Scream

Кричи.

Завывай, вопи, моли о пощаде. Дергайся, хрипи – и пусть по подбородку течет кровавая пена, а в глазах лопаются капилляры. Кусай губы – пусть они будут разодраны до мяса. Захлебывайся слюной, кашляй, задыхайся, извиваясь под моими руками…

Тебе никогда не узнать, насколько это упоительно. Но если бы когда-то узнал – ты бы непременно понял. Ты бы поразился, как не дошел до этого раньше.

Ты бы, как и я, мечтал стать хирургом и жестоко корил себя за то, что в свое время не поступил в мединститут. Ты рассматривал бы кухонные ножи, начищая их до блеска и представляя, что это скальпели. Ты бы часами натачивал их, делая острее бритвенных лезвий. Ты восхищенно смотрел бы на холодный металл, ловил бы им отражения всего вокруг и дивился бы тому, насколько лучше окружающая действительность смотрится в зеркальном клинке. Завороженный, ты покупал бы все новые ножи, с разными лезвиями – по длине, форме, материалу… И каждому ты давал бы имя, каждый знал бы до последней маленькой царапинки от точильного камня. Ты любил бы свои ножи без памяти… Но, чего греха таить, куда больше ты бы обожал крики, которые твои ножи способны извлекать из человеческого тела, где каждый нерв – струна и каждая кость – клавиша.

Знаешь, порой человек кричит совсем не так, как ты от него ожидаешь. Вот этот, ты думаешь, представительный чиновник с интеллигентными чертами лица, должен орать благозвучным, хриплым голосом – но нет, он завывает, как неисправная полицейская сирена. Или вот эта хрупкая блондиночка, от которой ты ждешь омерзительного, режущего уши визга, вдруг начинает кричать так по-женски красиво, словно крик рвется не из ее покрытого синяками горла, а из полных слез, невероятно прекрасных в беспросветном ужасе голубых глаз…
К слову, у тебя приятный голос. Он красив во всем диапазоне крика: от коротких стонов до отдающегося эхом отчаянного вопля. Я не ошибся, выбрав тебя. Я вообще стал редко ошибаться.

Хотя тебя было легко заметить. По смеху, жизнелюбивому и звонкому. По чистым густым волосам, в которые зарывалась пальцами твоя девушка, коей я никогда бы не коснулся и пальцем – из брезгливости. По шагам – легким, широким и быстрым… Я заметил тебя – и полюбил тут же.

Я и сейчас люблю тебя безумно – всего исколотого, изрезанного, залитого кровью и потом с головы до ног… Знаешь ли ты, как восхитительно прекрасен теперь? Как я жалею, что не припас для тебя хлыста? Длинные алые полосы от него просто идеально легли бы на изящные царапины от бритв и рваные раны от зазубренных клинков. А как бы ты дергался от каждого удара, выгибаясь в разные стороны, и стонал бы, давясь тяжелым воздухом!.. Но увы.

Ах нет, постой! Знаю, не лучший выход, но все же! Мой ремень не слишком широкий, а пряжка на нем сойдет за дополнительный бонус.

О… Я весь дрожу, еще не успев вытащить его из штанов. Как же это будет потрясающе!

Да, я размахиваюсь, широко открывая глаза, чтобы не пропустить и мига. Шлепок выходит звонкий и чистый, как и твой крик. Твое тело изгибается, под изрезанной кожей бесподобно четко проступают ребра… И я снова умираю, в который уже раз за нашу с тобой вечность. Тяжелый кровавый аромат мгновенно перебивает любой запах – во всем мире существуешь только ты и мой ремень, заляпанный твоей алой душой.

Еще удар… Этот уже не такой – к нему примешивается влажное хлюпанье. И ты кричишь тише, давясь слезами. Слезы… Они почему-то особенно мне нравятся. Не сдерживаясь, подаюсь к тебе, жадно припадая губами к твоему лицу. В голову бьет одурительная смесь вкусов: соленый, тошнотворно-металлический, горьковатый – и все это сногсшибательно теплое, куда хлеще теплой японской водки. Меня уносит в мгновение ока, а ремень выпадает из руки, которой я хватаюсь за тебя – единственное, что есть сейчас в моем мире.

Дрожащее тепло под моими ладонями и темный блеск перед глазами сливаются раз за разом в единый восторг. Твоя душа – я всегда знал, что она у человека в крови – течет между моими пальцами и скользит по коже, гладя ее горячо и нежно, как ничто другое. В ушах стоят твои упоительные крики, мой язык раз за разом утопает в пышущих теплом отверстиях твоего тела, оставленных природой или моими ножами – неважно…

Я счастлив. Счастлив, потому что люблю тебя, потому что ты мой, потому что твоя алая душа не утечет никуда, а останется в моих руках, в моем доме, в моем нутре… Я счастлив!

А ты? Ты счастлив? Скажи мне! Проори! Простони! Выплесни из себя вместе с кровью и желчью, что ты тоже счастлив вместе со мной! Давай же! Я помогу. Давай вспорю грудь, чтобы легче дышалось…

Что… Ты… твои пальцы! Ты так близко, затуманенные глаза смотрят в сторону, ты хрипишь и сжимаешь джинсы на моей ноге. Судорога тела, раскрытого, распахнутого моими ножами… Да! Тело не врет! Это значит, что тебя тоже тянет! Тянет ко мне…

Из твоей груди льется душа. Кровавые пузыри вспучиваются и опадают лихорадочно, в такт тому, как колотится твое охваченное огнем сердце… Я не дам твоей душе остынуть. Я могу согреть собой.

Да, вот так, жмись ко мне, кричи на ухо из последних сил. Кровь изо рта течет по моему плечу вниз… А я грею руки в твоем горячем теле. Я, наверное, дотянусь до сердца, когда будет надо…

Твой живот лежит на моем паху, пропитывая штаны кровью. Я почти не чувствую – только это еще теплое, отнимающее рассудок твое тело.

Я знаю… Ты счастлив. И я тоже. Но пока по отдельности, а сейчас будем вместе…
Тепло. Больно. Ты кричишь – и я вместе с тобой, потому что я счастлив. Двигаюсь, задевая сосками края раны на твоей груди, сознание утопает в запахе твоей крови и пота… Я с тобой. В тебе. Одно. Кричи, стони, вопи о том, как любишь меня! Как я тебя люблю! Ори об этом темноте и тем вспышкам, что проносятся в моей голове!

Кричи!

Кричи…