Сталин

               

                ПАУТИНКА ДЕВЯТАЯ - "Сталин"

В школу я пошел в пятидесятом. Понимаете, надеюсь, какое было время. Еще то! Только из нашего трехподъездного трехэтажного дома (не считая нашего полуподвала) до этого бесследно исчез один человек - дядя Коля. Ночью.
Да еще двое - из соседних в поселке. Не куда-то они исчезли, абстрактно, что, например, сейчас не редкость, а вполне конкретно - по одному "адресу".
Почему-то говорили об этом шепотом, намеками, мол "Черный воронок" увез.
И все сразу понимали... Такое время было... Даже мы, мальцы- огольцы это понимали. Зимними вечерами сидим, например, кто за столом, кто на кушетке, недавно вновь перетянутой дядей Ваней, а отец нам читает... Вслух. Знали бы вы, как мастерски он умел и любил читать! Не всякий умелец иной ныне так  смог бы. Да вряд ли! А его - заслушивались. Читать он нам предпочитал только классику. И стихи в том числе:
 - Гришутка черен, как галчонок, бела лишь - одна голова...- декламирует он.
А я себя представляю, летом. Даже фото такое есть - дядя Герман сделал в деревне. Черно - бело - желтое уже, правда. Но тем больше я похож на этом
снимке на зрелый бело - коричневый лесной орех в обрамлении побелевших осенью венчиков-лепестков лещины. Тряхни только куст - и вот он, орех: так мы с папой в лесу спелые орехи трясли. А если чуток раньше, до полной зрелости, то он аккуратно, чтобы не сломать, пригибал каждую ветвь широкими рабочими ладонями, бережно окутывал ее и перебирал сильными пальцами - от начала до самых кончиков ветвей - и уж будьте спокойны - ни один орешек не пропустит! А затем отпускал пушистую и упругую на волю - и она - у-ух!
Шумно и как-то весело, облегченно выпрямлялась к остальным в кусте...
Так вот, читает он нам, деткам своим, читает... На дворе - вверху, за окнами -
темень непроглядная, грязь непролазная, непогода, а у нас в полуподвале -
теплынь, яркая лампочка под потолком, уютно и дремотно... Но вдруг
послышится где-то шум мотора - отец прерывает чтение и сосредоточенно
прислушивается... И нам передается его тревога. И все мы, дети его, как мышата, настороженно и чутко изучаем посторонние на тихой рабочей
окраине звуки. Звуки времени и судьбы... Потом, правда, двое из тех,
исчезнувших, вернулись. Уже после смерти Его. Мы, пацаны, украдкой ходили на них посмотреть - ничего особенного. Только худые очень, да дядя Коля, что из нашего дома, сильно кашлял...А еше немного позже из нашего подвала  переселились в самый центр города Соколовы, а на их место заселили другую семью: мама рассказывала потом, что глава семейства - бабушка Тоня (хотя какая она была бабушка - ровесница мамы!), только что тоже освободилась - сидела за "колоски" - и вот ей отдали, вернули из детдомов всех четверых детей и тоже временно поселили к нам... Такое было время...
И вот я - первоклашка! Уже сам учусь долгожданному чтению и письму.
И учит нас самая красивая учительница на свете - Антонина Павловна! Но не
сразу, к сожалению, а какие-то палочки, крючечки. Буквы, слоги. Кутерьма
кромешная... Одна радость несказанная в школе - перемены! Кто не помнит
их, этих пронзительно-веселых звонков на перемену, и строгих трезвонов -
на урок. Перемены любили и любят все! Даже, по-моему, и сами учителя.
Помнится, когда я сам только-только вставал на преподавательскую стезю -
не скрою: самыми приятрыми звуками в школе поначалу были для меня   именно они - звонки на перемену...
Но вернусь к переменам своей школьной жизни. Нам, если честно, больше
доставалось на них самим, от старших. Мы- то вели себя еще смирно, послушно, как Антонина Павловна учила...А вот старшие! Нет, как говорится, слов - одни выражения: школа-то была раздельная, мужская. Ну а отсюда - и все остальное. Хотя постойте! Сейчас давно уже совместное обучение, а нравы - те же... если не хуже.
Особенно яркой и одиозной для нас фигурой был знаете кто? Ни за что не догадаетесь! "Сталин"! Эта подпольная кличка была у нас в ходу, и принадлежала она второгоднику, если не третьегоднику из шестого класса. Остальные тоже были, конечно, не сахар, но этот!!! Как трамвай без тормозов. Я сам однажды видел, как в нашем родном городе трамвай преспокойно проехал остановку,  называемую "Площадкой", и , ускоряя ход, лихо проскочил крутой поворот и,  неистово трезвоня, с ходу преспокойно въехал в многострадальный деревянный дом! И, оказывается, - не впервой! Так и наш Сталин...Не подумайте только, что так его звали вслух. Нет, и еще раз нет! Как-то про себя,
между собой, втихаря, иносказательно... А вслух - боже упаси!
И больше всех от него доставалось нам, мелкоте. И каково же было нам весело, когда его самого постигала наша участь, и неоднократно: то завуч его за ухо в кабинет директора тащит, то старшеклассники плюху подкинут, а то и сама уборщица, тетя Нюра, его по мерзкой красной роже мокрой тряпкой шлепнет. А рожа у него - еще та! При его небольшом росточке голова его была огромна, вечно растрепана, ушаста, по особенному ротаста и - диво дивное - вечно раскалена, как сковорода. Докрасна. И по-моему, не зря приклеилась к нему такая нелепая и опасная кличка...
И вот однажды он видно так допек бедную тетю Нюру, что и она, как тот
трамвай, пронеслась на большой перемене через весь длиннющий школьный коридор за этим недоумком-недорослем со своим вечным ведром и тряпкой и благим матом, на всю школу, вопила:
 - Убью, е.....й Сталин!!! Совсем з......л!!!
Вы теперь представляете всю трагикомедию происходящего?! Жуткая история!
И я удивляюсь до сих пор - как это ей сошло...Видно, не те уже были времена...
Да, кстати, когда настоящий-то умер, и мой отец об этом узнал, он побледнел, схватился за голову, повалился на кровать и зашелся от рыданий...
А мы только и могли разобрать, как он, как безумный, все повторял:
 - Родной! Отец! Как же теперь жить!?
Но жизнь - она мудрее всех...Она продолжалась. И без него. Своим чередом.
И была ничуть не хуже...
Помнится, весенним днем солнце светило особенно ярко. Небо было чистым и веселым. В школе был выходной - в честь траура...Мы с братьями, Вовкой и Шуриком, плелись от другого двоюродного - Леньки, сына моей Крестной, тети Маруси, отцовской сестры, которые жили возле Большого парка... И мы смеялись до упаду, веселились, толкались, барахтались в снегу, вставали и снова падали, и снова отряхивались... И когда были у самого входа на Стадион - всё вдруг вокруг  остановилось и замерло, и - Загудело... Долго, протяжно, тоскливо...Прощание с прошлым...В далекой Москве хоронили Сталина...
Страна горевала...
Только нам было - все нипочем. Все - впереди...На душе было весело и
вольготно...
И вам - долго жить. И радоваться...