Косички

Я иду расплетать косички у коня.
И не смотрите на меня, как на идиота, пожалуйста.

Я рыцарь. Типичный. Самый что ни на есть.
Я был рожден в знатной, уважаемой дворянской семье, мой отец, и мой дед, и мой прадед – все были рыцарями и верно служили короне, блюдя свою честь прилежнее многих. Когда я достиг совершеннолетия, за моими плечами уже было и прекрасное воспитание, и достойнейшее образование, и служба, и даже несколько стычек, из которых я вышел победителем столь благородно и красиво, что по столице до сих пор ходит парочка хороших песен в мою честь… Даже пылкая юношеская влюбленность была, даже предательство близкого друга, даже туманное предсказание старой гадалки, приглашенной на один из придворных балов!
Все было в моей жизни, что положено. И в рыцари посвятили не за красивые глаза – хоть и за них в немалой степени.
Счастлив ли я был? Как вам сказать. По факту у меня действительно было практически все, чтобы быть совершенно довольным. И я был – вполне. Но вот счастье… Понимаете, когда часто употребляешь, слово истирается и становится только лишь словом, утрачивая вложенное в него глубокое понятие. «Для меня это счастье, миледи, вернуть ваш платок», «Почту за счастье, милорд, сопровождать вас на охоте», «Вы осчастливили меня своим высочайшим вниманием, ваше величество»… Вот оно, мое счастье. А что это такое – Бог весть.
Священная Война пришла в мою жизнь легко и непринужденно, словно недостающий фрагмент храмовой мозаики. И я пошел воевать… Как мне и положено – в авангарде. Как мне и положено – со знаменем Добра в руках и решимостью в сердце. С печатью скромного поцелуя прекрасной дамы на устах.
Меч мой сиял, направо и налево разя неустанных врагов, что валили так, словно лопнула сама преисподняя, породившая этих чудовищ. Я мало думал, а когда мысли на вдохе все же лезли мне в голову, гудящую от грохота битвы и пропитавшего воздух запаха крови, я вспоминал все то возвышенное, чему меня учили, и вспоминал свою награду за великое дело – девушку, что обещала выйти за меня замуж, когда я вернусь к ней с победой. Казалось бы, я должен был драться как зверь, с таким-то мощным стимулом…
Вот только действительно ли такой он мощный?
Я что, и вправду влюблен в прекрасную дочь короля?
Я действительно так свято верю во вбитые в меня идеалы Добра и Чести?
Или я просто плыву по течению, по инерции от единственного толчка – отеческих наставлений?..
Жил ли я когда-нибудь так, как хотел бы сам, своим умом, а не мудростью книг, догм и обетов?
Жил ли я вообще когда-нибудь?..
Нет, не положено доблестному рыцарю и в голову пускать такие вопросы. Ему – сражаться, ему – красивые речи в уме прокручивать, ему – мечом махать елико возможно точнее, ему – даму сердца вспоминать, на ее руками заплетенные косички в гриве коня посерёд боя поглядывая…
Кстати говоря, может, в коне все и дело? Я ведь рыцарь Света, у меня и конь должен быть белоснежный, по идее – а этот почему-то серый, как тень могильная. И ведь не променяю на другого, боевой товарищ, как-никак, не раз от гибели меня уносил…
Косит конь на меня черным глазом, точно знает, о чем я думаю. Одобрительно косит – или мне так кажется… Неважно, я должен сражаться. Нельзя отвлекаться, нельзя расслабляться ни на секунду – я на поле боя!
И вправду.
Не потому ведь нельзя, что меня дома принцесса ждет и всеобщее признание. А потому, что иначе валяться мне хладным трупом под ногами и копытами насмерть бьющихся армий. Вон как знаменосец наш, с лицом одухотворенным и возвышенным – лицом поэта, а не воина. На несколько секунд поднял лицо к небесам, красивым и чистым голосом призывая Господа Бога не отрывать взор от детей Своих, сражающихся во славу Его и во имя… Отвлекся, замер в руке разящий меч – и сшибли с коня точным и жестоким ударом. Тяжелая пика – скрежет – раскуроченный литой нагрудник – кровь – остекленевшие глаза и погибшая на устах звучная молитва. Вот так вот. И я не отвлекаюсь.
Я в авангарде. Я в первых рядах, как мне и надлежит. В пылу жестокой, изматывающей схватки все смешалось, но я до сих пор знаю, чувствую – я во главе клина, вбивающегося во вражеское войско, расщепляющего ровный, прочный строй… Клина, который поможет несущемуся позади обуху топора расколоть непокорное дерево. Но вот что станет с самим клином, останется ли у него вообще острие…
Верно. Шансов выжить у меня – один на миллион. Но продолжаю, продолжаю нестись вперед, едва успевая выдергивать меч или копье из очередного поверженного врага и выискивать глазами брешь в сплошной мешанине вороненых доспехов, чтобы сразить нового. Продолжаю…
Зачем?
Усталость разливается в предельно напряженных мышцах, двигаться становится все тяжелее с каждой минутой. Сколько я еще продержусь? Насколько хватит силы духа и светлого вдохновения, порожденного верой в то, что я Должен сражаться?
Ведь должен же?
А почему?..
«Я давал обеты. Я связан клятвами», - приходит спасительная мысль. И, казалось бы, этого хватит, чтобы я, пристыженный собственным недостойным вольнодумием, несся вперед сквозь гущу врагов к собственной неминуемой, но такой правильной и благородной… гибели.
Мой конь тяжело дышит и косит на меня черным понимающим глазом. И барабанит по его шее грязными шнурами заплетенная в косички грива.
Весело же было посылать меня на смерть той, что их заплела!
Мучительное раздражение закололо в кончиках пальцев. Не найдет меня моя награда – выйдет замуж за того счастливчика, кто вернется живым с этой бойни. Клялась мне ждать и дождаться, но это ведь не от нее зависит – так она будет оправдываться, моя прекрасная леди… Да не моя, нет. И поцелуй этот – формален, как королевская печать. Клочок бумаги с ней так легко и быстро сгорает… Как я сгорю, унося с собою в могилу память о поцелуе принцессы.
Раздражение греет грудь горстью алеющих углей. Я все равно погибну, и потому мне нет смысла сражаться за награду. За что же тогда?
«За людей, - услужливо подскажет взращенное в гуманистических идеалах сознание. – Вырвавшиеся из преисподней чудовища, адские легионы, огнем и мечом пройдут по миру людей, истребляя человечество деревня за деревней, город за городом, страна за страной. Если их не остановить, землю охватит кровавое пламя, и все живое обречено…»
Все верно. Все так. Я действительно Должен сражаться. Но почему мне упорно кажется, что все это – лишь половина правды? Что сказано и понято не все, а лишь то, что положено осознавать простому солдату на поле боя? Чин ведь не играет роли, и рыцари, и ополченцы, и наемники – все солдаты, все мясо. И говорят нам ровно столько, сколько надо знать мясу, чтобы оно продолжало двигаться в указанном, необходимом кому-то направлении.
Весело же, наверное, смотреть на нас тем, кто все это затеял!
Идите, мол, воюйте со Злом!
Защищайте то, что вам дорого! А мы уж за вас решим, что именно! И вам скажем, преподнеся как непреложную глубокую истину.
Да, вздернули бы меня за такие мысли. Руки никто бы не подал из товарищей, с которыми вместе кровь проливали. Вот только…
Мне.
Все.
Равно.
Почему-то.

Я не дезертировал. Даже при желании дезертировать из того пекла, в котором я оказался, было попросту невозможно. Мня взяли в плен. Не потому что я сдался – просто кто-то очень удачно приложил меня сзади по голове. Шлем сохранил мне жизнь, но не сознание.
Я пришел в себя в чем-то, очень отдаленно напоминающем лагерь. Легионы Тьмы, в отличие от человеческих, не нуждались в привычных людям удобствах, зато имели свои собственные потребности.
Вся зелень была стерта с выжженной до камня, черно-серой земли. Горело все, что могло и не могло гореть – синеватым чадящим пламенем. Воздух был настолько насыщен серой, пеплом и иной адской дрянью, что я мучительно кашлял при каждом вдохе, а враз воспалившиеся глаза нещадно слезились. Так ведь и помереть недолго!..
Привычных глазу палаток и шатров тоже не наблюдалось – вместо них высились какие-то каменные, из земли выросшие толстые колонны, сквозь трещины которых изнутри пробивался пульсирующий алый жар. И как они там располагаются-то, черти?.. Взгляд мой нашарил сваленные кучами у колонн оружие и доспехи, и мне стало немного не по себе. Впрочем, что это я – немного…
Спросите, как я это все рассмотрел, ведь, по идее, меня должны были бросить в темницу и страшно пытать? Ну, с последним пунктом, видимо, решили немного повременить, а вот темницы никакой в лагере не было. Не стали, видимо, напрягаться ради жалкой горстки пленников.
Нас, пятерых рыцарей, лишили всего вооружения, оставив в том, что было под доспехами, и заперли в просторной клетке, поставленной прямо посреди лагеря. Даже воды дали – вон пустая бутыль в углу валяется. Я фыркнул – хороши товарищи по несчастью, оставили мне живительный глоточек…
Не знаю, сколько я пробыл без сознания, но по жуткой боли в легких и еще теплому трупу одного из нас я понял, что достаточно долго. Еще немного – и отравленный воздух просто задушит нас. Смысл был вообще брать пленных, если они в плену выжить не могут…
Правда, долго нас тут держать никто особо и не собирался. Не прошло и часа, как к нашей клетке подошел один из старших чинов легионов Ада. Не знаю, какая у них там иерархия, да и важно ли?..
За этот час я успел рассмотреть, с кем меня тут свела судьба: всех этих рыцарей я хорошо знал, они считались лучшими в армии Света. Мастера меча, мастера копья, быстрые, сильные, свирепые в бою и мудрые в тактике… Пожалуй, можно было бы и за счастье счесть то, что я оказался среди таких людей. Вот только счастлив я не был ни капли, задыхаясь от наполнившей все мое тело горькой отравы из воздуха. Я умирал.
Демон спросил коротко, скучно, без вроде бы полагающегося ему дьявольского смеха и слащаво-презрительных речей:
- Перейдете на нашу сторону?
Да. Ни объяснения причин, ни расписывания перспектив – все и так понятно, никто из нас не дурак. Все оценили обстановку, все всё сообразили.
Я сидел, привалившись спиной к горячим железным прутьям. Я знал всех этих людей, и знал, что они ответят.
- Ни за что.
- Нет.
- Лучше умереть, чем стать вашими шавками!
- Поддерживаю, сир…
Да. Всё по канону. Всё правильно. Всё, как в складных песнях трубадуров. Песнях, которые я так любил слушать в детстве – как и все мальчишки моих лет…
- Что ж, умереть так умереть, - легко согласился демон.
Замок щелкнул, отпираясь, и узкая дверца клетки распахнулась. Еще двое подручных демонов, чином помладше говорившего, встали рядом с ней. Короткий, но понятный жест: выходите, мол, по одному…
И они выходили. С достоинством, не разгибая спины. С неторопливостью, выявляющей глубокое благородство. Без страха на лицах, с огнем в глазах.
А демоны деловито и легко в два меча рубили их натрое.

Я не шевелился – сидел молча, без любопытства наблюдая за тем, как медленно гибнут рыцари и их кровь растекается по черно-серой выжженной земле. Мне не впервой такое видеть, но все равно было слегка странно не испытывать никакого трепета. Вообще ничего не испытывать. Предсмертное безразличие, наверное… Ведь я жутко устал. Ныл каждый мускул, горело болью отравленное нутро…
- А ты? – послышалось над ухом.
Я с усилием повернул голову – старший по чину демон стоял рядом и смотрел на меня в упор. Мне подумалось, что его лицо не особенно похоже на лик вселенского Зла. Да, не человеческое, да, оттенок не тот, да, клыки, чешуя и вертикальные сверкающие зрачки… Но выражение – спокойное, собранное, без единой напускной эмоции. Откровенное, пожалуй. Честнее многих лиц, которые я видел за свою жизнь. Наверное, потому что демон – им ложь ни к чему, они орудуют жестокой и беспощадной правдой. Правдой, хоть и не истиной…
Мой ответ пришел мгновенно, без раздумий – сыт я по горло всеми и всяческими сторонами.
- Хочу свободу.
Веки демона чуть дрогнули, как бы в усмешке-прищуре.
- Свободу так свободу. У нас тут все делают то, что хотят.
Те двое, что кромсали рыцарей, уже обтерли мечи от крови, спрятали их в ножны и теперь смотрели на меня с улыбками. Другой бы кто назвал их жутковатыми из-за особенности лиц демонов, но по мне – нормальные дружелюбные улыбки. Значит, все делают то, что хотят…
Захотел миллион-другой демонов пойти войной на мир людей – собрались и пошли. Захотел кто-то в одиночку по монастырям погулять – погулял. Захотел на все четыре стороны податься – подался… Тут все свободны. Каждый. Совершенно.

И вот я иду расплетать косички у своего коня, что ковыряет копытом землю неподалеку, привязанный к воткнутому в камень копью. В конце-то концов, один смех – боевому коню ходить в перевязанных лентами и бусами косичках…
Ни сера, ни пепел больше не мешают дышать. Я до сих пор чувствую усталость, но знаю: стоит мне выспаться, отдохнуть – и она пройдет.
Я выбрал свободу, а не смерть, и теперь волен отправиться, куда захочу. Делать, что захочу. И не надо никаких знамен, никаких цветов и гербов.
Я выбрал свободу, а не смерть, потому что допустил саму возможность выбирать. В умах тех благородных рыцарей не могло уместиться никаких альтернатив – только то, что вбили им в голову наше общество и культура: с демонами – либо подчинение, либо смерть. Третьего не дано.
Оказывается – дано…
Все дано – умей только взять. Умей понять, что взять Можно. Потому что никто тебе этого не скажет, как не скажет Всей правды о мире.
Сам пойми.
У тебя есть голова, чтобы ею Думать.