время, успокоившись, Зольда пригласила нас всех к накрытому столу. Стол представлял собой четыре пенька, на которые были положены несколько сбитых между собой грубых досок, накрытых полотном.  На нём стояла деревянная миска с постной густой капустно-зерновой похлёбкой, приправленной чесноком и луком, глубокая деревянная ложка, одна на всех обедающих. Зная, что крестьяне пользуются за обедом одной единственной ложкой, передавая её по кругу, я взяла из дома две: одну для себя, другую для Ганса, и попросила Зольду положить мне и Гансу густой похлёбки за неимением другой посуды на сухую корку чёрствого ржаного хлеба.  На другом конце стола стоял казан с дымящейся кашей, которую нам предлагалось на второе, а на большом плетёном блюде Зольда разложила пирожки и копчёное мясо. Отто налил из огромной бутыли лёгкого вина в деревянные кружки.   
        – О, да у вас тут целый пир! – воскликнула Гертруда. – Знала бы, взяла бы с собой моего старика Генриха.
        – Это мясо, пирожки и вино прислала нам служанка Эльзы, – объяснила довольная Ингеборн, которая чувствовала себя хозяйкой положения из-за того, что её родная дочь неожиданно стала богатой.
     Мы провели отведенное нам время обеда или, можно сказать, ужина в «приятной» беседе. Зольда жаловалась на жизнь, нужду, на то, как им трудно живётся, когда у неё на руках двое маленьких часто болеющих детей. И если бы её мать не разбиралась в травах, они, наверное, не выжили бы, так как лекарь требует деньги за лечение и микстуру, которую выдаёт, а у них порой и на еду не хватает. Матушка Ингеборг в ответ невестке запела свою привычную и мне давно знакомую историю горестной вдовы, оставшейся с двумя детьми на руках. Я молча слушала и кивала головой в знак понимания. Только Гертруда всё время пыталась заставить меня рассказать о моих городских делах и материальном положении. Я старалась ей отвечать вскользь, как просила меня Гудрун.
        Окончив нашу нехитрую крестьянскую трапезу, мы разошлись по своим спальным местам. Я улеглась в отведенной мне матушкой комнате, в которую, как завещала бабушка Мария, кроме меня никого не поселяли. От выпитого вина я очень быстро заснула глубоким сном впервые за последние два месяца, принесшие мне такие тяжёлые испытания, о которых я и словом не обмолвилась в родном доме. Ночью мне опять приснилась бабушка Мария, которая просила меня завтра, после посещения дяди Арнольда, немедленно уехать, не задерживаясь в  доме.
        Проснувшись, я обнаружила, что на мне нет талисмана, надетого на мою шею старушкой Гудрун. Я ломала голову, где я могла его потерять? Неужели я случайно задела бечёвку, которая порвалась. Но этого же не могло произойти незаметно, я бы почувствовала. Но, тем не менее, нужно было сегодня ехать в гости к дяде Арнольду. Рано утром я встала, умылась из кувшина, который мне на ночь поставила около кровати Зольда, и стала собираться. Я подумала, что после завтрака, когда Ингеборг и Зольда займутся домашними делами, мы постараемся незаметно выйти и поехать. Пока Ганс готовил лошадь, я объяснила домашним, что мне хочется проехать в карете и посмотреть окрестности и знакомые с детства места.
     Увидев у Зольды перевязанную руку, я спросила, что случилось. Она ответила, что обварила её  случайно кипятком. За завтраком я заметила, что у Зольды на лице промелькнула не показная, как обычно в моём присутствии, а удовлетворённая улыбка, словно у кошки, съевшей крупную мышь.  Но она тут же попыталась её скрыть, начав рассуждать о хозяйственных делах. Со мной она была чрезвычайно, даже чрезмерно, как не свойственно ей, любезна, сразу же начав ухаживать за мной с видом гостеприимной хозяйки. Неужели на неё повлияла пришедшая в дом Гертруда? Не найдя объяснения, после завтрака я все же поспешила уехать. Видимо, из-за потери корешка мандрагоры во мне начали зарождаться какие-то тревожные мысли, и на вопрос матушки я дала невнятный ответ. Усевшись в карету, я проверила короб и его содержимое.
       – Hott! Ho-ott! Но, но-о! Мой Росс! – необычно нараспев прокричал Ганс, и погнал карету по указанной мной дороге.
       Мы направлялись к дому дяди Арнольда. Несмотря на не очень приятную предзимнюю холодную погоду и снежную крупу, я с восторгом смотрела попеременно то в одну, то в другую сторону и с волнением узнавала знакомые ложбинки, пригорки, осиновую рощицу и огромный знакомый с раннего детства раскидистый тысячелетний дуб, стоящий с уверенным видом хозяина леса.
       Подъехав к большому добротному двухэтажному каменному дому с просторными чердачными помещениями под соломенной крышей и, что меня особенно удивило, стеклянными окнами, тогда как во всех остальных домах нашего родного поселения оконные проёмы были затянуты пергаментом или даже промасленной бумагой, я поняла, что это дом моего дяди Арнольда. Он стоял на месте дома деда Михаэля и бабушки Розалии. На крыльце находились кнехты и очищали метёлками полы от первой ночной снежной пороши.
       – Brr!.. Halt! Тпру-у! – скомандовал кучер.
       Наша карета остановилась. Кнехты прекратили работу и стали нас рассматривать, а один из них позвонил в дверной колокольчик. На пороге появилась довольно сильно располневшая тётя Марта в нарядном тёмно-красном платье из шерсти и шёлка и в такой же шляпке. У меня сложилось впечатление, что она ожидала моего приезда.
       – Эльзхен, дорогая, как мы все рады твоему приезду! – проговорила тётя Марта своим медовым голосом, которым она всегда умела завораживать нужных ей людей.
       И, спустившись со ступенек, пошла ко мне навстречу. Ганс подал мне руку, и я, взяв второй рукой свой короб, пошла навстречу тёте. Тётя меня обняла и расцеловала, как добрая родственница. Но я своим внутренним чутьём понимала, что эта «любовь», так внезапно проснувшаяся в ней, не больше чем  интерес к моему внезапному успеху.  Интерес тётки Марты, насколько я её знала, заключался в простой «шкурной» мысли: «А что мне из этого может перепасть?».
       Я жестом подозвала Ганса, и мы втроём поднялись в дом.
      – Бернд! – обратилась тётя к одному из кнехтов. – Распряги лошадь и отведи её в конюшню. Отведи также кучера на кухню, и вели Рут накормить его, как полагается. И пусть Катрин и Лиз накрывают на стол, у нас сегодня в гостях наша дорогая племянница, которую мы давно не видели. Я надеюсь, что сегодня Рут хорошо зажарит на вертеле поросёнка, и мне не придётся за неё краснеть, как в прошлый раз, когда к приходу отца Йозефа у поросёнка чуть-чуть подгорел бок.
      Тётя завела меня в прихожую. Эта была красивая светлая комната, обставленная с большим вкусом, как полагалось в зажиточных немецких семьях. Горел камин, наперебой потрескивали сухие берёзовые поленья. У противоположной камину стенки между двух огромных кованых сундуков стоял высокий деревянный с узорами итальянский шкаф, что меня тоже немало удивило. Около камина сидел дядя Арнольд, откинув назад голову, он, казалось, дремал. Он сильно постарел, как мне показалось с тех пор, как я его видела в последний раз. Около него сидел небольшой пёс охотничьей породы, который при виде меня гавкнул, оповещая своего хозяина о моём прибытии. Дядя повернул ко мне голову, и я увидела его озорные глаза, искры которых не стёрли следы времени. Да, наверное, если бы ему не попалась такая умная и работящая жена, как тётя Марта, он так бы и продолжал шалопайничать вместе с моим покойным отцом, и неизвестно, чем бы кончил, так как у него на всякие каверзы хватало гораздо больше фантазии, чем у его покойного брата. А тётя сама всю жизнь работала, не покладая рук, о чём свидетельствовал этот крепкий добротный дом и обстановка, и дядю к этому приучила. Теперь только охота со своим бравым псом! Всё, что осталось от его прежней бесшабашной жизни. Посередине комнаты возились с игрушками пятеро забавных пухленьких карапузов. На креслах сидели две молодые женщины и вязали. Одна высокая, довольно полная, с чёрным волосом и вторая, светлая, не очень большого роста. По их чуть-чуть округлившимся животам я поняла, что они снова ждут деток.
       – Здравствуй, Эльза! Вот уж не ожидал тебя когда-нибудь встретить! – обрадовано воскликнул дядя Арнольд. – Михель, Гейнц! Спускайтесь вниз, ваша сестра из города приехала!
       – Познакомься, Эльза. Это наши невестки, – представила молодых женщин тётя. – Высокая – это Герхильда – супруга Михеля, а вторая Йоханна – жена Гейнца. А эти карапузы, их очаровательные детки – наши внуки: Гюнтер, Кристиан и Герлинда – дети Михея и Герхильды. А Клаус и Гесина – дети Гейнца и Йоханны. А вы, дорогие, в свою очередь, не должны забывать, что недалеко от нас в городе Виттхайме живёт сестра-кузина, золовка и тётя. – Обратилась тётя Марта к своим домашним и, поставив на стол мой короб, сняла с него крышку. – Вот! Посмотрите, какие сказочные подарки она нам всем привезла!
        Все начали рассматривать шляпы и примерять их.
       – Идёт мне такая шляпа? – обратился к жене дядя Арнольд, примеряя тёмно-зелёную фетровую шляпу с большим страусиным пером. – Завтра в ней на охоту пойду!
       – Для охоты хватит и старой! А в этих шляпах мы будем ходить в церковь, как все добропорядочные католики, – ответила практичная тётя.
       А двое малышей и одна девочка так крепко вцепились в красивую красную шляпку с золотистой бабочкой, что, казалось, они её разорвут, если в это дело не успеют вмешаться взрослые.
       – Гюнтер, Клаус, Герлинда! – опять вы, как всегда, в драку! Что нужно одному, то же самое нужно и другому! А ты, Герлинда, чего встреваешь? Когда дерутся мальчишки, девочкам лучше не вмешиваться! – И, обернувшись к невесткам, тётя Марта скомандовала: 
       – Герхильда! Йоханна! Займитесь своими детьми, чтобы сегодня в доме не было ни шума, ни драк, а то с вас обеих спрошу за беспорядок.
       Невестки, мигом вскочив со своих мест, тут же разняли детей. В тот момент, когда они остановились отдышаться, Гюнтер и Клаус за спинами успели обменяться друг с другом парой тумаков. Подошедшая бабушка Марта наградила обоих драчунов хорошими подзатыльниками. Они вначале захныкали, потом молчаливо надулись то ли на бабушку, то ли друг на друга. Зато сестричка продолжала рыдать во всё горло.
       – Да, детей нужно воспитывать в строгости, как в Писании сказано, – произнесла назидательно тётя. – Иначе на голову сядут.
       И, обратившись к своим непослушным внукам, добавила:
       – Если сегодня снова ссора повторится, велю вашим отцам высечь вас мочёными розгами.
       – Я могу всех помирить, – решила вмешаться в это дело я. – Красную шляпку полагается надевать девочке, а для мальчиков я приготовила синие и зелёные бархатные беретики с перьями. Так что эту шляпку оденет ваша сестричка.
       И я, взяв шляпку, надела её на головку Герлинды. Слёзы сразу высохли на маленьком личике, и она потом весь остаток дня от меня не отходила. А у меня защемило сердце, так как я сразу вспомнила о своём потерянном ребёнке.
        – А мне какую шляпку можно надеть? – подала голос маленькая белокурая Гестина?
        – А тебе будет хорошо в розовой с белой бабочкой!
        Довольная Гестина тоже подбежала ко мне и пристроилась с другого боку. А наши забияки, которых матери крепко держали за руки, начали показывать нам языки.
        – Эй, Гейнц! Где ты там? – полушутливым тоном прокричал дядя Арнольд. – Мне сейчас потребуется крепкая розга.
       Это было последней каплей, после которой бойцы присмирели, и до самого вечера от них не слышно было ни звука.
        – Слава Богу, что Он наградил нас такими послушными внуками, как Кристиан и Гестина. Они никогда не дерутся и любят слушать, когда отец Йозеф рассказывает притчи о Марии и её сыне Иисусе, а Гюнтер и Клаус – как два петуха. Да и Герлинда им под стать, словно мальчишка в юбке.
       – Ну что ж, тётя Марта, значит, у вас в доме подрастают будущие охотники и славные воины, которыми всегда славилась наша германская земля. Клаус дослужится до капитана, Гюнтер - до рыцаря высшего звания, Кристиан станет проповедником, а внучки - жёнами доблестных рыцарей.
       – Свят, свят! – перекрестилась слева направо как истинная католичка тётка. – Не надо нам ваших городских шуток! Все мои внуки будут на земле работать, как их деды и прадеды.
       Как я потом узнала, у этих забияк и их приятелей из соседних домов появилась новая игра в войну. Гюнтер был капитаном, а Клаус – рыцарем-баннеретом. Когда же им приходилось меняться в игре ролями, между братьями вспыхивали новые ссоры.   
       Однако, моё пророчество было делом туманного будущего.
       Тем временем Катрин и Лиз накрыли стол скатертью и поставили на него аппетитные закуски. Так как дядина семья была довольно зажиточной, то на их столе к приходу гостей всегда стояли всевозможные салаты, сыры, обязательные по такому случаю окорока, жареная домашняя птица, рыба. А в центре стола стоял зажареный молочный поросёнок с хреном, кислой капустой и маринованными грибами и ягодами. Около каждого прибора стояла керамическая кружка для пива и рюмка для вина. Возле стола суетились служанки, которые наливали всем желающим ипокрас, сколько бы те ни пожелали. Это был, пожалуй, единственный в моей жизни вечер в дядином доме, когда я почувствовала себя герцогиней. Тётя и дядя меня расспрашивали о моей городской жизни и поочерёдно давали советы. А я, в свою очередь, поочерёдно с ними вежливо соглашалась.
       Я приятно провела день в их доме, и уже поздно к вечеру велела Гансу запрягать карету и вести меня к своим родным. Когда мы подъехали к дому, на пороге меня уже ждали матушка Ингеборг и Зольда с маленькой Марией на руках.
       – Где ты была весь день? – гневно спросила меня матушка.
       – У дяди Арнольда. Он встретил меня по дороге, когда мы проезжали по окрестностям и пригласил в дом, – соврала я, зная крайнюю неприязнь матушки Ингеборг к семье дяди Арнольда. – Не могла же я отказать в просьбе родному дяде!
       – Он тебе не дядя! Или ты забыла, как они нас из дому выгнали.
       – Тётя Марта считает, что никого из дома не выгоняла, а просто заставляла всех работать. А насколько я помню, ни ты, ни покойный отец этого не любили. Также я помню, как пасла у тётки Марты гусей, и она меня сладкими пряниками за это угощала.
       – Ах, вот как ты заговорила, уже родная мать тебе не указ! В своём доме я ещё хозяйка, и никому не позволю идти против моей воли! Нужно было стегать вас розгами, как делала со своими детьми Марта, а тебе с Отто я много воли давала. Вот какими умниками вы у меня оба выросли! Никакого послушания и уважения к родной матери!
       – Матушка, прошу остынь! Если тебе что-то не нравится, я могу вернуться в город. У меня, всё-таки, венчаный муж и свой дом имеются. Да и в дядином доме меня и невестки и внуки встретили радушно, не в пример нашей Зольде и Отто, который у неё под каблуком.
       – Какая смелая стала! А как только на душе кошки скрести начинают, плохо становится, так ты к родной матери спешишь на побывку.
       – Приехала! И сегодня же уезжаю! Ганс, лошадь не распрягай! Едем домой. Я только зайду в дом за вещами.
       Когда я зашла в дом, меня довольно любезно поприветствовала Гертруда, и улыбнулась так, что у меня сердце в груди отчего-то защемило.
       – Что это у тебя за колючка к плащ-мантелю прилипла? – сказала Гертруда. – Дай-ка я её сниму. А, вообще, напрасно ты уезжаешь, пожила бы недельку-другую в родном доме. Но хотя, если ты уже решила, то давай я тебе помогу вещи вынести. И она решительным жестом взяла мой сундучок и понесла его в карету.
       Я ехала домой в плохом настроении. Эх, отец Бернхард! Учишь нас жить по-христиански, да только это не всегда получается! Но я твою волю выполнила, а если мои близкие родные не захотели примирения, так на то не моя воля. В дороге пошёл мелкий колючий снег вперемежку с дождём. Несмотря на то, что моя карета была закрыта, мне было зябко, а на душе неспокойно. Какое-то трагическое предчувствие сверлило мою ранимую и чуткую душу. Хоть бы домой поскорее до полной темноты добраться. Опытный кучер Ганс ловко управлял Россом и обещал, что мы долго в пути не пробудем. У меня по щекам катились крупные горькие слёзы. Да, нужно выплакаться вволю, пока никто тебя не видит, а домой приехать, когда мой слёзный поток иссякнет. А если Свен заметит красные глаза, свалю это на ветер и усталость. Когда мы проезжали мимо леса, я вспоминала Чёрную всадницу в надежде, что она меня увидит и оставит у себя на ночь. Тогда я приеду домой довольная и умиротворённая. Но вот мы проехали лес, и никто ко мне навстречу не выехал.
       Время шло, мои глаза начали подсыхать. Вскоре замаячили первые редкие домики, оповещающие, что скоро уже наш городок Виттхайм, а там дальше и наш дом не за горами. У меня опять начало щемить сердце, лишь только из окна кареты показались очертания нашего дома. Он был высокий и выделялся на фоне других одноэтажных домиков. Внезапно, я услышала топот ног. Выглянув в окно, я увидела трёх бежавших что было мочи мужчин, по одежде которых я поняла, что они не жители нашего города, а какие-то залётные бродяжки. Видимо, что-то набедокурили и пустились в бега. Уже при подъезде к дому наш Росс, вдруг, заржал и встал на дыбы.
       – Хозяйка, надо выйти и посмотреть, что за напасть такая, которая нашего Росса испугала! – сказал Ганс и слез с облучка посмотреть.
       – Что там?
       – Тья-а!.. Ну, дела!.. – протянул Ганс.

* Камиза – длинная крестьянская рубаха
** Брэ – короткие штаны
*** Дублет – крестьянская фуфайка