Моя Феодосия

Ну вот, осталось еще только Феодосию вспомнить. Так как в Крым я больше не попаду никогда, публикую старые крымские путевые заметки. Это – четвертая.
Уточняю: текст написан мной в соавторстве с А. Владимирской году примерно в 2001. Я его вполовину сократил здесь. А вообще он частями вошел в наш детективный роман "Из смерти отдыхающих".

Июль-август 1998. Феодосия

Если асфальт чавкает под ногами, как пластилин...
 Если соседский евроремонт вонзает в ваш мозг свои перфораторы и дрели, а во дворе раскопки теплотрассы...
 Если Киев укутан пыльным маревом, а деревья и трава сожжены...
 И наконец, если компьютер зависает, потому что лето даже его задушило своей жарой – надо ехать в Феодосию.

 Почему именно в Феодосию? Да потому что поезд прибывает прямо на пляж, и не нужно изможденному путешественнику пересаживаться на какие-то автобусы или электрички. Море начинается сразу за мощеной набережной, широко, до самого горизонта заполняя все окна поезда с левой стороны, обещая прохладу и удовольствие. Проплывают пляжи, уже с утра заполненные голыми телами, проплывают заросли южной зелени, крыши огнедышащих шашлычных. И все это – в двух шагах от вагонного окна.

 Поезд с лязгом останавливается на раскаленном перроне феодосийского вокзала. Рядом – морской порт и набережная. Можно немедленно выскочить из тамбура, подбежать к морю и окунуться в зеленоватую воду с головой. А затем броситься на шипящую гальку и со счастливым, блаженным вздохом всосать в легкие весь благословенный южный воздух, пропитанный запахами жареного мяса, рыбы, моря и нагретого камня. В крайнем случае, если не успели в поезде переодеться, можно зайти по щиколотки в морскую волну и насладиться ее прохладным шелестом. И осознать: наконец-то юг.

Глазеешь по сторонам, с непривычки чувствуя себя как цыпленок внутри микроволновой печи, щурясь от яркого солнца и любуясь окрестностями сквозь жаркое марево. Дома вырастают так, словно они – часть этой земли. Феодосия, как и другие небольшие курортные городки Крымского полуострова, живописно прилепилась к песчаным пригоркам. Уютно светятся за заборами стены из песчаника, ярко побеленные к лету. Многие маленькие домишки и особняки покрывает красная уютная черепица. Едят всюду, за каждым забором, причем, судя по запахам, едят вкусно. Тут же курят, разговаривают и пьют чай, обливаясь потом и отмахиваясь веточками от комаров.

В центре города на оживленном перекрестке странно и неожиданно возникает древняя парусная шхуна – белый барельеф на торцевой стене дома-музея Грина. Белый гордый нос парусника необыкновенно хорош, под бушпритом раскинулся какой-то далекий город, возможно Зурбаган. Весь тротуар у барельефа выложен плиткой и огорожен тяжелыми цепями, создавая полное впечатление куска набережной. А чуть дальше по улице Галерейной – вход в сам музей: корабельные канаты на фоне чисто выбеленной стены.

 Полуголые курортники стоят в очереди, чтобы сфотографироваться на фоне углового барельефа – их манит, видимо, надежда, что белый парусник Грина возьмет их на борт и унесет к горизонту. Остальных отдыхающих тянет на приморский бульвар. Именно здесь проходит главное южное дефиле: днем распаренное и разнеженное солнцем, скорее полураздетое, чем полуодетое, деловито спешащее на пляж и с пляжа; вечером неторопливо фланирующее, демонстрирующее наряды. Суетясь и хлопоча, как группы чаек, это многоязыкое, по-курортному яркое, загорелое, веселое и беспокойное течение медленно плывет по набережной вдоль моря, перетекает через переезд у вокзала и вливается в городские улочки мимо шашлычных и южных кафе, мимо музея Айвазовского. И так весь долгий день до вечера, пока незаметно, по-южному красиво не начинается закат.

Феодосия просится на кончик кисти: красно-коралловые черепичные крыши, островки изумрудной зелени, серый пористый камень старинных крепостей, кусочки синего моря, переходящего в небо, кобальтовые тени среди охры старых двухэтажных домиков, живописные трещины старых стен, дворы с босоногой грязной ребятней, пестрая толпа.
Народ на пляже не убывает, все спасаются от жары в море и не обращают никакого внимания на сумерки. На потемневшей воде танцуют огни морского порта, и уже намечается бликами расплескавшаяся оранжевая краска заходящего солнца.

Южная ночь, как гигантская губка, вбирает в себя все проблемы, обрывки мыслей и забот. Остается только город, оживший после дневного пекла, далекие ресторанные напевы, перебивающие друг друга и несущиеся со всех сторон. Остается, как жемчужина на бархате, полная луна, которая светит так мощно, звезды сверкают таким бриллиантовым сияньем, а сине-черное небо висит так близко, что уверяешься окончательно: весь этот благословенный уголок создан для радости...

Утро. Южный рынок, где взять слова, чтобы описать тебя?! Продукты очаровывают живописью оттенков и помрачают рассудок. Помидоры – огромные, ярко-алые, величиной с кулак. Они сахарно переливаются, разломленные пополам для пробы. Продавец сообщает: «Это не помидор – это персик!» Он и вправду сладок и вкусен, как персик. Что же касается самих крымских персиков, то это какое-то сплошное пиршество вкуса и аромата. Стоит съесть хотя бы один настоящий местный, не привозной персик, этот невыразимо сладко пахнущий золотисто-желтоватый или багряный плод – и весь организм пропитывается персиковым запахом. Витамины вводятся практически в кровь, а сила солнца, заключенная под его велюровой кожицей, заряжает вас своей энергией.

А еще здесь, на феодосийском базаре, загороженные щитами, как экзотические звери, горами лежат полосатые огромные арбузы и томно пахнущие дыни. В загородку к арбузам и дыням нельзя входить без серьезных намерений. Стоит только переступить границу рынка и очутиться в этом оазисе крупных овощей (никогда нам не понять, почему арбуз – это овощ, вообще-то по справочнику он ягода), как чувствуешь себя среди каких-то морских котиков. Полосатые зеленые существа тоже блестят боками, так же перекатываются, и продавцы, будто дрессировщики, хватают их за загривки.
 
Вы почти слышите барабанную дробь – и...
 ...три незаметных движения ножом...
 ...тишина в клетке для крупных бахчевых!..
 – и вы получаете истекающий соком треугольный ломоть алого цвета и сладостного вкуса. Без арбуза вы уже не уйдете, вы тащите это пушечное ядро, проклиная все на свете и поздно соображая, что полосатые овощи с алым сладким нутром организовали вам ловушку.
 
Но вы ошибаетесь. Разве пудовый арбуз – это настоящая ловушка? Знайте, вас только заманивали. Ибо настоящая ловушка, подлинный капкан для горожанина – это узбекская дыня. Она лениво разлеглась на солнце во всем своем овальном великолепии. Золотистый цвет, хищная закругленность туловища, крупные формы – это только первое впечатление. Главный и коварный удар наносит обоняние. Дыни пахнут умопомрачительно – как лучшие французские духи, только еще лучше. Их аромат по действию сродни афродизиакам, будящим потенцию, но дурманящим сознание.
 
Зачем вы пришли на этот рынок? Ах, да, слегка пополнить запасы... Почему же в руках у вас божественно пахнущая дыня, на сгибе локтя пакет с бараниной, у ног пакет с арбузом, который нельзя поднять, но зато можно катить, а в зубах еще один пакет со сладким перцем, помидорами, луком, персиками? Как все это донести до места жительства?

Тихая улица имени Карла Либкнехта приводит к скверику, где стоит Пушкин. Кстати, о наименованиях улиц в крымских городах: здесь, кажется, время навсегда остановилось, запечатлев старые советские, крепко скроенные революционные фамилии. Роза Люксембург, Клара Цеткин, Карл Либкнехт, Энгельс, Маркс и, конечно же, вождь уже не всего мирового пролетариата – Ленин. Для подрастающего поколения эти фамилии звучат, как для нас какие-нибудь рыцари круглого стола короля Артура.

Памятник Пушкину, как почти все достопримечательности Феодосии, находится в двух шагах от пляжа. И конечно же, хочется как можно скорей окунуться в море. Феодосийский морской пляж с мелким золотистым песком и местами крупной галькой простирается на полтора десятка километров, почти по всему берегу залива. Здесь удобно лежать на песке, приятно входить в море и смотреть, как сквозь зеленоватую с изумрудным оттенком воду просвечивает песок цвета охры.

А вот и картинная галерея Айвазовского, и памятник, который поставили великому маринисту благодарные сограждане. Лицом к морю обращена бронзовая фигура художника, сидящего с палитрой и кистью в руках, он пристально вглядывается в морскую даль. На постаменте написано: «Феодосия – Айвазовскому». Воплощенная в камне признательность! Значит, оценили, что Айвазовский, будучи одним из самых богатых художников России, на свои средства выстроил несколько зданий, благоустроил Феодосию, помог постройке порта и железной дороги. Не говоря уже о всемирной славе, часть которой освещает и город.

Только на третий-четвертый день вы замечаете, что в Феодосии есть свой Монмартр. Он тянется вдоль приморского бульвара, начинаясь у фасада музея Айвазовского, продолжаясь под кариатидами и белоснежными ротондами бывших советских санаториев. У этого крымского вернисажа есть черта, отличающая его от других подобных вернисажей под открытым небом: здесь морская тема звучит со всех этюдников, прилавков, перехлестывает через край. Раковины, огромные перламутрово-розовые и маленькие желто-коричневые, просятся к уху. Этот природный мобильный телефон постоянно транслирует шепот моря.
 
Живопись почти вся – морские пейзажи или, как их называют специалисты – «марины», никаких тебе березок из средней полосы. Иногда попадаются роскошные натюрморты с антикварными дарами и плодами, истекающими соком. Живопись пахнет, раковины нашептывают музыку морского бриза, но все эти роскошества юга не главное. Главное на феодосийском Монмартре – камни.
 
Такого изобилия полудрагоценных камней, жемчуга и перламутра прямо под ярким крымским небом нет нигде. Есть тут и нитки жемчуга – белого, розового, черного и желтого, и браслеты из квадратиков дымчатого кварца, прозрачного, нежно-серого. А уж разных брошей из халцедона и вовсе полно на каждом шагу, стоит полюбоваться: внутри сиреневато-серого камня, по треугольному периметру будто застыли волокна каких-то сказочных растений. Вот строгая пейзажная яшма и зеленый малахит, дивные пепельно-голубые сердолики и загадочные глубины темно-коричневого обсидиана, тигровый и кошачий глаз подмигивают, переливаясь всеми оттенками желтого. Манят дымчатые топазы и прозрачный кварц, яркая броскость бирюзы и робкая прелесть агата. Кольца, серьги, колье, бусы, броши, клипсы, браслеты, кулоны гипнотизируют фланирующую публику, ранят женщин в самое сердце.
 
Стоит вдуматься: миллионы лет камень зрел где-то в недрах земли или возникал в результате энергичной деятельности вулкана, копил свою светоносную энергию. Одновременно с ним на протяжении исторических эпох созревали стили, оттачивая мастерство и изящество линий. Затем явились ювелиры, они учились, напитывались идеями, изучали образцы. И вот теперь, под жарким южным солнцем появились эти россыпи великолепных украшений...
 
Непостижима полумистическая тяга человека к красивому камню. Даже мужчины, загорая у полосы прибоя, в задумчивости собирают в ладонь округлые, обточенные морем до бархатности камушки, несут их во временные свои жилища и долго потом не могут понять – зачем? Выбрасывают их, чтобы назавтра снова набрать полные карманы овальных, полупрозрачных, крапчатых, удобно ложащихся в руку осколков времени.
Неслышно и крадучись наступает крымский вечер. Он дышит югом, в воздухе рассеяна персиково-дынная сладость и одновременно степная полынная горечь. Словно какой-то космический парфюмер-великан составлял сейчас неповторимый аромат под названием «Южная ночь». В этом ночном эфире звучит прелесть последних мгновений уходящего лета, горечь разлук и сладость воспоминаний.

И все-таки мы едем на юг не только убегая от городской жары, соседского ремонта и работы. Можно же и под кондиционером посидеть в выходной, заткнув уши ватой. Нет, мы едем к морю за ощущением праздника. Ведь в городе даже праздники – это миски салатов, шампанское под бой курантов и толкотня на площадях. А здесь, у моря – это свобода и покой, и ощущение возврата частицы к целому.

Мы носим море в своей крови, и оно всегда зовет нас к себе.