От Майдана до Мандельштама...

В связи с то ли удачным, то ли неудачным Майданом потянуло меня перечитать про революции. Они часто похожи друг на друга, даже если ментально совершенно разные народы её совершают. Припомнить бы, как это было лет 150-200 назад. Например, про расстрелянную революцию Парижской коммуны. Очень поучительна история такой страны как Франция. Скачав статью про художника Домье в электронную книжку, я уселась  в вагоне электрички и стала читать. Революция, друзья, Делакруа, Готье. Барбье написал про это время:

Когда Париж давился чудесами
В трусливой подлости своей
Вы, как могли, завесили коврами
Страх ваших розовых ушей… (перевод

И тут книжка моя отключилась. Экран почернел, совершенно не считаясь с тем, что в электричке я надеялась весело провести время именно читая…
А меня зацепила строфа. Музыка стиха показалась такой знакомой. Кто же это перевёл? Я мысленно повторяла запомнившиеся последние строчки:

Вы, как могли, завесили коврами
Страх ваших розовых ушей…

В последнее время часто мучаюсь от невспоминания. Так и промучалась до моей станции. Музыка в ушах, а на кого похоже, не могу вспомнить.
Дома тут же зарядила книжку. Перевод Осипа Мандельштама!
И сразу же вспомнила:

Губ шевелящихся отнять вы не смогли…

Подвиг жены Мандельштама – уникальнейшее явление в поэзии и литературе 20-го века. Спасая стихи мужа от очередной и неминуемой возможности стать причиной для гонений и репрессий, Надежда  Яковлевна учила их наизусть, чтобы при обысках обнаруживали только переводы. Которые тоже отбирали! А он знал наизусть Петрарку (и не только) и всё равно переводил… А впоследствии, как только Надежда Яковлевна смогла устроиться жить в столице, она написала две книги – «Воспоминания» и «Вторая книга», которые были опубликованы за рубежом в 80-ых годах.
В аспирантские годы  из общежития аспирантов на Дмитрия Ульянова я уносила полусшитые томики на папиросной бумаге с разнообразнейшими диссидентскими текстами. Это было очень опасное занятие, ибо в случае облавы или доноса я теряла всё – и Москву, и аспирантуру с почти доделанным экспериментом диссертации. Но охота пуще неволи, по субботним вечерам после Ленинки я заскакивала  туда, где за чаем и сушками травили анекдоты про Брежнева, Косыгина, Суслова и раздавали что-либо из  самиздатов и тамиздатов.

Хозяйничала с литературой Людка Бессонова, с биофака МГУ, она делала диссертацию на глистах, по-моему, про размножение какого-то особого племени, или рода по-ихнему. Потом Людка вышла замуж за не очень молодого букиниста по двойному расчёту –  чтобы остаться в Москве и при этом быть при настоящих книгах.
Во время одной из командировок я по старой памяти нашла её мужа, он сообщил мне, что Людка давно сбежала за границу, выйдя замуж за еврея (тройной расчёт) и сейчас даже не в Израиле, а в Америке и дочку забрала себе, но связь поддерживает. Людка посылает оттуда ему тамиздат. – Вот, недавно привезли, – доверяя мне полностью сказал Илья Фёдорович и, оглянувшись, показал тоненькую книжку, завёрнутую в газету.
 С большой скидкой я купила у него первый том «Воспоминаний» Надежды Яковлевны Мандельштам за безумные для того времени деньги, выделенные на новое пальто. Повертевшись в Доме ткани, я купила ратин цвета маренго, был такой солидный материал – драп в рубчик, привезла домой и через две недели дошила и пальто, и шляпу к ней. А книгу проглотила ещё раньше…

Но я отвлеклась, из-за Мандельштама. Наверное, это просто совпадение, что судьбы моих любимых поэтов такие трагичные. И в основном, из-за властей. Может, поэтому я ненавижу власть, которая убивает поэтов. Или власть, при которой их могут убивать. И потому я поддерживаю
революцию. Я не удивляюсь, когда тут же находятся патриоты и непатриоты и начинают воевать друг с другом, есть и всегда был закон прикормленности. Но с властью мне не повезло – очень уж её я не люблю, так мне ещё и не повезло потому, что ни в грош она меня не ставит. Делает, что хочет, не стесняясь, нагибает кого хочет, не отвечая ни за что… И меня даже не утешает то, что в грош не ставит даже тех, кто её любит и с нею стопроцентно согласен…
Перечитала, начала за здравие, кончила заупокой. Но Мандельштам – всё же гениальный поэт, лишний раз не помешает сказать. Как жаль, что учили его не с детства..

Лишив меня морей, разбега и разлета
И дав стопе упор насильственной земли,
Чего добились вы? Блестящего расчета:
Губ шевелящихся отнять вы не могли.

Музыкальнейший поэт…