Обуздание изгоев

                (рассказ)
Людмила Антоновна держала  Лёшу за руку не сильно, но надёжно - он чувствовал и сознавал, что просто так ему от неё на этот раз сбежать не удастся. Смирился с судьбой - стоял спокойно, только смотрел на окруживших его ребят зло и враждебно.
 Они столпились вокруг «героя»  ровным кольцом, рассматривали его внимательно... Задерживали взгляд на деталях одежды, причёске, обувке, а потом начанали высказываться.
 
 Первой сообщала Оля:
-Лёша курит! Посмотрите, какие жёлтые у него пальцы от табака! Они даже с мылом не отмоются...
Все уставились на его пальцы. Людмила Антоновна  распростёрла его  ладошку на своей мягкой материнской ладони — маленькую, худенькую и грязную,- она была и в мазуте, и в угле, и, конечно же, в жёлтых «прокуринах». Погладила её своей  сверху, в надежде, что не измажется, и тихо отметила:
-Курит! Это факт! - потом нежно, с улыбкой, показала его ладонь всем:
-А форма  руки какая красивая! Это ваятель! Художник! Ему покорится ремесло!
-Он будет рисовать? - переспросила Оля. Потом сама себе ответила - нет, я за художника замуж не пойду! Маляры все пьяницы - им бы только квасить... Так  моя бабушка говорит!
- А я на тебе  жениться не собираюсь! - сердито навострился Лёша. Даже уши у него стали красными. И отвернулся от Оли, - никогда не знал такой  гражданки! Чужая она мне! Чужая!
Говорил не только сердитым голосом, но и  всем своим независимым видом.
Потом голубые его глаза заприметили опечаленную чем-то Катю. Она думала о своём и, возможно, в суть разговора не совсем вникала. Лёша встряхнул её своим озорством:
- Я на Кате жениться буду!
Все оторопели. Вот так даёт! Больше  всех удивилась сама Катя. Она манерно выстроила позу и очень важно произнесла:
-Давно ли вы воспылали ко мне любовью?  –  театрально запрокинула голову и протянула руку вверх ладонью. - Помню, у тебя пол яблока выпросить не могла совсем недавно...
-Нашла у кого просить! - возмутился Фёдор, - он сам вечно голодный...  Как воробей,  - по дорожкам сухари подбирает!
-Чё придумываешь!- дёрнулся Лёша в драку, но рука была защемлена, как в наручниках, Людмилой Антоновной.
Лёша не на шутку рассерчал на всех сразу:
-Я про  вас всё знаю! Я расскажу  про каждого!
Он обводил глазами круг ребят выискивая жертву - с кого начать! Решил досадить тому же Фёдору:
-За гнездом с птенцами кто на клён лазил!? Ха-ха! Мордашка у таких в конопушках! Не ты ли, Федот-удалец?
Все потянулись поближе посмотреть на Фёдора, хотя добротные — коричневые и густо посаженные - его веснушки были видны отовсюду. Алексей решил не давать опомнится и другим:
- А ты егоза! Скрепки из ящика стола умыкнула!? - ехидно скривил он лицо перед Катей, - а потом все ахали: «Где скрепки? Где Скрепки? Как привесить картинки к доске?»
Он, вероятней всего, про всех знал какую-то правду, да и рассказал бы про неё  во всеуслышание, но из ряда вышел хромой Ваня и направился к Людмиле Антоновне.  Он загодя потёр угольком свою ладошку, а теперь  показывал её учителю:
-А моя ладошка, о чём говорит?  Ваня кто?
Все невольно рассмеялись, а Людмила Антоновна Ваню пожурила:
-Чтоб её рассмотреть, надо, прежде всего, вымыть её хорошенько... - и всем скомандовала - пошли мыть руки, и на обед!
Она не выпускала  руку Лёши, и Ваню прихватила с собой.

Школьная столовая располагалась на втором этаже. По широкой лестнице, с высоковатыми для детей Людмилы Антоновны ступеньками, они медленной оравой поднимались к рукомойникам, мыли руки, а потом шли рассаживаться по местам. Каждый знал своё - сколько надо было терпения, чтоб приучить их к этому?
Школьники из других классов любили смотреть на учеников 1Д,-дразнить их всякими обидными словами на «дэ»: дураки, дебилы, двоюшники, дубины...Правда, при виде учителя успевали ретироваться.
Прозвища и обзывалки - это так себе! Сами переживали, чтоб не нарваться на то имечко, которое придумает им Лёша. Оно прилипало банным листом к одному месту - не оторвать! Одна учительница  повсеместно уже называлась Гитарой — за свою выразительную колоритную фигуру. Сам директор школы получил имя Бычок за сходство с художником Коровиным — коровий сын.  Зажигалка - старшая пионервожатая,- горячая, крикливая...
И не припомнишь, сколько имён он дал взрослым, а уж своим ровесникам - не сосчитать...
Людмилу Антоновну беспокоило другое. Ученики немного старше отбирали у её малышей сладости, толкали их, запугивали...Пятиклассник  Саша - по Лёшиному прозвищу Жир -  садился на малыша и хладнокровно наслаждался его плачем и стонами - весом был не менее килограмм шестьдесят... Мог и косточки поломать...

Она сегодня увидела его и позвала к себе рукой. Саша «напустил» на лицо «броню» - суровую непроницаемость.
 Его всегда все отчитывали, стращали и обещали  разборками,- будущими, скорыми, неотвратимыми... Результатов никаких!
Он и изобрёл для себя на лицо «броню»….
-Саша! Я давно хочу тебя попросить о помощи... - Людмила Антоновна погладила его по широкой спине, заглянула в большие цыганские  глаза, заговорила с ним участливо,серьёзно,- без тебя, мне очень трудно!
Саша пригляделся к учительнице будто-бы со стороны — впервые уловил в речи старшего что-то новое, - будто бы не кривила душой...
-Ты же видишь какие мы беспомощные! - она говорила шопотом - только с ним, по секрету. - Будь моим помощником... Чтоб никто не обижал моих дэшников... Их обижать - это издеваться над птенцами, - над беззащитным пересмешником...
Саша невольно её слушал, менялся в лице - растаяла понемногу «броня» В глазах сверкнули живые детские огоньки, мягкая улыбка на пухлых губах выражала заинтересованность.
-Такого сильного красивого мальчишку будут слушаться! Все эти бездумные пустышки не посмеют  трогать малышей... - Людмила Антоновна говорила так убедительно и искренне, что Саша по-доброму — и правда! - размягчался... Потом он спросил:
-А когда? –  глянул на маленьких и худеньких - своих постоянных теперь уже подопечных - и улыбнулся  про себя. Ему это нравилось. - Я попробую!
-Я о тебе буду говорить только хорошее! Тебя станут уважать! Как защитника...

Саша ушёл. Он медленно двигался вокруг столов и уже через несколько минут
послышался его голос: «Отдай ему назад!»
Кто-то отобрал у дешника печенье... Пришлось вернуть!
Двое шептались:
-Жир рехнулся! Охранником! Надзирателем пошёл служить!
-Может передумает?….

Прошло совсем мало времени и Саша стал для дэшников надёжной защитой. Они встречали его везде, как  старшего брата, о нём рассказывали своим родным, ним гордились.
Чтоб получить его расположение,  ровесники ему торопились поведать что-либо интересное про маленьких подопечных - знали, что ему это нравилось.
Ещё ему очень льстило, когда на линейке Людмила Антоновна в числе своих учеников-помощников называла и его имя.

Дети с задержкой психразвития собирались по всем школам города. Класс «дураков» возник моментально, - так же быстро о нём разнеслись всякие кривотолки. Неприятие проявила, прежде всего, некоторая часть родителей, родственников тех, кто занимался их постоянным надзором, заботой об их учёбе, систематическим воспитанием. Людмила Антоновна «под микроскоп» рассмотрела семьи своих подопечных и  только убедилась - большинство их — самых разных семей - не благополучные. Справедливости ради,- и часть учителей младших классов необходимым профессиональным качествам не соответствовала.
Уродливости от учительства - сколько бед они натворили!?

Петя Уваров  при слове «учитель» бледнел и покрывался холодным потом. Его первая учительница была инвалидом - у неё не было выше колена ноги. Она садилась у своего стола, клала деревянный протез на дополнительный стул, а правой рукой подымала костыль над головой из-под мышки и противным пропитым голосом кричала:
-Тише! А то дам костылякой по мордяке!
Несправедливой судьбе было угодно, что-бы тот вершащий зло жезл ударил безропотного Уварова Петю.
 Как уж там получилось, известно одному богу, но ученика-первоклассника с того момента не стало... 
Он всем своим слабеньким и несовершенным существом возненавидел всю школу,- с её обитателями, укладом, устройством, шумом и тошнотворным воздухом...
 Воля отца выталкивала его, однако, в такую клоаку, чтоб он кипятился в том непереносимом вареве,- сам упёртый Уваров-старший при этом превращался на глазах сына в злого монстра. Страх загонял малыша  под парту, в тёмный угол, подстрекал убегать бесстропным сквером подальше от «тюремной цитадели», слоняться днями где-то  вдали, на пустырях, голодать и плакать, желать себе смерти...
О какой учёбе могла идти речь!?
О случае с учителем забыли очень скоро, а Уваров в памяти остался...
«А, Уваров!» - восклицая и качая головой, представляли воочию худенького печального,  неподдающегося обучению и всяким другим педагогическим уловкам  зверёныша...
Людмила Антоновна с первого дня носила его на руках. Он доверчиво утыкался носиком в неё  и молчал - неподвижно застывал и сидел спиной ко всему миру. «Он чуточку приболел!» - говорила она в его защиту. Следила за его питанием, писала его рукой каракульки в тетрадке, только ему шептала на ухо стишки или сказки. Вскоре он перестал бояться ходить по классу - даже во время урока подходил к её столу, чтоб посмотреть ещё раз на свою учительницу.
Вскоре водить в школу его стала бабушка. Он обещал ей не убегать и слушаться. День для всех был праздником, когда она шепнула, что Петя сам попросился  идти поскорей в школу.

Братья Геворгяны  представляли собой одно энергетическое биополе. Вечный непрерывный вихрь издающий шум и пыль!
Очень скоро Людмила Антоновна напросилась к ним в гости. Удивились, но бездумно решили согласиться на предложенную авантюру, не ожидая от неё какой-либо беды.
 Шли пешком в зелёный вишнёвый район, где размещались частные подворья давно живущих там армян.
Осенний день светился  в  золото окрашенной листвой, мягким блеском не жаркого солнца, лужицами меж деревьями от недавних дождей. Шли не спешно, говорили о незначительном. У дворов сидели   бабушки - раздаривали свои незлобивые улыбки, принимали такие-же от прохожих, обменивались приветствиями. Людмила Антоновна на минуточку останавливалась, сообщала, куда идут они, зачем... Геворгянов знали все. Торопились сообщить, какая это нечистоплотная, запущенная семья, какие там невоспитанные, недобрые дети - их упрекали. Жалели мать, которой они не помогают...
-Бедная мать, и обосранные дети! - сказала во всеуслышание старенькая бабушка, ничуть не тревожась о том, что геворгяновские отпрыски - Андрей и Сергей - навострили уши. Те от души рассмеялись над словами, но Андрей вскоре насупился как «мышь на крупу» - он аж осмотрелся на себя сзади - и надолго приумолк.
 Людмила Антоновна ненароком - про себя раздумывая - поинтересовалась:
-Почему они говорят только плохое!?
Братья переглянулись. Улетучилась их беззаботная весёлость, с лица Андрея уже давно улетела бабочкой постоянная беспечная ухмылочка.
 Не далеко от собственного дома, он спросил:
-Вам к нам ещё не расхотелось идти?
-Нет! Нет! - убеждала Людмила Антоновна. Но вдруг - она встрепенулась обеспокоенная, - я же совсем забыла! Обещала быть дома к этому времени!  Будут ждать мои домашние... Расстроятся! Подумают — что-то случилось?….
Она виновато улыбнулась ребятам, погладила Сергея по курчавым волосам, -шепнула в ушко, что «надо бы постричься» - и, уже решительно, сказала:
- Не повезло! К вам - на следующей неделе! Маме привет!.. –  остановила пробегавшее такси. Углядела, - на уста Андрея вновь   водрузилась бабочкой улыбка.

Золотая осенняя пора прибавилась «бабьим летом» и теперь хотелось, чтоб так продолжалось бесконечно.
 Людмила Антоновна со своим сыном - четвероклассником Андреем - решили прогуляться, а потом возник план:
-Давай посетим Геворгянов! Мне однако к ним надо - обещала ведь...
-Нагрянем неожиданно! Будет удивление! - согласился Андрей, и они направились к их дому.
Приветливо их встречали бабушки, уже - как старых знакомых - приглашали посидеть, поговорить о чём-нибудь... Знали, что они идут до Геворгянов, делились новостями:
-Мать ими не ненарадуетя! Ожила!  Изменились её сынки к лучшему - стали во всём ей помогать. Посуду моют, полы, постели убирают за собой. Вскопали всю делянку на зиму перед домом. Младший всё подтягивает старшего по математике и чтению, - наперебой сообщали старушки - видно, им тоже было не безразлично, что дети изменились, - теперь они не проходят мимо, чтоб не поздороваться.
- Сергей предложил у меня яблоки  снять, пока птицы не склевали, - смеялась добросердечная женщина, - а я не успела ответить, как он предостерёг: «Можете предварительно пересчитать!» Вот потеха! «Мои самые лучшие десять! Остальные - все ваши! Идёт?»  Он почесал затылок, и согласился. Ведро яблок заработали у меня...
Помытые яблоки «осенний налив» - те самые!- оказались в руках внимательных  слушателей. Вызревшие до светящейся ядрёной белизны, они сохраняли осеннюю прохладу и запах увядающей прели.
Двери им открыл Сергей. Братья действительно удивились. Хотели усадить гостей, но и стулья, и спальные топчаны были на грани разрушения. Присесть опасно. В спёртом воздухе плавало мелкое взвешенное отребье перьев - итог фехтовальных боёв подушками. Выкрашенные в тёмно-зелёный цвет панели спальни придавали ей облик тюремного подвала.
 Пришлось открывать все форточки и двери.
 Места для приготовления уроков не было,- книги неряшливо  разбросаны в разных местах. Где читали...
Людмила Антоновна передала похвалу от уличных бабушек, сама отозвалась одобрительно о «маминых помощниках», предложила несколько вариантов улучшения домашнего быта, и они с Андреем поспешили на простор улиц - где летала серебренными нитями меж золотых звенящих листьев паутина «бабьего лета»….
-Мама, давай никогда не будем жить в такой квартире, - говорил ей сын, когда вдоволь надышался сентябрьского кислорода, - лучше всего в нашем маленьком домике!

Леночка Карова  родилась  и жила внучкой безвременно ушедшего в мир иной писателя Бориса Карова. Писательское наследие знаменитости её ещё не коснулось, но представление о том, что она по особому значительная уже только из-за своего происхождения, она имела. Мама и бабушка на неё дышали с особой теплотой, все эпитеты о том, что она самая красивая, умная, талантливая, что у неё лучший голос, лучшие способности импровизации, были нею восприняты, как безусловные данности. Если кто-то сомневался и не видел этого - он, конечно же, слеп, туп и глуп...
 И им не друг!
Именно по разумению взрослых, вокруг неё не было ей подобных, тем более, во множественном числе, а было нескончаемое число этих самых - слепых, тупых и глупых...   
 Она много раз могла переспрашивать бабушку: «Почему Дед Мороз сказал, что отдаст подарок самой красивой девочке, а отдал не мне?»
 
Желаемое могло бы стать реальностью, если бы не обидные особенности Леночки -  у неё была проблема со слухом. Пока это выяснилось достоверно, пока  нашли методику лечения, пока неповоротливая проблема обвешенная сотней этих вездесущих «пока» чуть сдвинулась с места, Леночка отстала в своём развитии. Ни  речь, ни  песенный голос, ни память не стали её ценнейшей особенностью, а притязания к своей личностной оценке остались.
 Старшие со временем перестают ей в этом угождать,- у неё портится характер. Внутренне, она улавливает  ритмы, а это надежда на то, что ей светит карьера танцовщицы, может балерины. Призрачная  и зыбкая эта надежда, но есть.
 Мама и бабушка настояли на обычной средней школе, - там она будет осваивать речь, но московские чиновники прислать ей качественный слуховой аппарат не торопятся.
Со своими прежними одноклассниками она не сдружилась - чуть что, и её подымали на смех. Девочка комплексовала - она билась в истерике, падала в обмороки, убегала со школы и из дому...  При всей необъятной любви к своему чаду, её мама балансировала на грани психологического срыва. Импульсивна, экзальтированная особа прекрасной наружности, ощущала себя разбитой и потерянной в этой жизни и вся вина за свою несостоятельность  ложилась на бедную Леночку.
 Бабушка развенчанной принцессы замкнулась в себе, - она всё делала для леночкиного блага, но её  усердий было явно недостаточно.
 Людмила Антоновна всё делала для создания вокруг Лены обстановки терпимости.
 Умение терпеть и переносить слабости и просчёты других, не такая уж простая в школе проблема.
Среди детей, где каждый в чём-то ущербный, почву для разжигания взаимной вражды и ненависти и создавать не надо - она сама вызревает!
 А луг для собирания солнечных зайчиков,- чтоб образовалась поляна радости - надо очень тонко выстроить и правильными реагентами удобрить.
Трудно ей было!
Ну, уж такое учительское ремесло!
Лена стала ведущей актрисой в классе. Каждую субботу она танцевала народные хиты для своих ребят, а они выстукивали нужный ритм  деревянными палочками, - тоже надо было научить!
Это всем нравилось! Потом были концерты для «брата Саши», для других значительных персон, где восседали юбилярами бабушки и мамы, гости из  параллельных классов...
 Бабушка записала Лену в танцевальный кружок в городском ДК. Она сама ожила, вместе с её успехами.
 А мама Лены на личном горизонте заприметила восходящую розовую тучку, - явный признак своего долгожданного счастья....

Часто и без всякого особого повода в классе появлялась завуч школы. Сама инвалид на ногу, она сочувствовала всем дешникам,  особенно инвалидам детства.
 Но больше всего её интересовала сама Людмила Антоновна. Она полагала, что та лишена положительных эмоций. Большая хлопотливая работа с педагогически запущенными детьми ничем не компенсировалась. Разве что маленькой прибавкой к традиционно нищенской зарплате учителя.
Приходил один раз директор школы. Внешне он был похож на художника Коровина, чей портрет размещался в школьной галерее в рекреации - чертами лица и статью, цветом волос, формой бородки, взглядом карых коровьих глаз. Дети его вообще не восприняли как значимую личность. Один только Лёша поинтересовался у Людмилы Антоновны, хотя она уже раза три его всем представляла: «Это что за дядька?»
И привесил ему прозвище: «На  Коровина похожий! Коровий сын — Бычок!» Многим сразу понравилось: «Бычок — гэ-гэ...»
 Он просидел минут десять, потом молча и незаметно ушёл. Видно не предполагал, что из таких детей может что-то толковое получиться,- и что его учителя хватит надолго...
 Начальники города переговорили о новом спец классе «приватно», вероятно, это был не самый лёгкий диалог о наблюдении очевидного - набоч!- и пришли к выводу, что нельзя «погонять вороных», - «пусть всё развивается само по себе»….

В школу зачастили любители «посмотреть и пощупать» самолично - этакие энтузиасты-любители, учителя-новаторы, инспектора, заведующие, директора школ. Убеждались в бесперспективности: процесс упущен, - если-бы  всё немного пораньше!
Людмила Антоновна думала по другому. Основная причина скрывалась в дефиците любви. Или в её отсутствии вообще...
Созданием такого котла, где варятся все в напитке - эликсире! - всеобщей любви, они и собственно  заняты...
Ласточкино гнездо, где нет страха, ненависти, а только труд, ради настоящей жизни, во имя раскрепощённого творчества...
Так полагала...
Второй раз директор школы пришёл к ним погодя, - застыл, приподняв брови, удивился.  Класс при его появлении встал и медленно, но уверенно поздоровался:
-Здравствуйте, Андрей Николаевич!
Кому-то надо было больше времени и, покуда он заканчивал здороваться, все терпеливо ждали. Директор сел в конце класса. Тихонько прихрамывая, со своего места к нему пересел Петя. Он заговорщицки шепнул ему:
-Все позавидуют, что я с директором школы рядом сидел! - потом затих и только немного погодя спросил шопотом:
-А вы Людмилу Антоновну боитесь?
-Конечно! Она - если поделом! - то о-го-го!- шепнул ему директор на полном серьёзе и приставил к губам палец. Петя согласно кивнул головой и принялся за чтение.
Людмила Антоновна объявила в начале урока, что Андрей Николаевич пришёл послушать, как они читают. Вот уж они старались! И громко, и выразительно, и по ролям, и с пониманием смысла прочитанного, и с умением пересказать кратко главную мысль, и читать на скорость новый текст  - всё они делали очень заинтересованно и серьёзно. Андрей Николаевич их в конце урока похвалил. И сказал, что они теперь ничем не отличаются от ребят из других классов.
Они в свою очередь подарили ему «семь минут радости». Танцевала Лена Карова свои танцы, а все воодушевлённо выстукивали мотив палочками.

Маме  Валеры Чесова сказали прямо - открытым текстом! - чтобы она оставила его в роддоме. Ребёнок болел ДЦП. Но она  его и свою судьбу решила однозначно и решительно - Валера будет расти в доме, у мамочки.
 Её трудности не перечесть, но может и было для неё в том спасение и высшее счастье!?
Смысл жизни кто-то усердно ищет, порой долгие годы и безуспешно, а она своё великое на земле предназначение - дать жизнь другому - увидела и определила сразу-же и окончательно.
Старшая её дочь-отличница приносила в дом так много радости, что хватало для всех положительных эмоций, но и Валера учился прибавлять свою лепту во всеобщее семейное благо. Ему не делали скидку на то, что он инвалид. Потому своими безусловными успехами в учёбе - особенно в математике - он был впереди. Атмосфера семейного уклада их семьи была лёгкой, возвышенной, и  простой одновременно.... Все шутили, рассказывали о своих делах с улыбкой, и Валера - замечали - обладал недюжинным чувством юмора.
Он обучался на дому, иногда мама привозила его в инвалидной коляске к школе, тогда каждый обязательно старался его прокатить. Он был своим - уважаемым  одноклассником.
На классном часе, где каждый рассказывал, какие хорошие и добрые дела он сделал
за неделю, всяк отмечал, что и он катал Валеру.
Мамы, бабушки, папы, тёти - те, которые так далеко обходили школу, боясь самого факта, что где-то здесь обитает их «исчадие», стали чаще заходить в школу, встречаться с детьми, помогать во всём и всегда учителю.
 И для них, и для ребят стали настоящими праздниками экскурсии к мамам на работу. На целых пол дня, а то и больше, ребята в пути, у кого-то из родителей на производстве. Это тяжёлая и, конечно же, коллективная работа всех заинтересованных.
-Ты видел, как булки пекут?
- Видел!
- Я тоже! - расспрашивали счастливые  дети друг друга. У каждого во рту ещё свежий хлеб.
 Если этот великий миг на всю жизнь останется единственным из счастливых, то и то....
Повезло им всем, что мама Серёжи Сенцова была заведующей отдела на кондитерской фабрике.
 Уж как они ждали этот день, и больно заманчивую экскурсию... Наконец, дождались.
Всё рассмотрели и прослушали, задали много вопросов работникам. Поторапливались, но когда уселись за столы, чтоб продегустировать конфетную продукцию, то спешить не стали. Пробовали конфеты  и просто так, и с чаем, и с молоком, и с обыкновенной водичкой.
Всем понравилось, обещали вместо школы приходить к ним на производство, а чтоб родители вместо них в школу. Смеялись от души.
 Обещали не объедаться. Им вручили по коробке конфет «Птичье молоко» для угощения дома своих родных и близких.

Время бежало своим чередом, захватывало стремительным потоком маленьких школьников и побуждало их принимать самые разные решения в   своём ученичестве.
 Для них это был не этап - период - а настоящая ежедневная жизнь, Глядя,  как они себя ведут, - им эта маета стала очень к стати....
Им не предстало, однако, быть успокоенными, - состояние постоянного стресса  больше нравилось.
 Стало известно, что ожидается городская пед комиссия,- тут бы всем подрожать до икотки,- но им всё нипочём! Комиссия - это кто? Интересно, как выглядят?
Стали им напоминать, что это те самые, кто отправлял их в класс дэшников. Призадумались, погрустнели, что-то всплыло в детской памяти неприятным плаксивым образом, но и тут-же забылось.
 Кто волновался, так это их опекуны - мамы и бабушки. Для них сам факт отправки в этот класс был унижением, оскорблением,- вопиющей несправедливостью! Может и так, если бы усмотрели в конкретной особи «педагогически запущенное дитетко», а не чуть ли не умалишённое...
С тётями с той особо полномочной комиссии встречаться не хотелось. Особенно с её председателем Ниной Ивановной. Расфуфыренная дама лет сорока, накопившая к этой поре немало лишнего физического веса, считала свою функцию особо весомой  на педагогической ниве. Сказывают знатоки, что она из той когорты чиновничества, которая считает, что если после  их деятельной проверки человека три  не слягут с инфарктом, то работали они зря... Надобно, чтоб прочувствовали!
Но комиссия тут  как  тут. Все уроки отвели на проверку умения читать, писать, считать.
 Началось магическое театрализованное  действие особого урока, где сами слушатели, они же  сами и актёры, проверяющие — тоже актёры, даже мамы и бабушки играют роли сопереживающих, особо заинтересованных...
От школы представителем был сам директор Андрей Николаевич.
Всем членам комиссии и директору дали отпечатанные списки класса — 23 человека. Первым читал Андрющенко Олег....

Члены комиссии слушали внимательно и загадочно. Многие из них присутствовали при  формировании этого класса, гадали тогда о его незавидной судьбе, жалели  их учителя, давали от души напутствия....
Учителя-практики замечали,  как много было вложено  в детишек с неадекватной психикой, медицинскими проблемами, ущербным родовым наследием. Про себя отмечали, что главная задача учителя - привить им любовь к учебному труду, книге, быть неравнодушными к своим и чужим успехам, - в основном решена. Сопереживание, взаимопомощь, чувство соперничества и открытости в дружбе,  равно, как  и строгость, и ответственность у ребят сформированы и находятся в постоянном развитии. Не только технику чтения мог оценить вдумчивый профессионал, но и много априори мог предугадать: какими дети будут в дальнейшем, - как прорастут  всходами зёрна брошенные не абы-как в их юные души....
На перемене Нина Ивановна решила провести для комиссии установочный разгон.
Пользуясь тем, что Людмила Антоновна с классом на улице, а директора школы срочно позвали к телефону, она начала на всю комиссию шипеть:
-Я вам говорила, что это за дети!? Вы что, отличников собирать пришли!? Да нас разнесут на части, только увидят итоги такой проверки! Нас спросят: «Куда смотрели!?» - она выдернула лист со списком класса у рядом сидящей молодой учительницы, - вот полюбуйтесь — пять, четыре, пять...
Её зрачки колючей точкой сфокусировались в межбровье молодой коллеги — там, где у той гипотетический третий глаз.
- Вам вообще не надо было сюда приходить — шли бы к своим ученикам! Можете и теперь поторопиться!
Жестом энергичной длани она указала ей на дверь.
- И не подумаю! - выпалила на весь класс  зардевшаяся юная особа. Возможно, впервые в жизни она проявила свой характер и посмела перечить старшим, - Мне здесь интересно! К сведению — у меня муж милиционер!
Она это сказала не осознано, - так учил её отвечать старшеклассникам на  хамство её Ванечка — истинный страж порядка!
Все раскрепощённо рассмеялись и быстро оставили класс от боязни продолжения «нотационной сходки»
Нина Ивановна побледнела,- властное лицо императора  не приемлело усмешки. Предстоял разнос. Всем, кто не с ней, кто не разделяет её  представлений о задачах столь грозной комиссии, будет о чём подумать на досуге. Она об этом позаботится! Ещё не вечор!…..
Открылась дверь и двое девочек проскользнули в класс что-то взять из своих рюкзачков. Грозный окрик заставил их оторопело замереть на месте:
- Вам кто позволил сюда зайти!?  - Нина Ивановна сдвинула брови к носу и очень  недобрым взглядом уставилась на малюток, - марш отсюда в коридор!
Неохотно, тихо, чтоб не стучать туфельками те развернулись уходить.
Глуховатая Лена не совсем тихо спросила Оленьку:
-Чего она такая сердитая?
И Оленька, чтоб Лена расслышала, ей тоже не совсем тихо ответила:
-Её ночью не долюбили! Вот она и злиться!
Нина Ивановна сначала хотела бежать, но  мгновенно передумала и только истерично крикнула:
-Тебе кто это сказал? Ответь немедленно! –  она продолжала идти к Оле, готовая с ней расправиться. Но та совершенно спокойно ответила:
-Моя бабушка! Она всегда говорит так про мою маму, если та злиться...
Дети вышли. В минуту замешательства, появился директор школы.
-Нет, нет! Это сказала Людмила Антоновна на одном из уроков! Я был свидетелем! - прикрываясь ладонью так, чтобы его слышали только учителя, проговорил  Андрей Николаевич заходя в класс.
Не смеяться было нельзя, смеяться громко неудобно и «грешно»…..
Потому-то и давились все в свои платочки  и ладони.
Нина Ивановна теперь уже презрительно смотрела на него и шептала:
-Повеселиться решили! Потеху нашли!?….
Её глаза вдруг выхватили в секторе обзора колоритное своей особой импозантностью  молодое лицо.
 Своеобразный образ ветра!
 Он весь в движении,- это полощущийся лоскут кумача, и рвущееся на куски облако, и устремлённое в высь ветками дерево...
Так он  предстал с распатланными волосами,   не срезанной на щеках шерстью.
 Она уже не могла отвести от него очей. «Наш Минкин!» - вспомнила она прозвище корреспондента городской вечерки — его так прозвали в честь московского светилы - честного, неподкупного, газетного метра - который так много залил жира за шиворот ворам от чиновничества, да и другим воротилам без совести...
 «Наш Минкин» ещё трепетал ветреной ипостасью у двери, когда до него долетел шопот Нины Ивановны:
-А вы какими судьбами тут оказались? Писать заказуху спешите? Кто заказал?— кружась и вращаясь — прошумел:
-Да вы же и заказали! Нина Ивановна? Запамятовали? - он весело рассмеялся и незаметно моргнул Андрею Николаевичу, - я с удовольствием напишу про дэшников...
В вечерней  городской газете появился очерк о гэбэшниках из 13 - й школы. Радостный, оптимистический, какой-то искрящийся...
И ещё новость: Людмила Антоновна уезжала к мужу заграницу. Родители пришли  с ней проститься. Было грустно. Мама …  расплакалась: «Какое это счастье встретить в своей жизни  такого учителя, как вы»….