Про Москву. И любовь

Я всегда мечтал жить в Москве.
Вдыхать ее терпкий, сладкий, дурманящий воздух, который меня так пьянит, и от которого в легких так тепло. Мечтал раствориться в ней без остатка, быть ослепленным ее ночными огнями, яркими переливами глади Москва-реки, солнечными бликами ее ласковых волн, игрой весенних лучей на куполах храма Христа Спасителя, блеском витражных окон, дорогих витрин, мечтал быть оглушенным ее звуками: магистралей, заводов, звуком тормозного пути составов в метрополитене им. Ленина, перекличкой клаксонов машин недовольных водителей в пробках, криками детей, выбегающих с Кремлевской елки, песнями молодых мальчишек у стены Цоя, не важно чем... просто чувствовать ее от самых пят до кончиков пальцев. Упасть в нее и прошептать: "Москва, я люблю тебя!"
Пушкинская площадь, Тверская, Воздвиженка, Знаменка, Таганка, Большая Грузинская, Старая Басманная, Остоженка, Якиманка...; Фрунзенская, Пречистенская, Болотная и Крымская набережная...
Нет-нет, я не привязан к старому городу, историческому центру, иначе бы я выбрал Питер, - мне нравится именно пульс жизни, который царит только в Москве. И мне есть с чем его сравнивать. За свою недолгую жизнь я обколесил пол-России, но сразу понял - местом моего обитания может быть исключительно Москва, только он - Новый Арбат. Он принял меня сразу, будто чувствуя мою любовь, ответил мне взаимностью, уверенно сказав: "Да!"
Как мне нравится его ритм, его вечная жизнь, фонари, вывески, которые подмигивают мне своими глазами-лампочками, неторопливые хмельные зеваки, которые слоняются туда-сюда, переплетаясь с его быстрым динамичным движением, уютные ресторанчики и шумные бары, в которых никогда не бывает свободных столиков, будто посетители прописались там навечно, и маленькие часовенки, которые непонятно как, кажется, выросли в этой суете, среди старых домов и рекламных вывесок.
Продав все свое движимое и недвижимое имущество в Канаше: квартиры, дачу, участок, мопед, два компьютера, все кожаные куртки и ботинки, серьги с бриллиантами своей первой жены, которые она на прощание швырнула мне в лицо с криком: "Ненавижу, козел, бездарь!" после очередного скандала, и фамильное серебро своей незнатной семьи, я наконец купил ее - уютную квартиру на Новом Арбате. Я был гол как сокол, но был счастлив, паря на седьмом небе, как птаха, вырвавшаяся из рук. Ох, как бы выпорола бы меня моя бабушка Аглая Петровна (царство ей небесное), узнав о моем дезертирстве. Но я показал бы ей эту квартиру, напоил бы ее на новой кухне, за столом у окошка, ее любимым приторно-сладким облепиховым чаем с блинчиками из гречневой муки, и она тотчас же обязательно меня простила бы за все: за бегство, за продажу ее огорода, в который было вложено столько сил и ее безгранично доброй души, за сервиз и за ту единственную тройку в аттестате в девятом классе.
Теперь в своей родной Канаш я езжу исключительно на выходные, государственные праздники и выделяю пять дней во время отпуска, чтобы повидать родителей.
В своем маленьком Канаше я знаю каждую дворнягу, каждого алкоголика по имени и отчеству, историю каждой семьи, кто в каком году родился и помер, учился, на ком женился, с кем у кого был первый поцелуй, а они знают то же самое про меня, за спиной зовут "москвичарой" и когда напиваются по праздникам, т. е. каждые выходные, - свистят мне вслед, скрывая зависть, но в каждом своем взгляде выдавая ее.
Вот и в эти выходные, купив огромный букет роз для матушки и одеколон "Саша" для отца, я направился в отчий дом.
Ближе к ночи вся моя семья в составе вместе с тетками, дядьками, двоюродными братьями, кумавьями матери и их троюродными племянниками направилась на улицу - свистеть в след Лешке из третьего подъезда, который один из немногих смог семнадцать лет назад вырваться, женившись на испанке, и переехать в Барселону. Теперь в городе местные зовут его хуже меня: альфонсом, приспособленцем, иждивенцем и проститутом, сами тайно мечтая быть именно этими самыми иждивенцами, проститутками и проститутами, но никогда не признаются друг другу в этом.
А я остался в доме родителей, ждать, когда наконец из ванной выйдет моя малолетняя сестра, накупавшись в бомбочках для ванн, подаренных мной, и даст наконец мне помыться с дороги. После третьего часа тишины за дверью в ванну и полного отсутствия признаков жизни я понял, что случилась беда - дверь надо ломать. Передо мной в пене, обнаженная, с закрытыми глазами лежала моя сестрица, черные локоны длинных волос свисали на самые груди, впалые щеки на непривычно белом лице делали это самое лицо совсем не знакомым. Передо мной лежала точно ожившая со страниц книги гоголевская паночка. "Соня, очнись, родная", - кричал я, раскачивая ее тело в бултыхающийся воде, и тотчас же получил от нее по роже.
Оказалась, сестра просто спала в ванной, намазав лицо белой глиной.
На следующий день я уехал из Канаша, отдав семье денег за сломанную дверь, так и не став спасателем, героем, вместо этого получив клеймо сексуально-озабоченного извращенца, который врывается к нагой сестрице, от возбуждения выбивая двери ногой.
Не знаю когда теперь я поеду в Канаш, но пока я вернулся на свой Арбат: радуйте глаза мои, вывески, ласкайте уши мои, магистрали.
Как здорово, что теперь я могу упасть в нее и прошептать: "Москва, я люблю тебя!"

Март 2014г., Ваш Ленин Горячий.