Детство Лермонтова 17 Царские торжества в Чембаре
— Мишель! Вот вы где! — услышал он хрипловатый голос гувернёра.
Мальчик увидел спешащего к нему Капе. Его долговязая фигура в развевающемся сером плаще выглядела нелепо на фоне пышных чуть желтоватых деревьев и нежно голубой глади пруда.
— Что случилось, мсьё Капе?
— Скорей идите переодеваться. Государь Александр Павлович в Чембаре! Мадам Арсеньева приказали закладывать экипаж.
— Как государь в Чембаре? Разве он должен был приехать?
— Не могу знать! Вас зовут собираться.
Мишель едва успевая за длинноногим гувернёром, побежал к дому. Оказалось, Елизавета Алексеевна получила приглашение на царский приём в Чембаре, назначенный на завтра, 30 августа 1824 года, на 8 часов утра, и решила немедленно ехать, чтобы заночевать у знакомых и не опоздать, не дай Бог, к назначенному времени.
Через час мальчик, тщательно умытый и наряженный в новый зелёный костюм, уже сидел в коляске. Празднично одетый дядька Андрей ловко подсадил барыню и сел сам. Ефим тронул лошадей.
Когда въехали в Чембар, бабушка приказала кучеру остановиться у здания присутственных мест, чтобы выяснить обстановку. Знакомые горожане полушёпотом говорили о государе, который был здесь проездом в Пензу на манёвры и остановился именно в этом каменном двухэтажном здании, самом приличном в уездном городке, где преобладали одноэтажные деревянные домики с резными наличниками и палисадниками.
Вечерело. Окна в присутственных местах были уже занавешены: государь отдыхал с дороги перед завтрашним ранним приёмом. Кругом толпился народ, все говорили полушёпотом, боясь нарушить царский покой. Зато по улице то и дело сновали бравые офицеры царской свиты, кто верхом, кто в нанятой коляске. Один из них остановился перед нарядной дамой и настойчиво уговаривает прокатиться с ним. Та отрицательно качает головой. Что было дальше, мальчик не увидел: Елизавета Алексеевна вернулась в карету, и Ефим подстегнул лошадей. Бабушка приказала кучеру ехать до соборной Никольской церкви, где служит её духовник — священник Андрей Егоров. Батюшка быстро исповедал Мишеля и завёл долгую духовную беседу с бабушкой. А мальчик с любопытством наблюдал, как служители тщательно убирают и украшают храм: завтра именины государя императора, который прибудет сюда после приёма на литургию и причастие.
На этот раз Елизавета Алексеевна с внуком остановилась на ночлег у своих добрых знакомых Якова Александровича и Александры Васильевны Подладчиковых, чей дом стоял на Никольской улице совсем недалеко от соборного храма и от здания присутственных мест. Хозяева, будто предчувствуя важное событие, накануне приехали в город из своего имения в селе Свищёвке.
Мишель всегда гостил у Подладчиковых с удовольствием. И не только потому, что их дом очень походил на тарханский. Яков Александрович, человек глубоко порядочный, честный и обаятельный, никогда с ребятами не сюсюкал, общался с ними на равных, что очень им нравилось. С его младшими детьми — Васей, Колей и Варей — Мишель тоже всегда был в ладах, разве что иногда подтрунивал над девочкой, слишком много внимания уделявшей нарядам. И теперь после ужина юная модница придирчиво крутилась перед зеркалом, примеряя новое голубое платье с завышенной по моде талией, в котором ей предстояло пойти на службу.
— Ну как? — спросила она у Мишеля.
— Голубой цвет тебе к лицу. Да только, мадмуазель Барби, на службу, где присутствует государь, должно идти в зелёном платье, — стараясь сохранить серьёзный тон, ответил тот.
— Отчего именно в зелёном?
— Оттого что мундир у государя зелёного цвета. Видишь, я тоже пойду в зелёной курточке.
— У меня нет зелёного платья, — огорчилась девочка. — Вернее, было, но я из него давно выросла, — она надула губки и уже была готова заплакать.
— Ха-ха-ха! Барби, да не слушай ты Мишеля. Ха-ха-ха! Он тебе лапшу на уши вешает, а ты уж проглотить готова, — утешил сестру Вася.
— Правда, Базиль, в голубом можно? — спросила та, успокаиваясь.
— Можно и в голубом, и в любом, и в сладком, и в солёном, а ещё лучше — в зелёном, — в рифму шутит Мишель, что-то набрасывая карандашом в альбоме.
— Варюха, полно тебе перед зеркалом крутиться. Не на бал собираешься, а в церковь. Пойди переоденься, не то пятно посадишь, и придётся тебе в старом платье на службу идти, — с напускной строгостью, повторяя интонации отца, сказал ей старший брат.
— Ну вас! Вам бы только насмехаться. Сами одевайтесь почище и умывайтесь почаще! — слегка обиделась Варя и упорхнула в свою комнатку.
Когда она вернулась в милом домашнем платьице, Мишель показал ей рисунок. Мальчик изобразил её в шаржированном виде: худенькая девочка с распущенными волосами, жеманясь, стояла в короткой юбке и панталонах у зеркала, а отражалась в нём взрослой барышней с модной причёской, в длинном бальном платье.. Оба личика вышли симпатичными, и Варя рассмеялась:
— Здорово! Правда, Базиль?
— Да, забавно, Барби, — стараясь казаться солидным, ответил тот.
— Бери на память, — Мишель оторвал листок и протянул девочке.
— Мерси боку, — ответила та, но взять подарок не успела.
— И мне покажи! — семилетний шалун Коля выхватил рисунок из-под носа у сестры. — Как похожа! Наша Варька модница, Богу не угодница! — стал он дразниться.
— Колька, отдай сейчас же! — девочка бросилась к братцу отнимать листок. — Я подружкам хочу показать.
— А догони!
Варя бросилась за дразнящим её братцем вокруг овального стола, но того прежде неё поймал Вася:
— Будет, Николя! Завтра рано вставать, а вы тут расшумелись. Елизавета Алексевна уже спать ложатся. Отдай рисунок Барби и иди укладываться.
Тот вынужденно подчинился. Девочка разгладила помятый листок и, пожелав всем доброй ночи, унесла к себе в комнату.
На следующее утро в половине восьмого супруги Подладчиковы и Елизавета Алексеевна с Мишей поехали к зданию уездного училища, где государю будут представлять местных чиновников и дворян. Дети хозяев пока ещё собирались: они со своим гувернёром и бонной должны прийти к девяти часам прямо в церковь, до которой рукой подать.
Около уездного училища уже толпятся экипажи, но Арсеньеву и Подладчиковых уважительно пропускают вперёд. Их коляски останавливаются недалеко от ворот. Мишель прилип к окошку. Вот выходит из своей кареты местный предводитель дворянства Сергей Михайлович Мосолов. Рядом с ним идёт, опираясь на трость важный старичок. Мишель узнал отца предводителя Михаила Ивановича Мосолова, который бывал в Тарханах. Все им кланяются, хотя про их богатое и влиятельное семейство в уезде ходит много недобрых слухов. Они владеют землёй в селе Свищёвке, где и Подладчиковы, и притесняют соседей.
Следом за Мосоловыми широким шагом ступают городничий Лука Лозовский и штаб-лекарь Григорий Никифорович Белынский. Кучер Ефим учтиво помогает Елизавете Алексеевне спуститься с подножки кареты, и бабушка идёт на приём. Статная, видная, в строгом чёрном платье и белом чепце, она не затерялась в толпе, хоть и была среднего роста. Мелькают знакомые лица земского исправника, смотрителя народных училищ, судьи, уездных дворян. Мишель с дядькой Андреем остаются ждать в карете. Около восьми утра к уездному училищу верхом подъехал император Александр Павлович в сопровождении генералов, адъютантов и отряда кавалергардов. Мальчик узнал государя, но не по портретам — лица разглядеть он не смог. Император был сам высок и сидел на высоком белом жеребце, так что выделялся среди своей свиты. Что происходило у входа, Мишель с Андреем не видели, но судя по раздавшемуся крику «Ура!» и пению гимна, догадались, что Александру Павловичу преподнесли хлеб-соль и подарки от купечества.
Приём длится меньше часа, а мальчику кажется, что очень долго. Наконец в воротах появляется царь со свитой и направляется на литургию. И опять Мишель толком не может рассмотреть его, лишь мелькают впереди спины в зелёных мундирах, золотые эполеты на плечах и треуголки. У ворот училища бабушка садится в карету, и они следом за царём едут в храм Николая Чудотворца. Там их беспрепятственно пропускают внутрь, хотя вокруг толчея: всем хочется увидеть государя. Возле столпа недалеко от алтаря голубеет Варино платье. Она машет им рукой. Елизавета Алексеевна с внуком и супругами Подладчиковыми пробираются к девочке и её братьям. Внутри храма всё чисто и ярко: за ночь копоть от свечей успели отмыть. Сводный хор, собранный со всех приходов благочиния, поёт необыкновенно красиво, почти как в Нижнеломовском монастыре. Служат благочинный протоиерей Стефан Петров, священники храма Алексей Егоров и Василий Трифонов с полным клиром. Государь молится на возвышении — специально устроенном царском месте. Мишелю только со спины видна его высокая статная фигура, седеющие светлые волосы на затылке и лысина. Александр Павлович часто и широко крестится.
Перед выносом чаши с причастием благочинный вышел, у царских врат помазал Его Величество и затем ввёл в алтарь. Мишель тормошит бабушку за рукав и вопросительно глядит на неё. Та шепчет: «Потом!» Царя выводят из алтаря, выносят чашу и всех причащают. После молебна святому Александру Невскому, небесному покровителю Александра Павловича, государю с августейшим семейством торжественно поют многолетие и преподносят икону в честь именин. Приложившись к ней и поблагодарив, государь отдаёт образ адъютанту. Народ расступается, и царь направляется к дверям. Андрей приподнимает Мишеля, и тот наконец видит почти перед собой точёный профиль и полное лицо государя, сохраняющее признаки былой красоты, в венчике редеющих волос. Следом за царём в почтительном отдалении идут городничий и предводитель. У выхода Александру Павловичу подают треуголку, и мальчик скоро теряет его из виду. Когда он с бабушкой, Андреем и Подладчиковыми выбирается из храма, треуголки мелькают уже где-то вдали в перспективе улицы и скрываются за поворотом.
За обедом только и было разговоров, что о приёме государя и торжественной службе. Взрослые делились впечатлениями о том, как учтиво и с большим достоинством представлял дворян и чиновников уездный предводитель, с каким благоговением император стоял на службе.
— Бабушка, а зачем государя помазали и ввели в алтарь? — заинтересовался Мишель.
— Царь — это помазанник Божий и глава нашей Русской Православной Церкви, — отвечает бабушка, — потому его перед причастием елеем помазали и повели в алтарь причащаться как архиерея. Помнишь, мы в Пензе стояли на архиерейской службе? Епископ Амвросий у алтаря священнодействовал. Ты ведь не видел, как его причащали?
— Нет, не видел.
— Потому что архиереи и все священники причащаются в алтаре. Так и царь.
— Как милостиво, с какой улыбкой Его Величество отвечали на наши приветствия и поздравления! — поддержала разговор Александра Васильевна. — Помнится, в феврале 17-го года наш Чембар почтил визитом его августейший брат Михаил Павлович. Их Высочество так кротко и снисходительно изволили с нами разговаривать, что мы остались им обворожёнными.
Заметив, что по лицу Елизаветы Алексеевны пробежала тень, и вспомнив, что она тогда не смогла представиться Великому Князю Михаилу Павловичу из-за смертельной болезни дочери, Яков Александрович перевёл разговор на другую тему:
— А вы, матушка Елизавета Алексевна, ныне у нас ночевать останетесь?
— Благодарю сердечно за гостеприимство, но мы уж отдохнули, поедем домой — путь недалёк.
— Извольте с нами десерт откушать, — хлебосольно предложил Подладчиков.
— Непременно, батюшка Яков Александрыч.
К радости Мишеля на сладкое подали компот, сливовый пирог и домашние сливочные конфеты. Он полакомился с большим аппетитом.
Через час после обеда экипаж был готов. Попрощавшись с хозяевами, бабушка с внуком и дядькой пустились домой. Только отъехали, Елизавета Алексеевна велела кучеру остановиться около Никольской соборной церкви и пошла к духовнику, чтобы взять благословение на дорожку и проститься. Возвратилась она с толстой книгой в руках и подарила её внуку. Это была «Псалтырь» 1822 года издания.
Мальчик поздно лёг, но утром встал на удивленье бодрым и ещё в ночной рубашке, сев за стол, принялся разглядывать «Псалтырь» и даже прочёл самый первый псалом. Текст показался трудноватым, он закрыл книгу, но потом передумал. Взял перо и, обмакнув в чернильницу, аккуратно и уверенно написал на листах заднего форзаца на французском, русском и немецком языках:
«Сия книга принадлежит
M. Lermantoff
M. Лермантов
M. Lermantoff
1824-го Года».
Мишель нарисовал внизу замысловатый росчерк и декоративную виньетку в виде петуха. Пройдёт немного времени, он начнёт изучать греческий и припишет своё имя на этом языке.
Иллюстрация Дианы Глуховой. 15. лет. г. Елабуга
Рассказ опубликован в книге:
Егорова Е.Н. Детство и отрочество Михаила Лермонтова. — Москва: Московский филиал МОО «Лермонтовское общество»; Дзержинский: БФ «Наш город», Литературное объединение «Угреша», 2014. — 288 с., илл., вкл. С. 130-138.
Предыдущий рассказ http://proza.ru/2014/03/28/48
Следующий рассказ http://proza.ru/2014/03/28/73
Справочные разделы:
Словарь терминов, устаревших и редких слов http://proza.ru/2014/03/25/1700
Упоминаемые топонимы http://proza.ru/2014/03/25/1706
Упоминаемые исторические лица http://proza.ru/2014/03/25/1720
Основная библиография http://proza.ru/2014/03/29/2197
Свидетельство о публикации №214032800061