2028

Здравствуй, как ты?
- Плохо, - голос слабый.
- Что с тобой? Как тебе не надоело болеть?
- Надоело, ужасно надоело. Скорее бы он приехал. Он такой… Такой необычный. Он самый нежный, от его голоса у меня мурашки по коже, а от прикосновений захватывает дух и становится тепло. Я так устала быть одна. Приходишь в пустую темную комнату, а по ней гуляет ветер… Одиночество в кубе. Ты не был на море? - спрашиваешь вдруг.
- Нет, только в воображении.
- Я словно разбитый парусник, мачта сломана, паруса изорваны. Надежности, покоя, уюта и чтоб ни о чем не думать… Просыпаться от  звука закрывающейся двери. Едва уловимый запах одеколона, зубная щетка оставленная в спешке на торце ванны, крошки хлеба на столе, недоеденная яичница… Ты не поймешь, не поймешь значимости незначительных вещей событий для молодой девушки. Ты летаешь где-то далеко за пределами обыденности, ты как бы есть - и тебя словно нет. Прости, это жар.
- Принести воды?
- Пожалуй, нет. Нет, не надо. Я сама, чудно слышу голос и сама с ним разговариваю. Ты видел мосты?
- Мосты? - вопросительно смотрю тебе в лицо.
- Мост похож на радугу. Радуга - мост соединяющий земное и небесное, осязаемое и  нематериальное, плоть и душу. Давай впустим радугу в сердце. Семь цветов, семь нот, музыка  похожа на радугу… Семь цветов, семь нот, семь дней, всегда семь. А как ты угадывал числа, помнишь игру?
- Да, помню.
- Расскажи, как?
- Все просто, разгадка кроется вот в чем. Говорю «отними задуманное число», а дальше вычисляю с теми числами, что сам и называю. Видишь, все просто.
- Да так просто. Мне никогда не давалась математика. Ведь правда, что с помощью чисел можно рассчитать все?
- Нет, неправда. Эмоции не разделить, не вычесть, не умножить, не извлечь из них квадратный корень.
Твои глаза загорелись лихорадочно радостным блеском:
- Придумала уравнение: радость помножить на боль, вычесть грусть и разделить на любовь - что получится? А? Отвечай, всезнайка.
- Получится уравнение маркиза де Сада.
- А кто это?
- Это странный человек, считавший, что причиняя другим боль, мы получаем высшее наслаждение.
Щелчок дверного замка, наваждение отступает. В теле дрожь от температуры и дрожь от восторга - он пришел.




- Ложись уже спать, сколько можно смотреть этот футбол?
- Дорогая, погоди, осталось десять минут.
- Жду, но не дольше. Ты еще должен принять болеутоляющее.
- Да, да, - отмахивается, напряженно следя за игрой.
Широкая кровать, на ней одеяло с большими чайными розами. Пять лет назад все казалось таким романтичным: розы, любовное гнездышко.
Зазвонил телефон. Опять Верка. Нет, не хочу брать трубку, пристанет с разговорами и как всегда все закончится причитаниями о бывшем. Вроде и не подруга, и обидеть не за что. Хм, занятная мысль, неужели обижают за что-то? Нельзя обидеть просто так, без оправданий? Что-то меня на философию потянуло, пойду посмотрю осталось ли что в холодильнике. Плевать, что одиннадцать часов ночи, нужно быть оптимисткой, говоря не «одиннадцать часов ночи», а «одиннадцать часов вечера». Довольная мыслью, подошла к холодильнику, зорким взглядом хозяйки быстро оценила дислокацию продуктов на полке. К сожалению, кукурузы уже не оказалось на месте - она демобилизовалась по состоянию здоровья прямиком в мусорное ведро.
Пришлось ретироваться ни с чем. Ну и пусть, стройнее буду.  Заняв обычное вечернее положение на кровати, самозабвенно принялась снимать лак, нанося новый. О, женщина, занятая собой - самое стоическое существо на свете. Случись град или артиллерийский обстрел, она никогда не покинет  боевого поста у туалетного столика. И даже обрушение стены не вызовет у нее эмоций, пока она не подкрасит губы и не подведет тушью глаза.
  Прошло достаточно времени, муж уже давно мирно похрапывал рядом, такой родной, близкий и... Привычный. Помнится, раньше терпеть не могла слово «привычный». Привычка - для меня это казалось концом отношений. Молодая дурёха, в общем, как и все  в юности. Теперь я знаю цену жизни, цену спокойствия и стабильности, уверенности в завтрашнем дне. За все приходиться платить свою мзду, кто-то там наверху - ужасный скряга.
 Вместе с неустроенностью куда-то ушли пламенные порывы, тяга к прекрасному, поэзии  обыденности. Бывало, раньше пройду по аллее, каждый цветок замечу, каждую встречную кошку поглажу, а что теперь? Теперь хлопоты: забрать дочку из детсада, заплатить квартплату. Приходишь домой - нет времени на себя. В редкие минуты оказываюсь наедине сама с собой. Бывает, словно волной, нахлынет тоска. Он ведет себя по-разному. Порой как будто и не замечает, а иногда подойдет сзади, возьмет за плечи, скажет безделицу на ухо - и уже легче, уже не одна...
Сложная это штука – жизнь.
Но я всегда ему благодарна, он нашел меня совсем одну. Совершенно одинокой я стояла над пропастью, пробовала наркотики, думала о самоубийстве. Он спас меня…
За окном барабанил дождь. Словно посеребренные нити, с неба падали капли. А где-то там, наверху, невидимый кукловод держал в руках, будто дождевые, нити наших судеб.




Наступил вечер, дети легли спать. Настя и Ярик - совершенно разные. Настя выросла сорванцом, не дает спуску никому во дворе. Сегодня расквасила нос какому-то соседскому мальчишке. За месяц мы получили двенадцать вызовов в школу - с ней не выходит ни по хорошему, ни по плохому. Ничего ее не берет, упрямая, будто ослик. И нельзя сказать, что плохая девочка: попросишь помочь по дому – поможет. Учится неровно, при этом учит только то, что считает интересным. Рисует она замечательно - отправляли на краевую выставку молодых дарований. Сердце радуется.
Ярик - тихий спокойный мальчик, застенчивый и скрытный, до того скрытный, что порой боюсь, как бы вдруг не выкинул чего из ряда вон выходящего. Как известно, в тихом омуте черти водятся.
 Жаловаться на жизнь грех,  Сергей – работящий, целеустремленный, любящий и нежный. Из конторы, правда, ушла - надоели вечные склоки и дрязги.
Долго искала работу по душе, давно мечтала стать изучить иностранный язык. Выучила английский и немецкий, благо, после ухода с работы появилась уйма времени, да и дети подросли. Не ожидала от себя таких успехов (смутно помню, кто-то доказывал, что человеку нужно иметь хобби. Я тогда сказала, полушутя-полусерьезно, что изучу иностранный. Этот кто-то любил поучать, комплекс, что ли, был.)
Пипец, завтра же идем к Беляковым. Неприятные люди. Павел Беляков работает в РУВД, поговаривают, крышует игорные дома. Но ничего не поделаешь, Сереже приходится поддерживать  хорошие отношения с ним, иначе могут начаться проверки и придирки. В России трудно вести бизнес, а тем более честный. (Как оно называется, кумовство и коррупция - точно помню, кто-то всегда пытался заговорить со мной на социальные темы. Смешной, мне, девушке двадцати-двадцати двух лет тогда писать всякую чушь вроде
«краха капитализма». Второй раз за сегодня вспомнила.)
О, жена Белякова - отдельная песня. Всегда подначивает, мол, как я вульгарно одеваюсь, или наоборот, безвкусно, как серая мышь. Ну уж извиняйте, шериф. Во, придумала смешное прозвище этой выдре. Да будь у меня возможности её мужа, я бы даже из неё, белесой дохлой крысы, Мисс Мира слепила.
И вообще, ничего я не плохо одеваюсь. Сережке нравится, он меня называет «моя киса». (Улыбаюсь.)
Так, что же завтра одеть. Это платье с шарфом или просто брюки и блузу?
Вспомнила, тот каждый вечер напрягал меня: ты одета плохо, давай переоденемся. Советовал одеть легкий шарф, говорил, придаст шарм. Пожалуй, так и сделаю, одену шарф. Как же этого зануду звали? Забыла. Прошло четырнадцать лет, на дворе две тысячи двадцать восьмой год. На работе у Сережи только и разговоров, что о пролетающем мимо земли астероиде. Апофиз как-то там.
Тот зануда пытался мне втирать про астрономию, пару писем писал на эту тему. Я тогда здорово его отшила, ответив «к сожалению, это интересно моей бабушке, но не мне». Блин, вечер дурацкий, в который раз вспоминаю зануду, а имя не помню.
Та-ак, умыться, привести себя в порядок («вымыть жопу», как он любил говорить. Поражаюсь, как в нем уживались отвратительные манеры с тягой к поэтичному и к  искусству - все тащил в музеи и театры.)
А как-то был случай: пришла, а он сидит. Ведь пять часов утра, а со мной лишней минуты не мог побыть. Странный он был человек .