Детство Лермонтова 20 Первая любовь

15 июля у мусульман закончился постный месяц рамадан и наступил долгожданный великий праздник — Ураза-байрам. Павел Петрович Шан-Гирей с женой, детьми и Елизаветой Алексеевной отправились в черкесский Аджи-аул, что в пяти верстах от Горячих вод, на склоне Бештау. С утра сюда потянулась вереница колясок с нарядными господами — едва ли не всё водяное общество поехало на байрам. В ауле уже свершился ранний праздничный намаз, и правоверные мусульмане разговелись жертвенными барашками. Хозяева выходят из саклей и угощают гостей вкусными лепёшками, кумысом и даже конфетами. Вскоре начинаются скачки. Джигиты, являя чудеса ловкости, стараются сорвать друг с друга шапки. Кто сорвёт, тому и достаётся шапка, он бросает трофей наземь и стреляет в него, на скаку обернувшись назад. Потом на плоском склоне укрепляют длинный шест с мишенью, а наверху — расшитый патронташ для первого, кто собьёт мишень — тоже на скаку и обернувшись назад. Следом джигиты кидают наземь шапки, в галопе лихо подбирают их и надевают на головы. В другом месте черкешенки водят хороводы, поют, пляшут. Лезгинка у черкесов не такая, как у чеченцев, а более энергичная и зажигательная. Всё это сливается в симфонию удалого и весёлого байрама.

Ближе к вечеру черкесы вновь выносят угощение гостям. В аул на арбе въезжает высокий горец средних лет, одетый в расшитый шёлковый полукафтан, с пистолетами, шашкой и кинжалом на поясе. В руках у него необычный музыкальный инструмент, похожий на небольшую арфу — пшинедукокьо по-черкесски. Из уст в уста передаётся: «Сам Султан Керим-Гирей почтил нас». Пальба и весёлая музыка стихают, все собираются вокруг народного певца. Он искусными пальцами трогает струны и начинает петь. Льются такие нежные и страстные звуки, что у Мишеля замирает сердце, хотя он не понимает ни слова. Ему кажется, что лицо поющего стало светлее и моложе.
— О чём он поёт? — спрашивает очарованный пением мальчик у Павла Петровича.
— Это ораду — песня о любви. О том, как прекрасна юная горянка и что нет такого подвига, который бы не совершил ради неё влюблённый джигит.

Кончив одну песню, певец начинает другую, и Шан-Гирей, не дожидаясь вопроса, поясняет:
— А это военная песня, по-черкесски — пишнатлю. Я всех их слов не знаю, но общий смысл понимаю. Как ни прекрасна дева гор, но лучше джигиту не жениться, а купить себе быстроногого коня. Жена слезами не пустит его на войну, жена может изменить, а добрый конь останется верен, с ним — хоть в огонь, хоть в воду. Конь вынесет раненого седока с поля сражения, спасёт его от врага.

Следующая песня печальная, протяжная, но с героическими нотками.
— Сейчас он о погибшем на войне поёт? — снова спрашивает Мишель.
— Ты почти угадал. Такая песня называется у черкесов габзы. Это плач об умершем воине, рассказ о том, каким он был доблестным джигитом и какие славные подвиги совершил за свою жизнь.

Допев габзы, Султан Керим-Гирей перебирает струны и начинает поэтический сказ. Павел Петрович прислушивается и говорит детям:
— Я сию народную сказку о чудесном яблочке знаю. Давайте немного послушаем певца и поедем домой, а то уже темнеет. Я вам в пути расскажу.

Горцы остаются вокруг почитаемого ими народного певца, очарованные сказанием, хотя они с детства знают его. Водяное общество постепенно разъезжается. По дороге дядюшка рассказывает детям:

— Вот что в черкесской сказке говорится. Три брата полюбили одну красавицу, а она не знает, кого выбрать, ведь все трое ей одинаково любы, и говорит, что выйдет за того, кто добудет ей самое большое чудо. Отправляются братья на поиски, семь месяцев ищут вместе, не могут найти никакого чуда и решают ещё семь месяцев странствовать поодиночке. Когда они встречаются, каждый показывает, что добыл: старший — волшебное зеркало, средний — ковёр-самолёт, а младший — чудесное яблочко. Посмотрели они в волшебное зеркало и увидели, что невеста при смерти. Что им делать? До родного аула семь месяцев пути, не успеют с нею проститься. Средний брат тогда разворачивает ковёр-самолёт, и они летят домой. Приходят в саклю к девушке, а она уже умерла. Тогда младший брат подносит ей к губам чудо-яблочко, и красавица оживает. «Как я долго спала, как проголодалась!» — говорит она, съедает яблочко и выздоравливает. Начинают братья спорить, кто самое большое чудо добыл. Если б не волшебное зеркало, не узнали бы они, что невеста умирает. Если б не ковёр самолёт, не успели бы к ней на прощание. Если б не яблочко, девушка не ожила бы. Как вы думаете, за кого она замуж вышла?
— Конечно, за младшего, который яблочко достал, — быстрее всех сообразил Мишель.
— Верно. Сказка тем и кончается. Младший брат говорит: «Ковёр-самолёт и волшебное зеркало при вас остались, так верните мне моё яблочко и забирайте невесту». Им вернуть яблочко никак невозможно, и досталась красавица младшему брату. Рада она радёшенька, потому что как яблочко откусила, так сильнее всех этого брата полюбила.

Ураза-байрам в Аджи-ауле запомнился Мишелю до самых мелочей, но больше всего тронула его душу нежная песня о любви. Про себя напевая мелодию ораду, мальчик рисует в альбоме горы и горные речки, черкесов на конях и стройных черкешенок в праздничных нарядах, танцующих лезгинку.

В следующие дни Мишель с друзьями и родными снова ходит на источники. После короткого отдыха — уроки верховой езды, обед, чтение книг, рисование, лепка.

Однажды вечером в гости к Хастатовым зашла красивая молодая дама.
— Здравствуй, Машенька, — приветствовала её хозяйка. — С приездом! Дочка-то у тебя как выросла!
— Добрый день, Катерина Алексевна. Уж ей девять лет. Пусть пока поиграет с вашими внучками. Грушеньке у нас только три годика, Миле с нею неинтересно.

Мишель поднял голову от книги и обомлел: рядом с дамой стояла девочка в небесно-голубом платье, с белокурыми волосами, выбивающимися из-под белой шляпки, и ясными голубыми глазами с тёмными густыми ресницами. Прекраснее создания мальчик никогда не видел. Она показалась ему чудесным ангелом, сошедшим с небес.
— Ну что же ты, иди познакомься, — обратилась к нему бабушка.
Он встал, неуверенно сделал несколько шагов, поклонился и робко вымолвил:
— Мишель.
— Мила, — девочка улыбнулась и сделала книксен.

Тут выбежали кузины со своими куклами: ровесница прелестной гостьи Варя Столыпина и пятилетняя Катенька Петрова.
— Давай знакомиться, — первой предложила Варя. — Я Барби.
— Катя.
— Мила.
— Какая куколка красивая!
— А у тебя пупсик — прелесть!
— Пошли играть.

Девчонки резво убежали в комнату, а Мишель снова сел с книгой, но не смог прочесть ни слова. Перед глазами у него стоял ангельский образ Милы, он думал только о ней и не понимал, что с ним происходит. Страстно желая снова её увидеть, он вбежал в комнату, где кузины играли в дочки-матери.

Она стояла у окна и что-то говорила кукле. Её локоны золотились в лучах солнца, светившего в окно. Мила бросила на мальчика быстрый взгляд небесных глаз, улыбнулась и продолжила своё занятие. Она всё делала грациозно и естественно, без нарочитого кокетства, свойственного некоторым её сверстницам. Сердце мальчика затрепетало, ноги едва не подкосились.
— Мишель, чего тебе? — окликнула его Варя.
Тот не мог вымолвить ни слова.
— Так тебе ничего? Тогда не мешай, у нас урок, — отослала его кузина.

Мишель вышел на ватных ногах на веранду, забыв в комнате книгу. Приметив его стыдливый румянец и волнение, бабушка обеспокоилась:
— Что с тобой, внучек? Не заболел ли?
— Нет, бабушка.
— Ну, устал, видать. Ляг-ка, отдохни, — сказала она, тронув ему лоб и убедившись, что жара нет.
— Лучше, бабушка, я немного посижу, порисую.

Но мальчик так ничего и не нарисовал. Через полчаса он снова не смог одолеть страстного желания увидеть Милу хоть на мгновение и опять быстро вбежал в комнату кузин.
Девочки старательно качали своих кукол. Варе его выходка не понравилась:
— Мишель, тсс! — шёпотом сказала она. — Наших дочек разбудишь. Вот твоя книга, забирай и не мешайся.

Мальчик взял книгу, прошептал: «Мерси» — и вышел в сад. Он никогда не испытывал ничего подобного. Это было вместе счастье и страдание, печаль и великая радость. Мысли его теперь летели только к Миле, её имя, такое простое и нежное, было для него священно, но он убегал, слыша его из уст взрослых, друзей или кузин, боясь, что сильное волнение выдаст его тайну. Когда однажды мать назвала девочку Эмили, он не понял, о ком речь. Впервые в жизни Мишель полюбил — глубоко, нежно, целомудренно. Вспоминая лирическую и одновременно страстную мелодию черкесской ораду, он не мог удержаться от слёз.

Скоро кузины заметили его смущение при появлении Милы и стали подтрунивать над ним. Мальчик убегал и втайне плакал, но всё равно желал непременно видеть предмет своей любви. Однажды он встретил её на источнике и мгновенно узнал в пёстрой толпе водяного общества. Здесь были русские, армяне, черкесы, грузины, казаки — одни в национальных костюмах, другие в европейском платье, светские женщины и мужчины в модных нарядах. Но Милу он узнал бы, наверное, из тысяч. Глядя на неё, Мишель машинально залпом допил стакан, хотя полагалось делать мелкие глотки, и с упоением глядел на свою богиню. Она стояла с полным стаканом и дула губки:
— Маменька, не хочу. Вода невкусная.
— Милочка, все пьют. Ты ещё не распробовала. Смотри, Мишель с каким удовольствием выпил.
— Ну ладно, — она с неохотой выпила свой стакан, отдала его служанке и взяла у неё куклу.
— Оревуар, — попрощалась она с Мишелем и пошла с мамой вниз по дорожке.
— Оревуар, — чуть слышно ответил ей вслед Мишель.

Мила не обернулась. Она не могла понять, отчего этот невысокий смуглый мальчик с большими карими глазами и светлой прядкой надо лбом в гуще тёмных волос так пристально смотрит на неё и часто в смущении убегает при её появлении. Впрочем, девочка считала его хорошим уже потому, что он не дразнился, не дёргал её за косы и не приставал с глупыми вопросами. Отойдя от источника, Мила скоро перестала думать о странном мальчике, ожидая, что дома маменька даст ей вкусное пирожное, потому что она послушно выпила полный стакан минеральной воды.

А Мишель, глядя на синюю гряду кавказских гор и вершину Эльбруса, золотящуюся на солнце, представлял дорогой его сердцу образ прекрасной девочки с небесными глазами и золотыми волосами. Кавказские горы, где он впервые по-настоящему полюбил, стали для него священны. Мальчик с увлечением перечитывал «Кавказского пленника» Пушкина, по-новому сопереживая страстной самоотверженной любви юной черкешенки и неразделённому чувству русского пленника к далёкой северной красавице.

 Память о первой любви осталась в душе Мишеля навсегда. Вернувшись в Тарханы, он беспрестанно думал о Миле, гуляя по парку и воображая, что она тоже где-то здесь, что он вот-вот увидит её божественные глаза и она ему улыбнётся, как тогда на Кавказе. Засыпая в своей комнате и глядя, как тени от слегка покачивающейся лампадки мечутся по темно-жёлтым стенам, Мишель живо представлял любимое личико, но постепенно милое видение ускользало от него и взгляд падал на висящую в красном углу икону Богородицы «Споручница грешных». Мальчику чудилось, что в трепетном свете лампадки грустные очи Пречистой Девы, похожие на глаза покойной матери мальчика, глядели на него с огромной любовью. Страсти в душе Мишеля понемногу утихали, и он крепко засыпал до утра.

     * * *

Спустя годы он забыл имя девочки, подарившей ему первую любовь, но отголоски яркого и искреннего чувства навсегда остались в его душе. Через двенадцать лет в Пятигорске, бывших Горячих Водах, в доме Марии Ивановны Верзилиной, Михаил Юрьевич вновь встретил её дочь от первого брака — Эмилию Клингенберг, которую за красоту и изящество прозвали Розой Кавказа. Поэт немного ухаживал за блестящей красавицей, но не узнал в ней предмета своей первой любви, ибо чётко не помнил лица девочки, сохранив навсегда лишь трогательное, затуманенное флёром дорогих воспоминаний впечатление о ней, воплотившееся в 1830 году в чудесные поэтические строки:

     Я счастлив был с вами, ущелия гор;
     Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас.
     Там видел я пару божественных глаз;
     И сердце лепечет, воспомня тот взор:
       Люблю я Кавказ!..

     Илллюстрации Варвары Пигаевой (10 лет, г.Нижний Новгород) и Валерии Сиделёвой (14 лет, г. Дзержинский Московской обл.).

Рассказ опубликован в книге:

Егорова Е.Н. Детство и отрочество Михаила Лермонтова. — Москва: Московский филиал МОО «Лермонтовское общество»; Дзержинский: БФ «Наш город», Литературное объединение «Угреша», 2014. — 288 с., илл., вкл. С. 151-158.

Предыдущий рассказ     http://proza.ru/2014/03/28/83
Следующий рассказ      http://proza.ru/2014/03/28/2275

Справочные разделы:
Словарь терминов, устаревших и редких слов   http://proza.ru/2014/03/25/1700
Упоминаемые топонимы      http://proza.ru/2014/03/25/1706
Упоминаемые исторические лица    http://proza.ru/2014/03/25/1720
Основная библиография      http://proza.ru/2014/03/29/2197