19. От героев былых времён

НЕ ОСТАЛОСЬ ПОРОЙ ИМЁН.

Рома зашёл в хижину и приставил лук к стене у входа.
Светуля уже несколько дней не отходила от постели, на которой бился в горячечном бреду Алексей. На лезвии ножа Шурпы, похоже, был яд. Кровь продолжала медленно сочиться из раны, не желая свёртываться. Лёха то метался, выкрикивая какие-то отрывочные фразы, то затихал, почти переставая дышать. В минуты затишья тело Алексея остывало. Казалось, что дух покинул его.
- Как дела? – спросил Ромка, подойдя к постели брата.
- Опять читала тайные имена, – прошептала Светичка, едва шевеля губами. – Кровь останавливают только они. Но ненадолго.
- Я уйду на пару дней, – сказал Роман.
- Что случилось?

- Пока что ничего. Но будь внимательна, выходи слушать Гату. Если завтра он начнёт тревожно кричать, бросай Алексея и прячься в горах. Там за ручьём, бьющим из чёрной скалы, есть пещера, в которую из ракшасов сможет пролезть только Шурпа. Возьмёшь маленький лук, чтобы защищаться. Не спорь. Если Гата сообщит, что меня нет, Лёху ты уже не сможешь спасти. Спасай себя. Обещай мне.
- Да, – встав от больного, сказала Света.
Прощальный поцелуй был короток. Рука Ромки запомнила нежное и крепкое одновременно пожатие узкой ладошки жены.
Роман вышел в занимающийся рассвет. Гата, сидящий на камне, стремительно повернул маленькую голову к человеку.
- Значит, говоришь, они движутся к перевалу?
Гата крикнул утвердительно.
- Что ж, там есть узкий длинный коридор. Если они войдут в него, им будет невозможно атаковать меня одновременно с разных сторон.

Коршун взмыл в небо. Роман побежал по лесной тропе. Побежал трусцой, не торопясь. Марш-бросок предстоял затяжной. Надо было рассчитать силы так, чтобы не опоздать: ракшасы передвигаются быстро. Единственной их слабостью является то, что они предпочитают прятаться в тени в светлое время суток. А то, что Гата заметил их приближение, было почти чудом. Видимо, Шурпа подгоняла воинов Кары и рассвет застал их на открытом месте во время движения.
Впрочем, рассуждать об этом было сейчас ни к чему.
Ромка бежал несколько часов. Немного передохнул, спрятавшись от пронизывающего ветра, бьющего в спину и помогающего бежать к месту неизбежной встречи. Съел пласт солёной оленины и запил несколькими глотками воды, разбив лёд, сковавший русло лесного ручья. Вода, от которой ломило зубы, наполнила тело бодростью.
Короткая медитация – и свежий, отдохнувший воин готов был двигаться дальше.
Когда ночь раскинула чёрные крылья над землёй, Роман не прекратил движение. Остановился лишь на пять минут – и опять медитировал. Это прекрасно заменяет сон в экстремальных ситуациях. Спать было нельзя: усталость может отключить сознание надолго. И тогда – всё.

Несмотря на то, что ночью ракшасы тоже двигались навстречу, в коридоре ущелья Роман оказался первым. До рассвета было не больше часа. Гата не мог подать знак: было ещё темно. Склонившиеся с двух сторон скалы сгущали мрак.
Роман воткнул в расщелину скалы на высоте поднятой над головой руки заготовленный заранее факел, запалив его в последнюю секунду. Отойдя в тень, в ту сторону, из которой пришёл, Ромка стал ждать.
Ему повезло: отряд, возглавляемый Шурпой, не остановился на привал где-то впереди, а вошёл в круг, освещённый горящим факелом, за считанные минуты до рассвета. Они все как по команде смотрели на огонь, зажжённый Романом. Лучник успел сосчитать: их было пятнадцать, включая женщину.
Шурпа вдруг почувствовала недоброе – и даже успела крикнуть:
- Погасите огонь!
Ракшасы быстро выполнили её приказание. Но в миг, когда огонь погас, четыре стрелы нашли свои цели, а четыре уже были в полёте. Дальше Роман стрелял по памяти. Со скоростью две стрелы в секунду.
И всё же, двое добежали до него. В темноте они видели лучше человека, и когда факел был потушен, они обнаружили того, кто так быстро и неумолимо отправлял их товарищей в мир, противоположный Небесам.

Роман тоже успел заметить их приближение: стремительно надвигающиеся силуэты в полумраке. Занесённые над головой тесаки на длинных рукоятках. Он успел выхватить из ножен длинный узкий меч, уклониться в сторону от свистящего в рассекаемом воздухе топора ракшаса и неуловимым движением, почти наугад, срезать с плеч то, что по идее должно было быть головой чудовища. Но встретить второго Роман не успел: не хватило самой малости. Ракшас, тяжело ухнув, из-за головы, обеими руками, словно дрова рубил, резко опустил свой огромный тесак на врага. Наверное, он не рассчитал скорость сближения. Или размер противника. Или просто это был не самый удачный день в его трудовой биографии. Роман оказался между огромных рук, крепко державших ушедшее глубоко в землю оружие ракшаса. Их глаза встретились. Ракшас улыбнулся, успев понять, что перед ним – всего-навсего какой-то коротышка, которого в ближнем бою ногтём прищёлкнуть можно. Роман не улыбался: он поджал правую ногу, мягким движением достал засапожный нож, а нож достал сердце демона. Ромка успел, перевернувшись через голову, откатиться в сторону. Вскочив на ноги, он увидел, что уже рассвело.
Вытащив нож из мёртвой туши, завалившейся набок, и по достоинству оценив качество своего меча, столь аккуратно отделившего голову от тела того, кто умел бегать быстрее товарища, Ромыч подошёл к живописной куче трупов в нескольких шагах от схватки. Медленно пересчитав их, он произнёс:
- Всё правильно: вместе с теми двумя – четырнадцать.

После этого он обратился к Шурпе, которая сидела с остекленевшим взглядом посреди нагромождения мёртвых тел воинов, которые ещё минуту назад были живы и полны решимости расправиться с «обидчиками» родственницы их хана:
- Таково оно, воплощение принципа «с женщинами не воюю». Но обещаю тебе, ракшаси Шурпанакха, родная сестра императора Раваны: если ты не успокоишься и по-хорошему не уйдёшь восвояси, я очень рассержусь.
- Ты – дьявол! – прошептала Шурпа.
- Некоторые меня так называют, – кивнул Ромка.

- Нет, дьявол – мой брат, – механическим голосом продолжала бормотать ошарашенная произошедшим ракшаска. – Значит, ты – бог!
- Некоторые меня называют так, – не стал спорить Роман. – А на прощание вот что скажу: не пытайся атаковать сзади. У меня есть пара глаз на затылке.
Высоко-высоко раздался приветственный крик Гаты.
Когда Ромыч скрылся за поворотом, Шурпа с тоской в голосе произнесла:
- Проклятие! Теперь я хочу его ещё сильнее. – А потом добавила: – Кажется, я люблю тебя, человек Роман с севера.