Книга Колокольчики

               






Невская Л.
Колокольчики: Рассказы для детей среднего и старшего школьного возраста.










Книга детской писательницы из Сызрани Лидии Невской «Колокольчики» о далеко не детских испытаниях, выпавших на долю ребятишек и подростков из блокадного Ленинграда. В неё вошли достоверные истории из жизни родных и близких автора этих рассказов, записанные со слов её матери Екатерины Ивановны, тогда ещё просто Кати. Бомбёжки и обстрелы, голод и холод, постоянная борьба за выживание – такое не забывается, такое нельзя выдумать. Оно просеяно через детское восприятие жестоких событий войны и осаждённого врагом города, славных его жителей, взрослых и детей, передавших нам эстафету жизнелюбия, стойкости и героизма, столь необходимых людям во все времена. И пусть звенят они – колокольчики памяти!



Харитонов В.В.- член Союза писателей России



От автора
  Я называла десятиминутками рассказы моей мамы о  жизни в блокадном  Ленинграде, потому что через десять минут она начинала плакать, её горло сжималось от спазм. Так тяжело ей было вспоминать те суровые времена. Но она, её сёстры и братья были  детьми, и иногда случались смешные истории. Мамы уже нет.  На основе её рассказов я написала эту книжку в память о ней и о тех, кто пережил войну. Её звали Катюша – Невская Екатерина Ивановна.
В блокадном Ленинграде она  жила на Лиговском проспекте, а с 1953 года - в городе Сызрани.

               




                Колокольчики          
 


      - Немцы в Пушкине - сказала мама, – сегодня ночью мы пойдём в Ленинград.
    Она завязала узелок с вещами.  Рядом с узелком приготовила корзинку с хлебом и яйцами, добавив к ним четыре картофелины. Это всё, что она могла собрать в дорогу. Дети сидят молча. Мама вышла.
- Зачем бежать в Ленинград, надо бить немцев, - воинственно заявил Сашка.
- Ух, ты, вояка, какой! Мал ещё, – оборвала его Катя. – В десять лет воевать, да и воевать тебе нечем. У них танки, пушки, а у тебя что, вилы в сарае?..
   Мама вернулась с коровьими бубенцами и стала надевать их на детей. Повесила Кате, Хильме и Саше. Сашка ещё маленький, а  Хильме шестнадцать лет, Кате четырнадцать.
- Зачем нам эти колокольчики? – возмутились девчонки. – Они же коровьи.
Хильма и Катя  тут же поснимали их.
- Му-у-у! – замычал Сашка и покатился со смеху.
   Мама молча подняла колокольчики и надела их детям. Самый большой, бычий, надела на себя.
- Идёмте!
  Дети и не заметили, как стемнело. На улице  жутко. Со стороны города Пушкина доносятся стрельба и взрывы. По улицам деревни гуськом идут люди. Жители покидают свои дома и бегут в Ленинград, потому что немцы уже  близко.  Соседка Маргарита Григорьевна подошла  и спросила:
- Анна Ивановна, что это вы колокольчики повесили? По вашему звону за нами немцы и пойдут.
   В ответ мама, не любительница поболтать попусту, задумчиво прошептала:
- Им коровы не нужны. Они по людям бьют, – и пошла, позвякивая бычьим колокольчиком. Дети - за ней. Маргарита Григорьевна только плечами пожала.
- Танька, Ванька, Соня, Оля … - кликнула она своих детей и все пошли в сторону Ленинграда. Снаряды стали разрываться над их головами сразу же за околицей.
- Раньше надо было бежать, – бурчит старик  из дома напротив. Он  такой старый, что вряд ли дойдёт до Ленинграда.
Со свистом пролетела бомба и разорвалась в нескольких шагах. Все упали, прижались к земле. Старик, сгорбившись и опираясь на палку, вдруг повернул обратно.
- Не могу, лучше помру в своём доме.
  Тревожно зазвонил бычий колокольчик. Хиля, Катя  и Сашка потянулись на звон. Двинулись перебежками.  Мать заприметила глубокую воронку от разорвавшейся бомбы, и показала рукой своим детям: «Сейчас туда!» Страшный взрыв  - и всё семейство бросилось в неё, а следом и Танька с Ванькой, и Соня. Успела и Маргарита Григорьевна.
- А где Оля? – зажимая уши ладонями, спросила она.
  Высовываться  опасно, и все с тревогой посмотрели друг на друга: «Оля пропала!». Больше её никто не видел. Новый взрыв.    Следующая бомба попала в соседнюю воронку, где прятались старики и дети Еремеевы. Ничего от них не осталось, только кисть от маленькой детской ручки залетела в воронку, где сидели  «колокольчики» и Маргарита Григорьевна с детьми. 
- А-а-а! – заорал Сашка и его колокольчик звонко зазвенел.  Анна Ивановна подняла окровавленную ручку:
- Надо её похоронить, - она  раскопала небольшую ямку, положила туда ручку, и каждый из детей кинул на неё горсть земли. Стихло. Мать выглянула из воронки:
- Можно идти.
Она поднялась. За ней выползли остальные.
Олина мама  кричала, звала свою дочку,  но взрывы заглушали её голос. Анна Ивановна уже звенела своим колокольчиком в перелеске, и три других колокольчика, позвякивая, следовали за ней.  Пока Маргарита Григорьевна искала Олю, пропала Соня.  Танька и Ванька выли, размазывая слёзы по щекам.
- Где Соня, где Оля?..
   Разрушенное село Шушшары осталось далеко позади,  показался город.
- Ленинград! – закричал Сашка - наше спасение!
  Но уже не было в живых ни Тани, ни Вани. Они погибли в бомбёжке. Маргариту Григорьевну Анна Ивановна ведёт  под руки. Женщина, потерявшая четверых детей, от горя не может идти. Только в трамвае мама разрешила снять колокольчики, но никто их не снял. На поворотах они  тихо звенели в память об Оле, Соне, Тане и Ване.
 
    

                Подушка
               


      Катя и Витя вышли из подъезда в морозное блокадное утро. Витька спросил:
- Куда пойдём искать дрова?..
- Не пойдём, а побежим, - оборвала его Катя. - Мы же договорились, бегать. Если остановимся - умрём. Ты же видел, как падают, медленно идущие, люди, замерзая на ходу.
- Тогда бежим налево, ведь к вокзалу мы бегали в прошлый раз.
И подростки побежали вдоль улицы, в поисках любого предмета, который можно было бы засунуть в «буржуйку». Витька забежал вперёд и пропал. Катя остановилась в растерянности.
- Витя! Витя! – кричала она.
Наконец, он выскочил из арочного прохода с обезумевшими глазами, открытым ртом и часто дыша.
- Витя, что с тобой? – всполошилась Катя.
А он с каким-то собачьим придыханием повторял:
- Там… Там… Там…
- Да что там-то?- испугалась Катя. - Пойдём, посмотрим, что ты там нашёл.
Брат с сестрой вошли сквозь глубокую арку во  двор-колодец. Тут и у Кати замерло сердце от увиденного. Это была пирамида из мёртвых человеческих тел. Высота ошеломляющей свалки доходила до второго этажа. Тела были свалены в беспорядке: руки, ноги раскинуты, головы свёрнуто-запрокинуты. Нижние тела уже сгнили, среди рваной одежды  белели кости. Верхние трупы лежали совсем ещё свежие, их лица не успели даже посинеть, а глаза  открыты и смотрят в морозное небо.
- Витька, бежим, - сказала Катя.
Не переводя дыхания, они прибежали домой. Не разуваясь и не раздеваясь, сели на диван, посмотрели друг на друга.
- Чем же мы будем топить? – спросила Катя.
- Подушкой, - сообразил Витя.
Он взял с дивана подушку. Катя помяла её в руках, прощупала перья и утвердительно кивнула головой:
- Сойдёт!
Она открыла печную дверку, и Витька кулаками запихал находку в небольшое отверстие в «буржуйке». Сестра взяла спички и подожгла край подушки. Огонь быстро занялся. Катя даже не успела закрыть дверку, как произошёл хлопок. Ткань лопнула, и перья фейерверком взлетели к потолку. Дети от неожиданности отскочили от печки, упали на диван, а над ними летают перья. Слышатся новые хлопки, и новые порции пуха взлетают вверх и  разлетаются в разные стороны, как салют.  Маленькие  парашютики  опускаются, и острыми кончиками вонзаются в Катю и Витю, щекоча их.
Вместо испуга неожиданно Витька захохотал. Он покатился с дивана, хватаясь за живот.
Катя в ужасе поймала его, крепко-накрепко прижала  к себе:
- Витенька, душечка, зачем же ты так хохочешь? Ведь подушка пропала и без всякой пользы…
Но вскоре сама не смогла сдержаться от хохота.
И теперь они уже вместе захлёбывались от невероятного хохота, разрывавшего их обезумевшие души.
Но взрыва этого недетского смеха, как, впрочем, и взрыва подушки, не слышал, да и не мог слышать давно привыкший к разным взрывам голодный, холодный, ко всему, казалось, уже безразличный блокадный Ленинград.


                День Иды


        Ранним утром завыла сирена воздушной тревоги. По небу над блокадным Ленинградом забегали столбы прожекторов. В комнате стало светло. Катюша вскочила первой и уже хотела бежать на крышу. Четырнадцатилетние дети не прятались по подвалам. Они собирали по крышам зажигательные бомбы, тушили их в коробах с песком, заранее поставленных на крышах. Но вдруг её за руку схватила Эстер, старшая сестра, которая вот-вот должна родить  ребёнка, и боявшаяся спускаться по лестнице в бомбоубежище.
- Катя, не уходи, – закричала она. – Я боюсь.
      Её крики и вой сирены разбудили и младших братьев Сашу и двоюродного брата Витю. Все спали в зимней одежде и не тратили время на одевание. Они уже столпились в прихожей, чтобы спуститься вниз. Катина и Витина мамы, а также и Хильма, ей недавно исполнилось семнадцать лет, трудились на строительстве укреплений вокруг Ленинграда,  домой не приходили, спали там же. Муж Эстер  на фронте.
- А-а-а! – закричала Эстер после разрыва бомбы, упавшей недалеко от их дома.
- Катя, не уходи!
- Хорошо, хорошо. Я пойду вместе с вами в подвал.
 Они вчетвером вышли из квартиры. Мальчишки побежали вперёд. Катя вела под руку, скорчившуюся от боли в животе, Эстер.
- Да, что с тобой? – спросила Катюша. – Ты совсем не идёшь.
- У меня, по-моему, уже роды начались.
- Что? – испугалась Катя. – В самую бомбёжку?..
И всплеснула руками.
- Витька, - закричала она. – Вернись домой. Возьми санки: Эстер рожает…
Витька поспешно развернулся и пробежал мимо сестёр обратно в квартиру. Спотыкаясь на ходу, он принёс санки.
- А зачем нам санки в бомбоубежище? – недоумевает Витька.
- Не в бомбоубежище надо, – торопливо приняла решение Катя, – а в госпиталь. Он на соседней улице. Мы  повезём Эстер  на санках.
Витька выбежал на улицу. Саша уже был там. Катя с сестрой спускаются медленно. Наконец они тоже вышли. Катя усадила Эстер на санки и взялась за поводок:
- Витька, берись, я одна не потяну. Сашка, толкай сзади.
И под вой сирен, свист зажигательных бомб и гул немецких самолётов они пошли вдоль обледенелой улицы. Эстер вскрикивала от  каждого  разрыва бомб. Вдруг одна из них разорвалась недалеко от ребят. Все  упали. Санки с роженицей перевернулись. И наступила тишина. Ни воя сирен, ни свиста зажигательных бомб. Сколько они лежали, Катя и не помнит. Только, когда она очнулась,  Витька с Сашкой  уже помогают Эстер сесть на санки. Она обеими руками зажимает живот и стонет. Витька, увидев, что Катюша поднимается, что-то ей крикнул. Но Катя не услышала. Её оглушило. Голова кружится. Перед глазами всё расплывается. Витька подбежал и стал тормошить её:
- Надо идти. Нас тут убьют.
Катя поняла, что пора идти,  Вдруг чьи-то сильные руки подхватили её, и повели в подвал дома, возле которого их оглушила разорвавшаяся бомба.  Другая женщина  подняла Эстер. Витька взял санки и поторопился за ними.  Саша тоже. Женщины из бомбоубежища вовремя увидели странную тройку ребят с молодой женщиной на санках. Они поспешили на помощь и помогли им спуститься по лестнице вниз. Витя, Катюша и Саша сели на полу сразу у лестницы. Всё помещение забито людьми. Женщины увели Эстер в глубь бомбоубежища. Санки тоже захватили с собой. Катюша склонила голову на плечо брата и задремала. Вдруг она услышала плач ребёнка и, встрепенувшись, спросила Витю:
- Эстер, где она?
- Вон там, за занавеской. Уже родила – деловито, как-то по-взрослому, сказал Витя.
Они стали пробираться к сестре. Две женщины всё ещё хлопотали около Эстер, а на санках лежал красный шевелящийся комочек.
- Кто? – спросила Катя, наклонившись над сестрой.
- Девочка, – сказала Эстер почти шёпотом.- Я назвала её – Ида.
Волосы Эстер были растрёпаны, глаза испуганные, но она улыбалась.
Весь день Катя, Витя и Саша просидели в подвале чужого дома возле Эстер и маленькой Иды. Женщины принесли им поесть.  Иду Эстер кормила грудью. К вечеру всё стало тихо, и дети решили идти домой. Катя взяла малышку на руки. Эстер была ещё слаба, но встала и, шатаясь, пошла к выходу. Саша нёс санки, а Витя поддерживал, как мог, сестру. У самого выхода он вдруг сказал:
- Я побегу к маме и расскажу, что Эстер родила. Может, они с тётей Аней сегодня вернутся к нам?
- Хорошо, – сказала Катюша. – Иди!
И Витька побежал в другую сторону.
Уже темнело.  Вдруг, снова завыла сирена. Грохот разрывавшихся бомб, крики разбегающихся людей слышатся со всех сторон. Эстер взяла ребёнка у Кати и побежала, но перед ней упала зажигалка. Она отскочила и побежала в противоположную сторону.
- Эстер, Эстер, - Катя побежала за ней.
 Она догнала её, обезумевшую от страха. Схватила. Прижала к себе и стала гладить по волосам. Старенькая пуховая шаль сбилась с её головы.
- Тихо, тихо! – приговаривала Катюша, а потом вдруг заметила, что Эстер держит Иду вверх ногами.
Катя взяла ребёнка из рук сестры и замерла на месте. Ручка Иды высунулась из тряпья, в которое её завернули женщины, и беспомощно повисла белым шнурком.
- Эстер, - заплакала Катя. – Ида не дышит. Она умерла!
Испуганная мамаша и не заметила, что уже давно носит мёртвого ребёнка.
Эстер выхватила свёрток из рук Кати, быстро развернула его: пелёнки малышки были залиты кровью.
-  Ида, доченька,- запричитала Эстер.
В небе шарили прожектора.  На земле разрывались бомбы. А две,  совсем ещё девчонки, плакали над едва родившимся и, уже умершим, ребёнком. Сашка сидел рядом на корточках, обхватив колени ручонками. Совсем низко пролетел самолёт и ударил по многоэтажному дому. От его угла отскочила огромная жестяная водосточная труба и с грохотом подкатилась к ногам Эстер. Бомбы рвались тут и там. Дымом заволокло всё вокруг.
Катя наклонилась и сунула в водосточную трубу свёрток с холодным безжизненным телом Иды.
- Водосточная труба? Зачем? – проговорила Эстер.
- Ей там будет хорошо, ей там будет хорошо, - автоматически повторяла Катя. Она схватила Эстер за руку и с силой потащила её из опасного места, куда ливнем летели тела бомб. Саша бежал за ними, а Витя - в противоположную сторону к маме с хорошей вестью, что  родилась девочка Ида. А тело Иды уже покоилось в водосточной трубе.





                Шоколадная фабрика

            
   Витя не плакал. Он молча стоял у окна и смотрел на чёрный, неосвещённый Ленинград. В это блокадное утро у него умерла мама. Она просто не проснулась на работу. Двоюродная сестра и брат ещё спали. Он не торопился их будить. Тринадцатилетний мальчик думал только о том, как они  понесут тело мамы к госпиталю. Люди этой зимой умирали часто. У многих не было уже родственников, чтобы их отнести к госпиталю. Мёртвые лежали повсюду, как мусор.
- А я свою маму отнесу к госпиталю, – думал Витя, - ведь там мёртвых подбирают санитары и хоронят в общей могиле на кладбище…
Эту могилу долго не засыпают, ждут новых мертвецов. Витя с Катей даже как-то из любопытства бегали посмотреть на неё. А теперь надо нести туда собственную мать, красивую и высокую женщину, а он худой и маленький мальчик.
- Катя поможет – сказал  вслух Витя.
- В чём я помогу? - услышал он голос Кати.
  Витя обрадовался живому существу, появившемуся вдруг в холодной кухне полуразрушенного дома, где они жили. Он спокойно и по-деловому сказал:
- Мама умерла. Где у нас санки? Надо двое санок. На одни мы её не уложим.
  Катя заплакала и наклонилась над тётей Евой.
- Она не дышит.
- Я же говорю, она умерла.
- И ты так спокойно говоришь об этом? Это же твоя мать.
Она заплакала навзрыд и растревожила брата. Витька упал на колени перед матерью и разревелся. Сколько прошло времени, они не заметили. Обессилевшие от слёз, они вдруг вспомнили, что скоро будет светать, а тётю Еву надо переправить к госпиталю тайком, чтобы на её карточки днём успеть получить хлеб. Только потом сообщить о её смерти. Живым надо выживать. Катя постарше, она первая пришла в себя, повязала платок и вышла, появившись вскоре уже с санками.
- Наши санки в коридоре стоят, а эти из соседней квартиры. Там уже все умерли, - сказала Катя, вытирая слёзы.
  Витя принёс санки из коридора.
- Хорошо, что они без спинок. А чем мы их свяжем?
- Возьми мой пояс от платья – ответила Катя.
- А ещё можно вытащить шнурки из моих ботинок с коньками, – добавил Витя.
    Связанные санки подтянули к кровати. Витя постелил на них одеяло, которым укрывалась мама.
- Что ты делаешь? – возмутилась сестра - одеялом лучше сверху накрыть. 
Катя сдёрнула одеяло. Вдвоём они столкнули её вниз.  Тело упало мимо санок.
- Ну, что ты какой неловкий? – вспылила Катя. – Как мы её теперь поднимем на санки?
 Витя взял мамины ноги и положил на санки:
- А голову давай вместе закинем…
Они поднатужились и запрокинули голову женщины на санки. Теперь у тёти Евы на санках лежали ноги и голова, а туловище - на полу.
- Ну, вот уже хорошо! – сказала Катя, и оба уселись на полу  передохнуть. Катя, хоть и была старше, но сил у неё тоже  мало.  От голода и холода руки немеют и не слушаются. Саша, уже который день, не встаёт. От него помощи дети не ждали.
- Некогда сидеть, светает уже, - Катя встала, а следом за ней и Витя. Они ещё раз поднатужились и, наконец-то, уложили всё тело на санки, потащили их к выходу. Третий этаж. Им предстояло преодолеть ещё одно препятствие – лестницу.  Катя посмотрела вниз.
- Пусть едет, как с горки.
- Ты, что? А если упадёт?
- Упадёт - положим. А так  мы  будем катить долго.
     Они подтолкнули санки, и те с грохотом покатились вниз и остановились на лестничной площадке второго этажа. Тело благополучно выдержало этот спуск.
  Дети быстро сбежали вслед за санками  и пустили их по лестнице дальше. На первом этаже их конструкция всё-таки развалилась: шнурки порвались.   Пришлось всё связывать снова. Катя разорвала свой платок на подвязки для санок. Ещё до рассвета им удалось добраться до госпиталя. Они не стали сбрасывать умершую с санок.  Около госпиталя на снегу уже лежало много трупов. Все старались отнести своих родственников ночью, чтобы скрыть их смерть и получить на них пайку. Это противозаконно, но помогало некоторое время продержаться живым.
Витя и Катя посмотрели на, скорчившиеся на снегу, тела, и им стало жалко маму и тётю.
- Пусть  лежит  на санках. На снегу так холодно! – поёжился Витя.
- Да, – согласилась Катя и поправила тёте Еве одеяло, прикрыв  ноги.
- Так ей будет теплее.
В это время к госпиталю подошли ещё двое маленьких детей. Они привезли свою бабушку, свалили её с санок на снег. 
     Дверь госпиталя отворилась. Дети вспугнутой стайкой воробьёв вспорхнули и скрылись за углом.
- Зачем же вы бабушку на снег бросили? – возмутилась Катя.
- Нам санки нужны. Мы на шоколадную фабрику идём. Ночью бомба на неё упала, мы видели, – прошептал мальчик.
- Там есть шоколадки – пропищала его спутница.
- А вёдра вам зачем? – Витя показал на два ведра.
- Там много шоколадок, – заверила девочка, – на сто лет хватит.
 Витя и Катя переглянулись.
- Давай сходим, посмотрим, что там осталось.
На развалинах фабрики был уже весь город. Взрослые и дети лазили по кирпичам и собирали землю в вёдра. Шоколадный порошок смешался с землёй. Люди собирали её в вёдра и везли домой.
- А мы санки у госпиталя оставили, - посетовал Витя.
- Иди, домой за вёдрами, а я кучу наберу, и буду охранять её, – торопилась Катя. – И санки найди. В других квартирах поищи. Только бегом, сейчас здесь ещё больше  народу будет.
Витька сорвался с места. Только его и видели.
Катя руками стала сгребать землю. Она вся перемазалась, но запах шоколада придавал ей сил. Витька тоже бежал из последних сил и вернулся быстро с санками и вёдрами.
- Ты со всех квартир что ли  вёдра собрал? – засмеялась Катя.
- Давай накладывай! Я ещё совок захватил.
- А вот тут ты молодец, сообразил.
 Дети, повеселев, уже и забыли о смерти Витиной мамы. У них текли слюньки.
- Вот бы настоящего шоколада сейчас найти, – мечтали они.            Но вокруг была только земля,  перемешанная со снегом и шоколадным порошком.  Витя и Катя набрали полные вёдра, поставили их на санки и потянули домой. А навстречу им шли  новые шоколадоискатели.  Тянуть на третий этаж вёдра с землёй оказалось труднее, чем спустить санки с трупом. Наконец они поставили свои трофеи посреди кухни.
- Я знаю, что надо делать,  - сказала Катя. – Старухи на фабрике посоветовали. Землю надо залить водой, перемешать и оставить. Земля осядет, а шоколад будет плавать наверху.  Мы его кружками соберём, и будем пить, как какао.
- Давай! – Витя  вертелся вокруг вёдер, как веретено.
Они ссыпали грязную смесь в тазы, в кастрюли, и какую-то часть оставили в вёдрах, залили водой и сели ждать, когда земля осядет.  Ждали, ждали - и заснули. Им обоим снился один и тот же сон. О том, как они едят шоколад, разворачивая его из блестящей фольги. Этому способствовал шоколадный запах, разлившийся по всей кухне. Дети спали долго: ночные приключения вконец измотали их. Но, когда они проснулись, их ждал королевский обед. Катя налила полный чайник шоколадной воды и вскипятила его на буржуйке. Они достали засохший хлеб, размочили его и стали пить шоколадный чай. Катя поднесла кружку и Саше, который не мог уже вставать.
- Чувствуете вкус шоколада? – спрашивала она у братьев.
- Да!
- Угу!
Счастью не было конца. Пусть и скрипела земля на зубах, но это не так уж и важно, если в блокадном Ленинграде к привычному запаху гари и пороха так сладостно примешался запах шоколада.



    Картошка
               

 В это блокадное утро Витьке пришла в голову замечательная мысль:
- Пойдёмте копать картошку.
Катя и Хильма  посмотрели за окно. Там уже шёл снег. Девочки, переглянувшись, согласились:
- Пойдём!
Витька воодушевился:
- Она замёрзла, но если постараться,  подолбить землю, то можно будет что-нибудь достать. Соседская девчонка с матерью ходили и накопали. Говорят, вполне можно поесть, если сварить. Только поле далеко, – болтал он, натягивая шаровары на валенки.
- Так снег не попадёт вовнутрь, – деловито добавил он. - И вы одевайтесь теплее.
Старшая сестра Хильма  подсказала, что надо взять штыковую лопату и ведро.
- И белые простыни, чтобы накрыться. За полем немцы – предусмотрительно добавила Катя.
- Это – правда, – вздохнул Витька. – Кольку убило, когда он искал картошку.
  Все замолчали, но уже через минуту  вышли на улицу. Шли долго, но от голода и  на край света пойдёшь, лишь бы достать еды. Пока шли, уже стало темнеть. Ещё не дойдя до поля, Катя, Хильма и Витя услышали взрывы и стрельбу.
- Может, вернёмся? – взволновались девочки.
Но тут взрывы стихли. Трое детей подошли к полю, накрылись  белыми простынями и со страхом увидели, как по полю то тут, то там  поднялись и зашевелились белые бугорки. Это  люди с лопатами и вёдрами. Они ползком двигаются по полю. Катя споткнулась обо что-то, упала и вскрикнула. Белое покрывало съехало с мёртвого тела женщины. Рядом с ней на платке лежало несколько картошин.  Хильма быстро схватила  их и сунула себе в карман.
- Зачем ты взяла её картошку? – запричитала Катя, сдерживая слёзы, и схватила сестру за руку, как воровку.
- Она ей больше не нужна – прошептала Хильма, и вырвала свою руку из руки Кати.
Витька кивком головы позвал их вперёд. Через несколько ползков они остановились и стали копать. Земля не поддавалась. Вокруг ползали люди. На дне их вёдер, будто камни, перекатывалась мёрзлая картошка. Наконец-то  и Витьке удалось докопаться до курня, и несколько картошин звякнули, падая в их ведро. Дело пошло. Витька долбил землю, девочки очищали её от земли и снега и кидали в ведро. Щёки их порозовели. Они предвкушали, как сварят картошку и съедят, запивая  кипятком. Взрыв раздался неожиданно, как гром среди ясного  неба.
Поле вздыбилось и замерло. Белые бугорки людей прижались к земле. Витя, Катя и Хильма лежали рядом, не шевелясь. Катя накрыла ведро с картошкой. Начался целенаправленный обстрел мирных жителей, ползающих по картофельному полю. Свист, крики слышались со всех сторон. Катя встала во весь рост и бросилась бежать. Витька - за ней. Заснеженное поле быстро покрывается красными пятнами. Всю ночь шёл обстрел. Катя и Витя валились с ног, когда добежали до дома. Только тут они заметили, что Хильмы нет.
- Она же бежала за тобой, – накинулась Катя на Витю.
- Я не видел её. Там было столько людей, и все бежали, -  кричал Витя.
- Может её убили? – заплакала Катя.
Счастливый пир не получился. Они ели вареную картошку молча. Каждый думал о Хильме.
- Может она ещё придёт?
- Утром пойдём искать – сказала Катя. Она не могла оставить сестру в беде. Ночь прошла не спокойно. День прошёл в поиске, но они не могли подойти к полю, оно обстреливалось немцами.  Вечером Витька уже не мог смотреть на варёную картошку. Он смотрел на неё, как на врага. Не раздеваясь, они свалились на диван на кухне и с ужасом думали, что скажут маме, когда она придёт с работы. Вдруг дверь медленно растворилась и на пороге показалась Хильма, грязная и обессилившая.
- Хиля, где ты была?  - Катя и Витя бросились к сестре.
- Я лежала в кустах весь день. Весь день бомбили. Если бы я встала, меня бы убили.
Хильма упала прямо у порога. Витя и Катя потащили её на кухню, где трещала буржуйка, по всему коридору из её кармана сыпалась мёрзлая каменная картошка.



                Рыба

               


            Хиля, Катя и Сашка идут медленно за мамой по незнакомой деревенской улице. Витька пропал без вести в Ленинграде,  Эстер увезли на остров Ямал, а Анна Ивановна с тремя детьми попала в Сибирь. Месяц они провели в дороге от блокадного Ленинграда до сибирского поселения. Летняя ситцевая одежда на них никак не соответствует холодной сибирской погоде. Мама непрестанно кашляет. Она простудилась ещё в поезде. Заразные болезни и грязь занимали лучшие места в деревянных вагонах. Катя на ходу мечтает о тёплом ватном пальто. Оно осталось висеть на верёвке в ленинградской квартире. Мама повесила  зимние вещи для просушки. Катя так ясно сейчас представляет себе эту верёвку. Вот Хилино пальто висит с каракулевыми воротником и  манжетами на рукавах. Она старшая сестра и любит пофорсить. Вот коричневое пальтишко младшего брата, вот мамино, а ещё на прищепках висят валенки. «Почему мама их не взяла с собой в эту Сибирь?» - подумала Катя. Месяц назад она с сестрой работала в поле, где собирали свёклу. Мама приехала к ним на грузовике, позвала, помогла залезть в кузов и их отправили сюда, в Сибирь. Катя захныкала.
- Что с тобой? – спросила мама, повернувшись назад к своим детям.
- Моё пальто. Я хочу моё пальто. Я замёрзла, – она обхватила себя руками и стала растирать ладошками предплечья.
- Рыба! – вдруг закричал Сашка и бегом бросился к реке. На её берегу несколько женщин и старик в рваной фуфайке вынимают рыбу из большой деревянной лодки и кидают  прямо на доски мостка. Окуни, щуки, лещи, несколько налимов выбивают весёлую барабанную дробь хвостами. Сашка хватает первую попавшуюся рыбину и с жадностью вгрызается в её хребет. Рыба трепещется у него во рту, а её кости трещат на зубах. Катя всплеснула руками.
- Она же живая!
В это время и Хиля взяла себе рыбу и стала есть. Чтобы не последовать их примеру,  Катя отвернулась от лодки и со слезами на глазах смотрела на вереницу людей,  прибывших вместе с ними из блокадного Ленинграда. Голодная детвора уже бежит к лодке. Это трудно назвать бегом.  Дети еле передвигают ноги, спотыкаются и толкают друг друга. Всем хочется есть.
- Деточки, деточки, что ж вы делаете? – суетится старик. Женщины бросили выбирать рыбу и встали, как заворожённые. Вдруг, опомнившись, они жестом подозвали маму и наложили ей в старую тряпицу свежей рыбы.
- Бери, бери, голубушка, накорми детей. Как тебя зовут-то?
- Анна Ивановна, –  мать прижимает к сердцу тряпицу с рыбой. Рыба бьётся возле её  сердца, которое  давно уже не прослушивается: так женщина ослабла от дороги, от холода, от голода, от войны.
- Саша, Хиля!  Идёмте, идёмте же. 
    У Сашки из карманов шаровар торчат налимы, а из-за пазухи – щука. Хиля ест на ходу. Катя сжимает губы зубами так сильно, что пошла кровь. Мама подвела их к старому дому,  который показал ей человек, сопровождающий их всю дорогу от Ленинграда.
- Ну вот, здесь мы и будем жить, – с грустью заявляет мама. – Ничего, обустроимся.
   Наступил вечер. Саше стало плохо. Он орёт, как резаный. Живот болит. Хиля стонет. Баба Матрёна, хозяйка дома, помогает несчастным, чем может.  Она уже вынула у Хили рыбью косточку из десны, растопила печь, достала несколько старых ватных одеял и плешивый тулуп, которым раньше накрывали поросят в хлеву.
- Теперь поросят в деревне нет, – бормочет она себе под нос. Катя с мамой сидят за столом и едят варёную рыбу, а Сашке и Хиле можно только пить кипяток.
- Рыбу надо есть умеючи, – поучаетет баба Матрёна. – Рыбы у нас много. Рыбный колхоз здесь. Рыбой и спасаемся. Ничего, научитесь есть рыбку-то. Научитесь.


          Трамвай
                 

             Ещё издалека Катюша испуганно закричала:
- Степан Иванович, вы, что мне Трамвая запрягаете?
На ферму Катюша всегда приходила раньше всех. Трудолюбивая и весёлая, она всем нравилась, но была очень скромной и застенчивой, совсем не похожей на городскую. И сегодня она встала рано, выпила кружку молока с чёрным хлебом, оделась. На выходе Катя повязала поверх шапки старый пуховый платок, затянула его  потуже, потому что на дворе мороз, ловко сунула ноги в валенки и вышла на улицу. Стояла военная зима. Сибирь. О Сибири она знала только по книгам, но вот попала сюда  вместе с сестрой, братом и мамой из блокадного Ленинграда по дороге жизни. Так называли полоску льда на озере Ладога, по которой на грузовиках вывозили людей из полумёртвого Ленинграда. А потом везли их в товарняках сначала до Томска, потом  сюда в Тюменскую область, в деревню Гавриловку. Мама сразу же умерла. Она ещё дорогой простыла и трое её детей-подростков остались одни в глухой незнакомой сибирской деревне. Их приютила женщина-финка. Она тоже была из Ленинграда, но приехала сюда раньше и уже успела освоиться в местных условиях. Её определили к старой полуслепой бабке Агафье, туда и привела она осиротевших детей.  Одиннадцатилетнего брата Сашу, который был младше Катюши на три года, определили на постой в подмастерья к сапожнику в соседнее село, куда Катя теперь возит колхозное молоко и навещает брата. Старшая сестра спит, приболела.  Катя оглянулась и посмотрела на свой маленький дом с двумя низкими окнами и покосившейся дверью. В Ленинграде она жила на Лиговке в большом многоэтажном доме, а тут…
- Но ведь война пройдёт, - подумала Катя и пошла по снежному насту. Снег хрустел под ногами.
- Мороз крепкий сегодня,  - вздохнула она,  путь в село Дубровное не близкий,  да лесом, но везти молоко надо. Зорька, коровушка, наверное, уже стоит, запряжённая в сани, молоко доярки надоили.
   Так размышляла Катюша и шла по деревне. Лошадей давно уже нет в колхозе, вот и возили всё на коровах. Катя сунула руку в карман фуфайки - есть ли там кусок хлеба для Саши, не забыла ли? Впереди показалась ферма.
- Степан Иванович, вы, что мне Трамвая запрягаете?- повторила она, прибавив шаг и размахивая руками.
- Не надо мне его, он же бык упрямый, не зря мы его из Борьки в Трамвая переименовали? У него же впереди кроме тупого лба ничего нет.
- Степан Иваныч, Степан Иваныч, всю жизнь был Стёпкой, да дедом, а тут понаехали городские, так сразу величать стали как-то странно. И быка нашего по-городскому прозвали. А что я могу поделать, Катюш? Твоя Зорька слегла, обессилила,- ворчал старик, проверяя крепёж тяговых ремней.
- Вот сейчас отпущу продольный ремень, сделаю послабже, авось и пойдёт Трамвай. И потянет.
Катя ходила из стороны в сторону, надув по-детски губы, и всё ещё размахивая руками. У быка из ноздрей  валил пар.
Доярки уже выставили молочные бидоны на снег. Анна Ильинична, одна из доярок, накинула перекладину с загнутым носиком на крышку бидона, зацепила  петлёй за  носик, с силой придавила нехитрый зажим.  Что-то щёлкнуло, лязгнуло, и бидон  закрыт. Ни капли молока не прольётся.
- Ну, Катюша, бери товар,- и она ушла в коровник, вытирая руки о фартук. Трамвай стоял запряжённый. Дед Степан Иванович ушёл по своим делам. Остались один на один Катюша и бык. Катя не привыкла долго стоять без дела.  Взявшись за поводья, она подтянула быка с санями поближе к бидонам и стала устанавливать их по два в ряд. На сани установилось шесть бидонов. Тяжело поднимать полные двадцатилитровые бидоны, но помощников в деревне не было. Каждый человек на счету.
- Ну, пошли!- сказала она Трамваю и дёрнула за поводья. Бык легко тронулся с места. Силы в нём ещё были. Шли они лесом по колее в снегу под горку. Катя крепко держала поводья. Бык фырчал, махал часто хвостом перед её глазами. Вдруг заупрямился, стал перебирать передними ногами и встал. Вокруг лес, ни души, огромные деревья.
- Ну, давай!- крикнула Катя. – Бык ни с места. Впереди горка. Вот он идти и не хочет.
- Что же делать? А ну двигайся, паршивец такой! – бык стоит.
Катюша сошла на снег
- Ах, ты Трамвай бестолковый! – кричала девочка и бегала вокруг быка. - Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, ехал путник запоздалый…- бормотала она.
   Руки стали замерзать, ноги тоже. Она хлопала в ладоши, била ногой об ногу, дёргала поводья. Катя понимала, что одна в лесу она может замёрзнуть. И никто не хватится её до самого вечера. Как назло, валенки прохудились. Брат обещал подшить. И она предупредила сестру, что будет ждать, пока Сашка валенки подошьёт. Так что помощи ей ждать было не откуда. Не из тех Катюша, кто падает духом.
- Ну, хорошо, давай так. Я сниму один бидон, – сказала Катя и стала стаскивать его с повозки. Благо, сани низкие.
- Давай, пошёл! – кричала она на быка, но он ни с места. Весь изморозью покрылся. Стал белым-белым.  Мычит. Катя сняла второй бидон. Откатила его от саней. А он завалился и, падая, потащил её за собой. Лежат они оба в снегу в обнимку. А бык фырчит, косит глазом. Уже в лёд укатал снег под собой, семеня ногами. Катя бросила лежащий на боку бидон и пошла за третьим. Так один за другим она стащила с саней все шесть бидонов. Вспотела, развязала платок, сняла варежки. Взяла чистый снег и растёрла им щёки, которые уже не чувствовала. Потом подошла к Трамваю,  дёрнула изо всех сил за поводья и хлестнула кнутом по замёрзшим бокам быка так, что тот вздыбился и рванулся вперёд. Сани были пусты и он быстро преодолел подъём.
- Стой! Тпрру! - кричала она. А бык шёл и шёл, не обращая внимания на её крики. Наверху он остановился. Катя сидела на снегу между быком и бидонами и плакала. Слёзы замерзали на лету. Из её слёз-жемчужин можно было бы сделать прекрасные бусы. Она опустила поводья, которые всё ещё держала в руках, и спустилась к бидонам.
- Может, их перекатом поднять на горку?- Катя развернула уже лежащий на боку бидон так, чтобы можно было его катить вверх. Дорожка была уже хорошо утоптана, но Катя ещё несколько раз пробежалась туда сюда, а потом, как в детстве, легла и покатилась брёвнышком под горку через плечо. Голова закружилась, закружились небо, сосны, ели, кедры. Даже весело стало. Потом покатила бидон наверх. Полные бидоны могли раздавить её всмятку.
- Успею отскочить, – решила Катюша. Итак один бидон был уже на санях. Другой она решила тянуть за две алюминиевые ручки с канавкой посерединке, что было очень удобно прижимать их большим пальцем варежки. Второй бидон был в санях. Где катом, где тягой, но все бидоны были в санях. И Трамвай пошёл ровной благородной походкой, будто и не было неприятного происшествия. От тяжёлой работы у Катюши зарумянились щёки. Высоко над ней пролетела большая птица, задевшая крупную заснеженную ветку, и снег россыпью полетел вниз на Катюшу. Она невольно вскрикнула:
- Нас бомбят, мама! 
    И невольно вспомнилось ей , как их везут на машине по льду, а над ними гудят немецкие самолёты и бомбят. Вот одна из бомб  попала в следующую за ними машину.



Полуторка быстро стала тонуть. В той машине ехала вся семья маминой сестры. Катюшина мама вскочила и стала бить кулаками в кабину шофёра:
- Остановите! Там люди тонут!
   Она била и била, но шофёр только прибавил газу, как бы и его  машина не ушла под лёд. Лёд разламывался так быстро. Полынья расширялась. А сверху летели новые бомбы. Катя очнулась от воспоминаний. Огромными хлопьями падал чистый и белый снег,  слышался смех детей. Катюша и Трамвай подъезжали к селу. Катя  сдала молоко. Отогрелась в мастерской у брата. Сашка заштопал  валенки. И они повернули в сторону дома. Трамвай спокойно шёл по колее, как по рельсам. Степан Иванович, распрягая быка, спросил:
- Ну, как Трамвай, не подвёл?
- Не подвёл! – сказала Катюша. И добавила:
- Когда кончится война, и мы вернёмся в Ленинград, я, пожалуй, пойду  работать водителем трамвая. И хитро улыбнулась.


               

 Содержание

1.    Колокольчики ---------------------------
2.    Подушка     --------------------------------
3.    День Иды    --------------------------------
4.    Шоколадная фабрика  -----------------
5.    Картошка    --------------------------------
7.    Рыба             --------------------------------
8.    Трамвай       --------------------------------

     Фотографии из Интернета и из семейного архива автора.
Хильма Ивановна Корчагина  9.11.1922 - 12.04.2002 гг , с 1953 года  жила в городе Сызрань,
Екатерина Ивановна Невская 3.01.1925 - 9.01.2012 гг, с 1953   года жила в городе Сызрань,
Александр Иванович Ямся   – 27.11.1930 – 04.01.2005 гг. долгое время жил в городе Сызрань,
Эстер-Катри Гявгянен 7.11.1915 – 18.10.1995 гг. жила в городе Петрозаводске,
Виктор Андреевич Полукайнен после войны жил в Таллине, дальнейшая судьба не известна  -
-  дети блокадного Ленинграда. Эта книга о них.


Редактор Харитонов В.В. – член Союза писателей России


Выражаю благодарность всем, кто помог мне в подготовке этой книги:
Шамиль Джиганшаевич Фатхулин
Светлана Анатольевна Ситникова
Марина Анатольевна Подлесова
Елена Алексеевна Окишева
Марина Викторовна Бобровникова
   


Презентация книги: https://www.youtube.com/watch?v=XKUGGBi6RVc