Один рабочий день главы сельской администрации

       Еще открывая замок на двери здания администрации, Анна Владимировна услышала трели телефонного звонка. Телефон звонил и звонил не умолкая. Анна посмотрела на часы, они показывали половину восьмого.
– Да кому же это не терпится? Рабочий день только через полчаса начнется.
Она подошла к письменному столу и взяла трубку.
– Да, слушаю Вас.
В трубке послышался кашель, кряхтение, а потом она услышала голос директора совхоза:
– Анна Владимировна! Нам с Вами нужно съездить в Рожково, поговорить с народом о сдаче в аренду сада. Он уже старый, урожая почти нет, так что подумайте, как провести сход жителей.

  Через полчаса Николай Иванович, директор совхоза, мужчина шестидесяти с небольшим лет, с красным, обветренным и загорелым лицом, и Анна Владимировна, глава сельской администрации – молодая женщина лет сорока, стояли в кругу жителей деревни Рожково. Все с любопытством рассматривали женщину. Она переехала с семьей из города, работала в школе учительницей и весной этого года ее избрали главой администрации. Директор стал убеждать народ в том, что сад уже старый и не дает никакого дохода, что его необходимо сдать в аренду Петрову Ивану Ильичу, который обещал привести сад в порядок. Все недовольно загалдели. От имени жителей деревни заговорил Дмитрий Васильевич Казанов, бывший директор соседнего совхоза, а сейчас пенсионер:
– А ты, дорогой Николай Иванович, не подгоняй нас. Это вопрос серьезный. Совхозное стадо где пасется? Правильно, у речки. А наше где будет пастись, и где мы сено будем заготавливать? В саду!
И видя, как председатель покачал головой, не соглашаясь с ним, продолжил:
– Ты скажешь, что совхоз продает корма всем желающим. Продает! А мы ведь пенсионеры и денег-то у нас немного, поэтому траву косим сами и сенцо сами заготавливаем. А ты вокруг-то оглянись, где еще мы покосы найдем? За сто километров от дома? Нет, так дело не пойдет. Не согласны мы на эту аренду. А вот этот товарищ, что ты привез сюда, раньше работал директором сельхозтехники, успешно развалил все дела, а теперь и до нас добирается. Не бывать этому!
И, обращаясь к соседям, сказал:
  – Голосуем, кто против?
Все жители деревни дружно подняли руки.
   На обратном пути директор совхоза выговаривал Анне Владимировне:
– Вы тут человек новый, не понимаете политики села. Промолчали вот, не стали уговаривать население сад в аренду отдать, а зря. Иван Ильич деловой человек. Он бы яблони в порядок привел, пчелок бы завел. И ему, и совхозу была бы польза.
Анна возразила:
– А людям где же скот пасти и сено заготавливать? Ведь вокруг все распахано, ступить некуда. Вы вон из земель деревни шесть метров луга прихватили и распахали. И так во всех населенных пунктах поля почти к домам подвели, а это неправильно. Это раньше совхозам все позволялось, а сейчас не то время, все земли на учете. Стада же во всех деревнях значительно увеличились. Вон в нашей Ивановке уже на два стада скот разбили – пасти трудно такое количество голов.

             Николай Иванович замолчал и не сказал ни одного слова до самой конторы. Он думал о своем:
– Вот, приехала городская финтифлюшка, ничего не понимает, гнет свою линию, да и только. И сегодня назначила сбор жителей села, покосы делить собираются. Да кто на делянки свои выходил раньше того, как совхоз корма заготовит? Никогда такого не было. И ничего, с голоду не пухли!

            Он повернул голову к Анне Владимировне и спросил:
– Сегодня все-таки покосы делить будете?
И, не дожидаясь ответа, сказал:
– Вот при Сталине Вы бы на Колыму враз бы попали за свою деятельность. Жаль, время то прошло. За колоски людей сажали, и Вы бы не миновали этой участи. А сейчас ни власти, ни обкома – делай, что хочешь!
Анна возразила:
– Пока ваши трактористы и комбайнеры на работе, старики и дети траву скосят и уберут. Никому ущерба не будет. Вы каждый год эту траву косить чуть ли не в сентябре разрешаете, когда трава на корню высохнет и толку уже никакого от этого сена. А народу чем скот кормить прикажете? Я знаю, вы работникам совхоза в счет зарплаты привозите сено, а пенсионеры как же? А учителя, воспитатели, клубные работники? Им-то что делать?
Николай Иванович громко хлопнул дверью машины, раздраженно что-то пробубнил в ответ и пошел в свой кабинет. Анна Владимировна тоже пошла в здание сельской администрации.

   Приближалось время обеда. Почти все сотрудники администрации обедали на месте – жили далеко. Дом секретаря администрации, Надежды Петровны, находился поблизости, и она уже собралась домой, но задержалась, так как в кабинет вошла Акулина Степановна Котова, старушка лет семидесяти, невысокая и худенькая. Она поздоровалась и осторожно присела на краешек стула, стоящего у стены.
Анна спросила ее:
   Что Вас привело к нам, Акулина Степановна?
Старушка недовольно передернула плечами и сказала:
– Вот Вы вроде грамотный человек, а с народом разговаривать не умеете. Вы меня сейчас очень обидели.
Анна в недоумении спросила:
– И чем же это я Вас обидела, Акулина Степановна?
– Да тем, милушка моя, что меня все зовут бабой Линой, а Вы меня Акулиной назвали
А в паспорте у Вас как написано? – спросила удивленная Анна Владимировна.
– Акулина Степановна.
– Ну, вот! И чем же я Вас обидела, не пойму.
Бабулька заерзала на стуле и сказала:
– Не зовите меня Акулиной, не люблю!
В бухгалтерии послышался сдавленный смех. Два бухгалтера и секретарь старались сдержать его, но, видимо, не очень получилось. Баба Лина успокоилась и, кося глаза в сторону, сказала
– Я ведь что пришла. Дедушка мой сейчас пообедал, лег на диван, ножкой дрыгнул и умер. Давайте мне, женщины, талоны на продукты и водку. Хоронить его надо.
Надежда Петровна вышла из другой комнаты.
Анна Владимировна сказала бабе Лине
– Идите домой. Сейчас медсестру вызовем. Надежда Петровна на обед пойдет, и они к Вам зайдут.
Старушка как-то оживилась и быстро затараторила
– Да зачем к нам заходить-то? Умер и умер. Ему почти восемьдесят лет.
Анна Владимировна возразила ей
– Таков порядок. А как Вам заключение о смерти без осмотра выпишут? Так что идите домой, к Вам сейчас наши работники придут.
Старушка с недовольным видом ушла

   После обеда в здании администрации долго раздавался смех сотрудников. Надежда Петровна рассказала о том, как они с медсестрой посетили квартиру бабы Лины:
– Заходим, бабка нас в зал не пропускает, не хочет деда показывать.
Ну, кое-как Мария Николаевна, медсестра, протиснулась в дверь. Позвала меня. Захожу в зал, а дед храпит себе на диване после обеда. Баба Лина же сделала невинное лицо и сказала, что ошиблась и мужа за покойника приняла. Вот, прохиндеи старые!
А потом вздохнула и сказала:
– До чего же перестройка всех довела. Ничего купить нельзя. Живи, народ, как хочешь! Особенно трудно старикам выживать. Вот на всякие хитрости и пускаются. Сын у нее должен приехать, так вот бабка и решила водочкой и продуктами запастись. Потом плакала очень и прощения у нас просила. Все боялась, что в милицию сообщим.

         Наступила тишина. Все думали об одном и том же, о том, как трудно стало жить. Строили, строили коммунизм и приехали.
 
   Надежда Петровна, продолжая начатый разговор, сказала:
– Хорошо, свое хозяйство выжить помогает. А сколько сил отнимает это самое хозяйство! Встанешь пораньше, да ляжешь попозже, тогда что-то иметь будешь. Да все это для семьи только. На рынке продавать – себе дороже, пока приедешь, пока место найдешь, а его трудно найти. Рынок хоть и называется колхозным, нам, колхозникам, пробиться на него трудно, одни азербайджанцы да туркмены торгуют. А цены такие, что впору плакать.

   Галина, бухгалтер администрации, подхватила разговор и рассказала, как она продала дома свинину. Пригласила врачей и медсестер из местной больницы, и получилось так, что денег от проданной половины туши едва хватило на песцовую шапку дочери – студентке. А поросенка растили целый год! И, тяжело вздохнув, Галина продолжила:
– Да вот еще сено заготовить надо для овец и коровы. Муж и я на работе, только в выходные можем покосить траву. Родители уже старые, им тяжело. А купить сена – дорого очень. Вот и рвемся и детей своих в кабалу загоняем с детства. – Она замолчала. Вторая  женщина – бухгалтер, Татьяна, сказала Анне:
– Вот, какая Ваша судьба! Думали ли Вы, что когда-нибудь придется жить в деревне да еще такими вот делами заниматься – покосы делить да землю измерять?
И сама себе ответила:
– Ну, что ж, работа такая!

   До шести часов вечера Анна успела сходить в школу к директору. Через день их вызывали в административную комиссию по вопросу о неблагополучных семьях. Потом посетила семью учительницы школы Тамары Алексеевны. Та пожаловалась на мужа, который сильно пил, а во хмелю норовил жену ударить. Бедной женщине не раз приходилось ночевать в школе. А ей уже исполнилось шестьдесят лет, а мужу – еще больше. Какое же уважение среди населения будет к учительнице?

   Супруг учительницы был уже изрядно навеселе. Поначалу он не хотел разговаривать с Анной Николаевной, а потом, видя, что женщина настроена воинственно и не отстает от него, пообещал, что жену позорить больше не будет. Когда Анна Николаевна ушла, он сказал Тамаре Алексеевне:
– Ну, ты и привела эту пиявку, всю душу мне вынула своими нравоучениями. Но на административную комиссию не хочу попасть, придется притормозить. – Он тихонько прошмыгнул в свою комнат.

   В шесть часов вечера работники администрации подошли к автобусной остановке – месту сбора. Жители села были уже на месте. В центре толпы стояла симпатичная женщина – маляр совхоза Нина Федосова. Она  что-то громко говорила своей подруге, тоже Нине. Анна Николаевна услышала только последние фразы.
Ну, что я тебе сказала? Не послушает она председателя совхоза, и покосы делить будем сегодня. Она сама себе начальство!

   К толпе подъехал совхозный сторож на вороной лошади, запряженной в телегу, и громко крикнул:
– Женщины, садитесь, подвезу!
На телегу взгромоздились женщины постарше. Оставили место и Анне Николаевне. Сторож весело прокричал ей:
– Вот Вы тоже при транспорте, а то все на ногах да на ногах.

   Повозка тронулась. За ней двинулась процессия: на мотоциклах, на легковых машинах, на велосипедах, а кто-то – просто пешком. Дорога проходила мимо центральной усадьбы совхоза, потом все свернули за зернохранилище, на проселочную дорогу. Стоял теплый светлый вечер. Ветер угомонился, перестал шуметь ветками деревьев в посадках, расположенных по сторонам дороги. Вокруг раскинулось пшеничное поле. Настроение умиротворения и покоя охватило женщин, сидящих на повозке, и одна из них звонким голосом запела песню «Как при лужке, при лужке…». Остальные громкими звонкими голосами подхватили ее. И вот уже вся колонна, громко распевая песни, приблизилась к лугу.

   Несколько дней назад работники администрации с добровольцами из местных жителей промеряли луга, и теперь только нужно было установить очередность. Заранее заготовленные бумажки с номерками скрутили и бросали в темный полиэтиленовый мешок. Староста деревни, Ольга Ивановна, потрясла его, и начался дележ. Составили список. И вот уже мужчины начали отмерять делянки. В вечерней тишине послышался стук топоров и молотков. Забивали колья, отмечая границы участков. Несколько мужчин сразу начали косить траву на своих делянках

   Наступили летние сумерки. Солнце повисло над дальним лесом. На землю опустился туман. Осталось немного времени до темноты. Но работа закончена, и все оставшиеся люди снова взгромоздились на телегу и свой транспорт и отправились в село. Песен уже не пели, устали. Тихо переговаривались в быстро наступающей темноте.

Домой Анна Николаевна вернулась только около одиннадцати часов вечера. Рабочий день закончился.