вдовец

  Комната утопает в лучах уходящего дня. Алый закат похож на приближающееся зарево геенны. Я сижу в комнате с трупом, не в силах оторвать взгляд от окна. Наблюдаю медленное движение солнца. Его свет вызывает легкую слезливость в глазах и полное ослепление мыслей. Когда  не думаешь, то легче. Когда не помнишь, практически хорошо.
Я сижу в комнате с трупом, отказываясь думать и пытаясь забыть.

***

  За окном разгар дня. Пасмурно, кажется идёт дождь. Тучи, нависнув над улицами, отдали им свою серость, от чего даже мысли и желания стали какими-то невзрачными. Тусклый свет снаружи сохраняет полумрак в комнате, по пустой квартире гуляет сквозняк. Должно быть холодно, но я ничего не чувствую. Попытки обращения к разуму отдают болью, попытки обращения к сердцу оканчиваются тем же.

***
 
Ночью с улицы слышен смех – молодой, звонкий. Ночью снег замёл двор, а окна покрылись инеем. От одного взгляда на улицу уже пронизывает холодом, от чего каждый огонёк кажется тёплым и уютным. Закрывающиеся глаза хотят отправить меня в прошлое, этого хочет каждая ночь, неся сны о прошедшем, желая с каждой подробностью показать мне то, что я пытаюсь забыть.

***
 
  На улице весна никак не могла вступить в свои владения, от чего пейзаж казался угрюмым и безжизненным.
«Сердечно прощаюсь, люблю…»
На реверсе повторяется фраза ушедших дней.
«Прощаюсь, люблю…»
Раньше я слышал её голос, пока не заставил себя забыть его. Легче не стало, появилось чувство вины, за то, что уничтожаю те последние осколки, оставшиеся от её жизни.
Однажды напившись, я смеялся над ней, над собой, над тем, как жалок.
Сломленный, потерянный.
 Может ли смерть соединить нас? Едва ли. Видимо после забываешь всё, что было тут, иначе бы она обязательно пришла во сне.
 Ночью проваливаешься в чёрную бездну своего прошлого, которая выплёскивает на тебя безвозвратно ушедшее счастье, на что душа отзывается только тупой болью, и тебя выбрасывает обратно, жить.
 Просыпаешься, ощущаешь течение минут через тело, смутные очертания сна проявляются в голове, говорящие больше, чем фотография с черной лентой, вызывая лишь желание умереть.

 Кровать, на которой она когда-то спала, книга, которую не успела дочитать, сколько же вещей говорит о ней.
Однажды я напился и смеялся над её смертью.

 Бесцельное путешествие по жизни не хотело заканчиваться. Заканчивались только люди, что хотели бы продолжать его со мной. Что может дать новый день? Что он может ещё отнять…
«На Господа уповайте…»
 И помню, что если у одного не было бы ни рук, ни ног или даже лица, каким испытанием это стало бы для второго? Уйдёт ли он, от бессилия совершив предательство, останется, понеся этот крест, взвалив на себя бремя мученичества, заклав в жертву свою жизнь. В первом случае жизнь лишь одного была бы окончена, во втором – обоих. Есть милосердие, которое идёт рука об руку с потерей и печалью. Это ли путь к Нему? Зачем, когда отнято столь дорогое. Зачем эта свобода, когда приходится выбирать меньшее из зол, решать идти ли к Нему с меньшими страданиями или с большими. Когда мне было не всё равно, я просил милосердия, руки направляющей, руки жесткой.
 «…жив Господь…»
 Время продолжает отрывать куски моей жизни, словно голодный пёс. Время, перемешанное с печалью. Сколь раз я вопрошал, когда же, когда конец этому, и только жестокое молчание в ответ.
 Как чудесны были когда-то мои дни. Дни, что отучили от смачных пощечин и плевков жизни.
 Я пил и смеялся над ней, над её смертью, над своей тупой, ничтожной жизнью.

 Тонкая огненная линия проходит по горизонту, перечёркивая высотки.
ночь тёмным дымом из труб ложится тенью на город, на пустой двор, заполняет комнату и мою жизнь.

 Я сижу в комнате с трупом. Вижу и ощущаю везде и во всём это присутствие, напоминание. Всё это память о мёртвом, о трупе. Все эти образы создают ощущение её мнимого присутствия.

 
***
   Серый свет из грязного окна тускло освещал кухню и сидящего в ней мужчину средних лет. Вскипел чайник, подогрелись остатки вчерашнего  ужина, быстро позавтракав, он свалил посуду в раковину.
В доме было тихо. В этой тишине он оделся и отправился на работу. Когда, вечером, он вернётся домой, квартира встретит его той же пустой тишиной.

  «Сердечно… люблю…»
  Строчки письма режут своей окончательностью безвозвратно ушедшего.
  Вслух не скажешь о том, что так дорого, слёз не проронишь. Слов не осталось, всё сказано, и от слёз ничего больше нет.