часть вторая, 8-9

Глава 8
 1
Крупному мужику нелегко скрываться от преследователей даже в густонаселённом агломерате. Крупному в этом плане гораздо хуже, чем мелкому. И хоть мелкий мужик также примечателен своей оригинальной «физикой» на фоне стандартных особей, всё-таки мелкий может прикидываться женщиной. Но попробуй прикинься женщиной, если рост у тебя около двух метров, а вес – около центнера. Нет, конечно, встречаются и очень крупные тётки, но где вы выдели такую, чтобы с поджарым задом, сажеными плечами и плоской грудью? И хоть мсье Трюзон сделал Бигу очень приличную косметику, бывший киевский студент понимал, что утешение от неё слабое. Дело в том, что он очень хорошо знал конторские порядки, знал, с какой дотошностью и скрупулёзностью работают его бывшие коллеги. И особенно тогда, когда готовят какую-нибудь очередную гадость почти планетарного масштаба или за кем-нибудь охотятся. В этом случае – в случае охоты или слежки – цэрэушники могли выставить какое угодно количество агентов, оснащённых ультрасовременной техникой плюс космическая поддержка, а также напрячь спецслужбы всех своих союзников, начиная с британской Intelligence Service и кончая отрядом швейцарских петушков из Ватикана. Поэтому (имея в виду возможности ЦРУ в теме охоты) Биг решил как можно реже появляться на свету. По этой же причине он отказался от мысли посетить банк вместе с таким обязательным мсье Трюзоном.
Когда мастер на все руки Александр Алексеевич Трачковский закончил работать клиента, клиент перешёл к выяснению финансовых взаимоотношений. И попросил такой пустяк, как чек на предъявителя всего на каких-то двадцать тысяч долларов. Но бедный ветслужащий одной из парижских префектур и бывший агент ПГУ КГБ клятвенно заверил дорогого гостя, что у него нет такого вида вклада, с которого можно было бы получать деньги по отрывным чекам. И, соответственно, нет и чековой книжки с такими симпатичными отрывными страничками. Что касается пластиковых карточек, то их мсье Трюзон, как очень осторожный разведчик, также не заводил. А имел он некую сумму в некоем банковском сейфе плюс накопительный счёт по своему трастовому фонду, куда деньги класть разрешалось, а снимать – нет. То есть, можно, но только в тех специальных случаях, которые заранее оговаривались в договоре клиента с банком, или по истечении определённого тем же договором срока.
Короче говоря, Бигу пришлось довольствоваться теми наличными, что имелись у мсье Трюзона дома. А именно: двенадцать тысяч долларов и пятнадцать тысяч франков. Отдавая деньги, мсье Трюзон почему-то снова подумал о возможности застрелить гостя, разрубить его на куски и так далее. Но Биг как раз подумал о том же и так красноречиво глянул на бывшего капитана бесславно обосравшегося КГБ, что тот был рад любому мирному расходу с любым материальным ущербом для себя. А Биг из квартиры мсье Трюзона вызвал такси, дождался, когда машина встанет у подъезда, и покинул дорогого земляка.
2
Первая обкатка документов, выданных мастеровитым мсье Трюзоном, прошла в небольшом домашнем отеле с неприхотливым названием «Руж Мари» в Сент Клу Буа. Администратор отеля, плешивый малый с бойкими чёрными глазами, с удовольствием принял деньги за трое суток вперёд и уже хотел записать позывные клиента в дежурную книгу с его слов. Но в это время какая-то фигуристая девушка лет под сорок, то ли родственница администратора, то ли его подруга, раскрыла свою крашеную пасть.
- Матье! – басом рявкнула она, дохнув на весь крохотный вестибюль кальвадосовым перегаром. – Надо смотреть документы, прежде чем регистрировать клиента. У нас тут приличное заведение, а не притон с почасовой оплатой.
- Мари! – примиряющее воскликнул лысый Матье. – Мсье не похож на клошара, который стянул в булочной марципан и за которым теперь охотится вся доблестная парижская полиция!
- А где у мсье его багаж? – подозрительно спросила Мари, цветом волос – красным – соответствующая вывеске над входом в скромный отель, и её чувствительно повело в сторону.
«А дамочка хороша», - мысленно замаслился Биг и, вежливо улыбаясь, достал свежие документы. Затем отделил от паспорта водительские права и протянул их лысому Матье.
- Гастон Рене Дембор, - тоже заулыбался администратор, - из Бордо. Я, право, не слышал, как вы подъехали. Если желаете, я могу отогнать вашу машину на запасную стоянку. Так вам будет дешевле.
- Не беспокойтесь, - возразил Биг, забирая права у обходительного француза и пряча их в бумажник, - я приехал на такси.
- А где у мсье багаж? – не отставала накальвадосенная баба.
- Мадам, - учтиво молвил Биг, - мои дела в Париже таковы, что для их производства мне не нужен никакой багаж. Если же мне что-нибудь понадобится, я куплю всё необходимое в ближайшем магазине.
- Вот именно! – обрадовался лысый, рассчитывая выступить в роли комиссионера.
- Тогда пусть он угостит меня стаканчиком кальвадоса, - потребовала Мари.
- Вы не возражаете? – осклабился Биг, обращаясь к администратору. Тот лишь руками замахал в ответ, дал постояльцу ключ от номера «25» на втором этаже и полез в буфет за кальвадосом и стаканом.
- Мари, - сказал Биг, с удовольствием разглядывая рыжую бабу в короткой, обтягивающей крутой зад, кожаной юбке и в аналогично легкомысленном топике, - не взять ли нам всю бутылку и не подняться в номер?
Матье вопросительно замер у буфета, а Мари, повиснув на Биге, некоторое время размышляла.
- Подняться, - согласилась она. – Матье выпьет стаканчик здесь, - благосклонно разрешила яркая особа, - а мы возьмём целую бутылку.
- Сколько я вам должен? – осведомился Биг.
- Сорок франков, - с готовностью ответил Матье.
- Возьмите пятьдесят и выпейте три стаканчика, - разрешил Биг, положил деньги на стойку администратора и подивился собственной щедрости. Он знал, что порядочные французские женщины, к каким, несомненно, относилась аппетитная Мари, стоят дороже парижских шлюх. А парижские шлюхи – это общеизвестный факт – гораздо дороже нью-орлеанских. На которых бывший киевский студент, между прочим, тратился из кассы ЦРУ. Теперь же ему предстояло платить за удовольствия почти кровные.
- Так мы идём? – закапризничала Мари, удерживая в руке литровый пузырь кальвадоса.
- Идём, - согласился Биг, и они в обнимку потопали наверх.
- Не пей сразу помногу, дорогая, - крикнул вдогон заботливый Матье.
3
Принято считать, что пьяная баба в постели предмет настолько малоодушевлённый, что процесс плотного ухаживания за ней напоминает работу боксёра с полнопрофильной тренировочной грушей. Биг, в принципе, имел похожее представление о вышеупомянутом «предмете», поскольку по роду своей крайне авантюристской деятельности ночевал не только на бабах пьяных, но захаживал на баб обкуренных, обколотых и даже на больных разными венерическими заболеваниями. Но не о них речь, поскольку сегодня он взгромоздился на Руж Мари в то время, когда она, вылакав почти пол-литра принесённого в номер кальвадоса, готовилась вырубиться не от марихуаны, кокаина, героина или лошадиной дозы какого-нибудь сильнодействующего антибиотика, способного сдерживать развитие тропического сифилиса, а по причине более прозаической. Влезал, в общем, бывший сиделец печально известной тюрьмы в штатах на приглянувшуюся ему даму, вспоминая мудрую русскую пословицу об охоте, которая пуще неволи. Другими словами: большой приятности от «общения» с Руж Мари он не ожидал. А она возьми, да изобрази такой свирепый танец живота, бедер и того, что между ними, вместе напоминающими какой-то взбесившийся батут, что посрамила самых ответственных проституток из Порт-О-Пренса. Когда же Биг, умаявшись кувыркаться с горячей дамочкой в промокшей от обоюдного пота постели, завалился на спину, вытаращив глаза и разинув рот, Мари, как ни в чём не бывало, словно не пила никакого кальвадоса и не подмахивала центнер мяса на высоту десять дюймов выше уровня собственного лобка в течение сорока с лишним минут, трезвым голосом сообщила:
- С тебя пятьсот франков, дорогой.
Биг только ощерился и больно щипнул Мари за её упругий зад.
- Если ущипнёшь ещё раз, заплатишь ещё пятьсот, - добавила Мари и потянулась за бутылкой, стоящей на тумбочке возле кровати.
Биг хрюкнул, собрался-таки щипнуть снова, но передумал. Вместо этого он дотянулся до брюк, валяющихся на полу, достал сигареты и закурил.
- Прикажешь, чтобы я расплатился с тобой прямо в постели? – с несколько натянутым юмором поинтересовался он.
- Я могу и подождать, - тягучим голосом возразила Мари, хлебнула кальвадоса прямо из горлышка и подмигнула постояльцу своим большим выпуклым глазом.
- Кем ты здесь работаешь, любовь моя? – спросил Биг.
- Я хозяйка гостиницы, - важно ответила Мари.
- А лысый?
- Он мой муж.
- Понятно, - только и нашёл, что сказать, бывший киевский студент, а про себя подумал: «А всё вместе это ****ство называется семейный бизнес».
- Что ты делаешь в Париже, дорогой? – задала неожиданный вопрос Мари. – И почему у тебя такой странный акцент?
- Это не акцент, это такая дикция после не совсем удачной пластической операции, - легко соврал Биг.
- Ты делал пластическую операцию? – ухмыльнулась Мари.
- Да, после автомобильной аварии, - снова соврал Биг и принялся терпеливо втолковывать меркантильной француженке: - В Париже я по одному щекотливому делу. На улице Люк Верден, номер четырнадцать дробь семнадцать, в округе Гарбизон, проживает некая мадам Гоше. Она должна мне кучу денег. Если ты поможешь мне стрясти с этой суки деньги, получишь хорошие комиссионные.
- Обратись к юристу, дорогой, - рассудительно сказала Мари.
- Юрист не поможет, - отмахнулся Биг, - не та ситуация. Поэтому я решил обратиться к тебе.
- Тебе нужен инкассатор из какой-нибудь криминальной группировки, - продолжала упорствовать Мари, - а у меня лучше получается в постели…
- Да не нужен мне никакой специальный инкассатор! – повысил голос Биг. – Всё очень просто! Эта мадам Гоше получает ежегодную ренту. И я хотел бы знать, от кого.
- Это всё? – удивилась Мари.
- Да, - заверил её Биг.
- Почему ты не можешь побегать по своим делам сам? – полюбопытствовала Мари и снова потянулась за бутылкой.
- Тому есть веские причины, - внушительно возразил бывший киевский студент, - а самая веская та, что я плачу авансом тысячу франков. Ещё тысячу я плачу по выполнении работы. Плюс пятьсот премиальных за конфиденциальность. Если же мне удастся получить долг, ты получишь пять тысяч франков… Хватит пить! Я хочу, чтобы ты уже с завтрашнего утра, с ясной головой, приступила к работе.
- Что значит – хватит? А за мою голову можешь не беспокоиться. Я быстро пьянею и плохо себя чувствую, когда пью за свои… Скажи, какой щедрый, - пробормотала она после очередного глотка пахучего напитка, - тут кроется какая-то тайна! Поэтому прежде, чем я возьмусь выполнять твоё поручение, ты должен объяснить…
- Я же сказал: пятьсот за конфиденциальность! – снова повысил голос профессиональный душегуб. – То есть, ничего я тебе не буду объяснять. Или мне поискать другого комиссионера?
- Ладно, я согласна, - решилась Мари и предложила: - Может, займёмся любовью?
- И сколько мне будет стоить продолжение любви? – по-купечески осведомился Биг. Охота, в общем, прошла, а денег было жалко.
- Ещё пятьсот франков.
- Спасибо, тогда я воздержусь…
- Ладно, гони те деньги, что ты мне задолжал, и я пошла, - деловито возразила Мари и слезла с кровати.
Биг тоже встал, достал бумажник и отсчитал хозяйке гостиницы полторы тысячи франков.
- А ещё пятьсот за конфиденциальность? – напомнила Мари.
- Иди-иди, конфиденциальность надо сначала отработать, - сказал Биг.
- Ладно, - не стал артачиться Мари и кое-как натянула на себя предметы крайне вызывающего туалета. Они с рачительным мужем славно потрудились, придумывая вот такой «ансамбль», действующий самым неотразимым образом на сексуально неустойчивых платёжеспособных постояльцев. Поправив топик и не забыв прихватить бутылку с остатками кальвадоса, Мари нахально подмигнула Бигу и выкатилась из номера.
«Чтоб тебя!» - мысленно возмутился бывший киевский студент. Он как раз хотел освежиться, но не успел.
4
Мари справилась с заданием на удивление быстро. Вечером следующего дня (Биг сутки напролёт проторчал в отеле) она позвонила мсье Гастону и, удостоверившись в его присутствии, назначила ему свидание. Тремя минутами спустя она постучала в дверь номера «25», вошла в «апартаменты», захлопнула за собой дверь ногой и помахала перед носом постояльца бутылкой кальвадоса. Затем кокетливо стрельнула глазами на аккуратно заправленную кровать.
«Ну, нет», - мысленно не согласился бывший киевский студент и галантно предложил даме стул.
- Да-а? – разочарованно протянула дорогостоящая Мари и приложилась к бутылке. Причём приложилась от души, чем явно давала понять, что и сегодня она не намеревается пить за свои.
- Ну? – кратко поинтересовался Биг.
Мари достала из сумочки мятую бумажку, расправила её и показала постояльцу.
- Сам прочтёшь? – спросила она, продолжая вовсю кокетничать, имея явное намерение дополнительно подзаработать старым испытанным способом.
- Что там? – осведомился Биг, поймал руку и взял записку. Он прочёл каракули рыжеволосой и изобразил на своём лице полное отсутствие интереса.
- Это всё? – спросил он.
- Что значит – всё?! – возмутилась Мари. – Ты хочешь зажать мой гонорар?
- Да, нет, - скрепя сердце, пробубнил бывший киевский студент. Если честно, его стала одолевать врождённая скаредность. Тем не менее, он достал бумажник и отсчитал причитающиеся хозяйке гостиницы деньги. Затем секунду помешкал и добавил стоимость бутылки кальвадоса по ресторанной цене. – Вот, - сказал он и вложил небольшой ворох цветной бумаги в загребущую лапку французской многостаночницы. Та пересчитала купюры и подняла накрашенные брови:
- Когда остальные?
- Когда получу долг, - ответил профессиональный душегуб и тоже сделал брови домиком. Он выжидающе посмотрел на Мари: когда же она соизволит проваливать к чертям собачьим? Но рыжеволосая многостаночница не собиралась сдаваться без боя: она снова моргнула в сторону кровати и спросила:
- Может, всё-таки, покувыркаемся? Мне кажется, мы с тобой очень подходим друг другу…
«Ещё бы я тебе не подходил, зараза! – мысленно обозлился Биг. – За пятьсот-то франков в час!»
Внешне же он продолжал изображать постное благодушие.
- В следующий раз, - пообещал бывший киевский студент.
- Как знаешь, - презрительно буркнула Мари и, таки покинула номер, не забыв прихватить бутылку.
5
Сведения, добытые Мари, содержали в себе адрес и реквизиты человека, раз в год оформлявшего перевод энной суммы с анонимного счёта на адресный счёт мадам Гоше. Получив то, что он получил, Биг решил проветриться. Первым делом он купил два чемодана и набил их разным барахлом, необходимым для цивилизованного существования в цивилизованном месте. То барахло, что у него имелось, пришлось «забыть» в одном из номеров одной из припортовых гостиниц Марселя. Обставившись дополнительным имущественным цензом, бывший киевский студент мог беспрепятственно выходить из «Руж Мари», поскольку хозяйка гостиницы бдительно за ним следила: а ну как этот мерзавец с кривой рожей и ухватками сбежавшей из зоопарка гориллы не отдаст обещанного вознаграждения? Теперь же, когда полномера были забиты вещами постояльца, Мари слегка успокоилась. Но по литру кальвадоса в день требовала. Наверно, в виде компенсации морального ущерба за невозможность зарабатывать по полторы тысячи франков старым надёжным способом.
Биг не знал, как Мари добыла информацию о счетах, адресе и переводах. Он и знать не хотел, однако взял прокатную тачку, «рено» 88-го года, и занялся наружным наблюдением за неким Ахметом Османи, каковой Ахмет переводил деньги мадам Гоше. Данный Ахмет официально числился букмекером и проживал на бульваре Плезир (21)  в весьма фешенебельном доме. Там же находилась его контора. Якобы. Потому что никакой букмекерской деятельностью вышеупомянутый мсье Османи – это Биг установил очень быстро – не занимался. Тем не менее, фальшивый букмекер исправно платил налоги с каких-то мифических доходов и вёл совсем не праздный образ жизни. В этом Биг убедился, больше двух суток протаскавшись за интересным клиентом. Но не больше того. То есть, Биг так и смог понять: чем же его временный подопечный занимается конкретно?
Но бывший киевский студент не стал грузить себя долгими мучительными размышлениями, он решил завязывать с наружкой и заняться клиентом вплотную. Ну, типа взять подопечного за его смуглый зад и трясти до тех пор, пока не прояснится связь обладателя смуглого зада с крякнувшим «Зодиаком». Биг уже знал примерный распорядок клиента, поэтому ровно в десять утра парковал прокатный «рено» близ кафе «Касабланка», а ровно в десять пятнадцать заказывал чашку чёрного кофе и эклер за одним из столиков (вдали от входа) в уютном кафе. В десять двадцать появился Ахмет. Он по-свойски поздоровался с хозяином кафе, выпил за стойкой рюмку раки и сел за другой столик. И, пока к Ахмету не подвалил гарсон, Биг подсел к мсье Османи, приветливо, насколько это позволяла «резиновая» физиономия, улыбнулся и тепло его приветствовал:
- Бонжур, мсье!
- Мы с вами знакомы? – удивился чистокровный француз чисто турецкого происхождения. Биг, внимательно вглядываясь в типично европейское лицо, почувствовал в удивлении визави некоторую фальшь.
«Неужели моя тайная наружка таки оказалась явной?» - подумал он, однако решил продолжать начатую игру.
- Нет, мы с вами не знакомы, - ответил Биг, - но у нас есть общие знакомые.
- Да? – продолжил валять дурака Османи. Причём делал это довольно искусно. И кстати задал наводящий вопрос: - Кого вы имеете в виду?
- Шарль д’Провеньян. Это имя вам никого не напоминает? – полюбопытствовал Биг.
- Нет, - очень искренне признался Османи, позволил гарсону себя обслужить, и отхлебнул дымящийся кофе. Затем запил его глотком ледяной воды и дружелюбно глянул на собеседника.
- А фирма «Зодиак»? – не отставал Биг. – Что вы скажете о ней?
- «Зодиак»? – пожал плечами мсье Османи. – Впервые слышу.
- И о мадам Гоше вы ничего не знаете? – спросил Биг.
- А что – мадам Гоше? – переспросил Ахмет Османи и принялся поедать жареную на вертеле курицу.
- Мадам Гоше – вдова покойного сотрудника «Зодиака», - терпеливо объяснил Биг. – Близкого соратника мсье д’Провеньяна.
- А вам какой интерес до всего этого? – задал очередной вопрос Османи, не забывая тщательно пережёвывать пищу отличными собственными зубами без намёка на вмешательство дантиста.
- Неважно, - начал злиться Биг. Он нутром чуял подвох, он понимал, что перед ним профессионал, хорошо играющий роль. Но какой это профессионал? Наверняка не из штатных специалистов ЦРУ, МИ-5, Сюртэ или Моссада. Ведь связь этого Османи с бывшим начальством «Зодиака» очевидна, как очевидно то, что «Зодиак» в своё время приказал долго жить по указке ЦРУ. То есть, сначала «Зодиак» соответствовал целям и задачам конторы, потом попытался играть свою игру, контора это дело прочухала и напустила на фирму налоговую инспекцию. Следовательно: коль скоро «Зодиак» накрылся под давлением конторы, а этот невозмутимый красавец-мужчина с великолепным прикусом, мужественным лицом, большими глазами цвета тысячи и одной ночи и благородной сединой в иссиня чёрных волосах таки связан с оскандалившимся руководством «Зодиака», то на ЦРУ (равно как на другие дружественные службы) он не работает.
- Вы уже позавтракали? – задал неожиданный вопрос мсье Османи.
- Да, - сказал Биг.
- Вы не против, если мы продолжим нашу беседу в другом месте? – предложил Османи. Не дожидаясь ответа, он культурно промокнул губы салфеткой, положил на столик деньги и пошёл на выход. Биг быстро расплатился сам и поспешил за загадочным мсье. Когда он вышел на улицу, Османи уже держался за ручку передней дверцы своего «ситроена-пикапа», запаркованного на почасовой стоянке.
- Где ваша машина, мсье? – поинтересовался Османи и открыл дверцу своего автомобиля.
- Тут недалеко, на запасной парковке, - сказал Биг, подходя к «ситроену». Он вдруг осознал, что теряет контроль над ситуацией. И не знает, как ею овладеть. Поэтому решил положиться на случай.
- Вы не против, если мы поедем на моей? – осведомился Османи и уселся на место водителя. Затем гостеприимно распахнул другую переднюю дверцу и приглашающе махнул Бигу.
- Не против, - процедил Биг и, кстати, вспомнил, что не обзавёлся ни глушителем, ни новым стволом.
«Хрен с ним, обойдусь», - подумал он и полез в салон. Он как бы невзначай откинул роскошную меховую накидку на кресле водителя, которая закрывала просвет между двумя сиденьями, и засёк на полу тачки, между задним диваном и передними креслами некоего игрушечного мужичка с реальной пушкой в руке. Мужичок как раз собирался выступить со своей партией, но бывший киевский студент отоварил его кулаком по голове и мужичок логично вырубился.
«Фигли мне глушитель», - снова подумал профессиональный душегуб, треснул в висок Османи другим кулаком и выхватил пистолет из руки заднего злодея. Одновременно бывший киевский студент достал свой оглушительный «магнум», чтобы в случае нужды открыть огонь с двух рук. Однако ничего открывать ему сегодня не пришлось. Откуда ни возьмись рядом с гадским «ситроеном» нарисовался хозяин «Касабланки» и движением карточного шулера ткнул одноразовый шприц в необъятную спину расходившегося громилы. Громила замер, потом сказал «х-р-ры» и отключился.
6
Биг Смол, уколотый всего-навсего лошадиной дозой обычного успокаивающего средства, отдыхал чуть меньше пятидесяти минут. И, разумеется, не видел, как его доставили на симпатичную виллу в Сен-Клермонском предместье Парижа. «Ситроен» Ахмета Османи миновал ворота с дистанционным автозапором и вкатился в подземный гараж. А там его встретил конкретный чёрный малый под два метра ростом и с фигурой борца классического стиля. Малый помог прибывшим (Османи, игрушечному стрелку и хозяину «Касабланки») откантовать семипудового клиента в верхние пределы здания из камня, кованого железа и стекла, где их всех поджидал, судя по повадкам, и хозяин виллы, и главарь, грубо говоря, шайки. Бига свалили на один из диванов, чёрный малый дал клиенту нюхнуть нашатыря и тот очнулся. Пару раз чихнул, ощутил скованные за спиной руки и мысленно выразился самыми последними словами. Одновременно он осмотрелся и обнаружил себя в обширном помещении, где царил (по причине плотно завешенного витринного окна на фасаде здания) интересный полумрак. В полумраке мерцали три светлых пятна, от двух чудных декоративных светильников и одной искусственной дуги в фальшивом камине. Благодаря этому призрачному свету Биг разглядел присутствующих: трёх известных ему персонажей, двое из которых вид имели несколько болезненный, и одного вальяжного дядю. Дядя (условно говоря, потому что Биг сам давно вырос из подведомственных разным дядям возрастов), аналогично вальяжно восседал в кресле и в упор разглядывал клиента. Затем вздохнул и молвил:
- Нет, я его не знаю.
При этих словах Османи и игрушечный «приятно» оживились, хозяин «Касабланки» пожал плечами, а «классический борец» в тёмнокожем исполнении почтительно склонился к хозяину. Все они, надо сказать, стояли позади кресла, в котором восседал вальяжный дядя. А Биг, разумеется, пребывал с ним как бы тет-а-тет. Причём на небольшом расстоянии друг от друга. И если бы не скованные за спиной руки, он бы ещё посмотрел, кто бы туг выглядел вальяжным, а кто – не очень. То есть, приходилось терпеть и мириться со сложившейся ситуацией. Однако молчать не стоило. Поэтому Биг спросил:
- А ты кто такой?
- Гюстав Фрондон, с моим почтением, - изысканно отрекомендовался хозяин виллы. – Но раньше меня звали Шарль д’Провеньян. Ведь вы искали меня именно под этим именем?
- Хорошая работа, - пробурчал Биг, имея в виду совершенно неузнаваемую новую внешность бывшего директора «Зодиака».
- Как? – не понял мсье Фрондон.
- Пластический хирург, говорю, у вас был лучше, чем у меня, - слегка расслабился бывший киевский студент, - однако и меня узнать нелегко.
- А я должен был вас узнать? – осведомился мсье Фрондон.
- Ещё бы. Я бывший капитан ЦРУ Юджин Смол.
- Господи! – всплеснул руками хозяин виллы. – Так вот почему вы меня искали!
- Ещё бы мне было вас не искать, - пробурчал Биг, - ведь вы задолжали мне пятьдесят семь тысяч долларов плюс проценты за сроком давности. Я так подсчитал, это будет шестьдесят пять тысяч с мелочью.
- Если вы не возражаете, мы проверим ваши отпечатки пальцев, - любезно предложил мсье Фрондон.
- Проверяйте, - буркнул Биг.
Чёрный малый мотнулся в смежную комнату, принёс оттуда принадлежности, быстро скатал пальцы клиента и через пять минут (очевидно, сверившись с сохранённой у хозяина виллы базой данных по бывшей картотеке) сообщил положительный результат.
- Может, пора снять с меня наручники и предложить мне выпить? – ухмыльнулся Биг. В принципе, он уже тогда, когда услышал реальные позывные хозяина виллы, понял, что с ним всё будет в порядке. Ведь если он, Юра Самойленко, не ошибается, то они с этим проходимцем теперь по одну линию фронта и заодно против такого монстра космического масштаба как ЦРУ.
- Да-да, конечно! – воскликнул хозяин виллы и сделал красноречивый знак. Ахмет Османи, недовольно ворча, освободил руки своего недавнего обидчика, а затем все посторонние, и чёрный малый в том числе, испарились. Мсье Фрондон встал, прогулялся к бару и извлёк из неё бутылку «Смирнова».
- Совсем другое дело, - пробурчал бывший киевский студент и потянулся за стаканом.
- Послушайте! – хлопнул себя по лбу мсье Фрондон. – Так это ваша работа – шесть покойников в не очень престижном районе Парижа, где проживает небезызвестная нам мадам Гоше?
- Вы в курсе, что эти покойники – бывшие сотрудники ЦРУ? – вопросом на вопрос ответил Биг, наслаждаясь качественным охлаждённым напитком.
- Да, в курсе, - задумчиво пробормотал мсье Фрондон, он же – д’Провеньян.
- Однако вы ещё тот гусь, - ухмыльнулся Биг. – Скажите, чем вы сейчас занимаетесь? Наверняка чем-то таким неприятным для нашего бывшего общего работодателя, что он – наш бывший общий работодатель – решил найти вас таким замысловатым способом.
И Биг рассказал бывшему директору «Зодиака» о том, как его сняли с пожизненного срока и якобы послали на задание. Биг не знал, почему именно контора так сильно заинтересовалась конкретно мсье д’Провеньяном, и почему мсье д’Провеньян стал мсье Фрондоном с физиономией, не имеющей ничего общего с вывеской бывшего директора «Зодиака». Знал бывший киевский студент одно: его досье, хранящееся в картотеке кадрового состава ЦРУ, содержит и его подробную психологическую характеристику. Очевидно, уже в то время, когда бывший киевский студент сидел в Форт-Ливенуорте, контора пронюхала о его частных делах с мсье Гоше. Конторские стукнули французским коллегам, те напрягли налоговую полицию и вскоре «Зодиак» перестал существовать. Однако руководителям «Зодиака» удалось избежать наказания. Они попросту испарились, не дожидаясь такового. Пострадал только мсье Гоше, да и то не от рук официальной Немезиды, а по пьяной лавочке с помощью какого-то психанутого наёмника. Ну, испарились, и испарились. Невелики птицы, за которыми стоило напрягаться за деньги дорогих сердцу всякого американского чиновника земляков-налогоплательщиков. Но затем эти бывшие руководители (или бывший руководитель) таки занялись таким делом, которое могло встать поперёк горлу и ЦРУ, и всему остальному бедному американскому империализму. Вот тут и был взят за его интеллигентную задницу один из учёных аналитиков конторы, который попросил дать ему группу таких же яйцеголовых коллег, чтобы в их компании изучить досье человека, имевшего самое непосредственное участие в левых делах печально известного «Зодиака». Вот они изучали-изучали, анализировали-анализировали, и пришли к почти единодушному мнению, что по выходе на свободу и якобы получив задание, их клиент, Юджин Смол, первым делом побежит искать людей (или человека), задолжавших ему приличную сумму.
В принципе, вся операция и задумана была коряво, и даже её пятидесятипроцентное исполнение не гарантировалось. Однако Биг доподлинно знал, что ЦРУ сильно своими финансовыми ресурсами, многочисленностью своего персонала и почти тоталитарным подчинением почти всех аналогичных служб мира. Ещё контора могла похвалиться почти стерильной методичностью в деле достижения своих целей и почти бездумной стопроцентной исполнительностью своих служащих. А вот гениальные разработки, фантастические операции, оригинальные шпионские ходы и красивые мужественные герои, - всё это чистой воды идеология, заказанная Голливуду, Букеру, Пулитцеру и прочей сволочи.
- Да так, кое какой импорт – экспорт, - скромно пожался мсье Фрондон и налил себе рюмочку «Мартеля».
- Угу, - снова ухмыльнулся Биг, - колониальные товары, заклад столового серебра и подпольный тотализатор? Долг-то вы мне вернёте?
- Конечно! – воскликнул мсье Фрондон. – И насчёт процентов можете не беспокоиться! Однако вы твёрдо уверены, что контора пыталась разыскать именно меня и именно с вашей помощью?
- Твёрдо быть уверенным не могу, но подозреваю серьёзно, - ответил Биг. – Впрочем, если это действительно так, то их розыскная деятельность была прервана мной на самом интересном месте. С вас, кстати, за это причитается дополнительно.
- С вас тоже кое-что причитается, - тонко усмехнулся мсье Фрондон. – Я ведь хотел приказать вас зачистить в тот же день, когда Ахмет Османи доложил мне о начале вашей наружной за ним слежки. Однако что-то подсказало мне не спешить. То есть, вы должны меня ещё чем-нибудь приятно удивить. Ну, помимо того, в качестве кого вы тут вдруг оказались…
- Когда ваш Османи обнаружил слежку? – уточнил Биг, проигнорировав насчёт удивить.
- Два дня назад, - огорошил Бига мсье Фрондон.
- Старею, - пожал плечами бывший киевский студент.
- Кстати, кто делал вам ваши новые документы, и под какими реквизитами отправила вас якобы на задание контора? – задал очередной вопрос мсье Фрондон, чисто по-французски смакуя дорогой коньяк.
- Вы будете смеяться, но реквизиты мне дали почти что девичьи: Юджин Конрад Смол, - честно признался Биг, однако первую часть вопроса оставил без ответа.
- Действительно, смешно, - согласился мсье Фрондон, - но, учитывая дубовую стереотипность в работе наших с вашими бывших работодателей, а также их ослиную самоуверенность, всё изложенное вами выглядит вполне правдоподобно. Кстати: под каким соусом и куда конкретно вас отправляли?
- Отправляли в Россию, якобы прояснить один военный завод в Сибири, - легко признался Биг и снова приложился к водке.
- В Россию? – слегка напрягся мсье Фрондон, но предварительно закупорил коньячную бутылку. – Военный завод в Сибири? А вы не могли бы назвать более точные координаты этого завода?
Биг назвал, и в полутёмном помещении воцарилась многообещающая тишина.

Глава 9
 1

Декабрьская Европа – зрелище не всегда самое приятное. Особенно когда на старушку наваливается циклон с Атлантики. Тогда игрушечные домики маленьких кукольных городков, мимо которых проносился экспресс «Париж – Берлин», утрачивали свою привлекательность, потому что снег лежал неравномерно, и получалось некое лоскутное одеяло, выглядевшее тем ущербней, чем темней и ниже становилось европейское небо.
Биг Смол, стоя у окна вагона второго класса, курил, хмуро щурился на проплывающие пейзажи и мало обращал внимания на их привлекательность. Машинально отмечая пункты следования, он размышлял о новом повороте его замысловатой судьбы. А ведь хотел взять долг и линять в Новую Зеландию. Или в Осло, где можно было бы пришить какого-нибудь врача без границ и с его документами поехать в Зимбабве. И там всю оставшуюся жизнь трескать бананы, пить ананасовый ликёр и покупать недорогих девочек из Хараре. А для разнообразия глушить противопехотными минами рыбу в Замбези или резать себе аборигенов без опаски, что какая-нибудь собака уличит тебя в неумении отличить желчный пузырь от аорты.
В общем, хотел, но не вышло. Вернее, снова жадность сбила с пути почти истинного.
«Вот именно, жадность», - подумал бывший киевский студент, пуская колечки сигарного дыма в вагонное окно. Дым, отражаясь от стекла, слоился вдоль коридора вагона для курящих, а мимо – за окнами вагона – намечалась смена церковной архитектуры: поезд пересекал границу, и теперь вместо католических часовен предполагалось мелькание протестантских кирх.
Тишина, повисшая в апартаментах виллы мсье Фрондона после ответа гостя на вопрос хозяина о более точных координатах военного завода в Сибири, длилась минуту с лишним. Затем бывший директор «Зодиака» прочистил горло и повторил:
«Алабинск-завод Омской области!»
 «Слышали о таком?» - полюбопытствовал Биг, не забывая о водке.
«Не только слышал, но имею к данному предприятию конкретный интерес», - не стал таиться мсье Фрондон.
Биг безучастно посмотрел на хозяина виллы, хотя мысли его стали одолевать вовсе не безучастные. Одна из них, особенно гнилая, стала зудеть о том, что, наверно, не такие уж дураки сидят там, в конторе, и, скорее всего, посылая его, Бига, с этим заданием в Россию через Европу, конторские таки знали, чем именно занимается этот грёбанный д’Провеньян. То есть, такими аналогично беззаконными и гнусными делами, какими испокон веку (или со времён основания) занимается сама контора. Но так как мсье д’Провеньян лицо частное и не имеющее отношение к конторе ни под каким официальным соусом, то его беззаконие тем более беззаконно, что оно имеет наглость составлять конкуренцию цэрэушному.
Вторая мысль явилась как продолжение первой. И тоже с гнильцой. А именно: Бигу подумалось, что, посылая его на автономный поиск д’Провеньяна, конторские просчитали и такую возможность, когда он – Биг – вступит в дополнительный преступный сговор с д’Провеньяном.
Третья мысль была вопросительной: а на хрена вся эта канитель?
Ведь Биг, как он и рассчитывал с самого начала, мог просто взять причитающиеся ему деньги и отвалить в таком неизвестном направлении, что пусть бы конторские напрягли все спецслужбы мира плюс реанимировали такие грозные организации как гэдээровская Штази и румынская Сигуранца, искать бы им всем прыткого Юру Самойленко до морковкина заговенья и ещё дольше. Другими словами, Биг не хотел усугублять и без того своих сложных взаимоотношений с конторой, хоть бы намёком приобщаясь к беззаконию мсье Фрондона. Но чёртов мсье сам его приобщил. Причём сделал это с присущим французским изяществом и тактом.
«Скажите, мсье Смол, - вкрадчиво обратился он к гостю, - вы не хотели бы заработать один миллион долларов?»
Теперь пришла очередь Бига прочистить горло.
«Хотел бы, - честно признался он, предварительно кашлянув для пробы голоса, - но как?»
 «Прежде разочтёмся за бывшие услуги», - любезно предложил хозяин виллы, куда-то ненадолго вышел и вернулся с увесистой пачкой бледно-зелёных бумажек в руке.
«Здесь шестьдесят шесть тысяч купюрами по двадцать и пятьдесят долларов, все деньги чистые, и вы можете их не пересчитывать», - сказал он Бигу.
«Приятно иметь дело с цивилизованными людьми», - умилился Биг, разделяя пачку на несколько частей и пряча деньги во внутренние карманы одежды, - а ведь мог просто послать или – ещё проще – грохнуть…»
 «А теперь поговорим о вашей возможности заработать один миллион долларов, - предложил мсье Фрондон или д’Провеньян, - но хочу вас предупредить: я не стану оказывать на вас никакого давления для принятия вами того или иного решения. О’кей?»
 «О’кей», - не стал спорить Биг, заранее предчувствуя, что примет любое предложение француза. Впрочем, один миллион долларов, - весьма убедительный довод.
2
Короче говоря, Биг согласился на предложение бывшего директора «Зодиака». Он согласился, и ему любезно предложили пожить на вилле мсье Фрондона. Биг и пожил. А за это время невидимые сотрудники способного мсье (за всё время проживания на вилле, чуть более двух суток, Биг видел только накачанного негра и самого хозяина) соорудили своему новому работнику новые документы. По которым выходило, что бывший киевский студент, в своё время допрыгавшийся до Юджина Смола, теперь не кто иной, а французский подданный русского происхождения Смолянинов Георгий Кондратьевич. И не какой-нибудь, а целый совладелец международной европейской фирмы, занимающейся куплей-продажей передовых вооружений ракетного типа. Больше того: всё те же невидимые сотрудники бывшего директора «Зодиака» сделали так, чтобы реквизиты новоявленного совладельца известно чего были занесены в электронную базу данных гражданских записей. Затем Бигу соорудили модное двойное гражданство, после чего бывший киевский студент тепло распрощался с хозяином симпатичной виллы, похлопал по тугому плечу многофункционального негра и отбыл восвояси.
Первым делом Биг взял напрокат тачку и поехал в Орлеан. По пути он посетил небольшой мотель и убрал с лица грим и растительность, сделанные ему бывшим капитаном ПГУ КГБ товарищем Трачковским. И в один из банков Орлеана входил уже мсье Смолянинов, так как новые документы невидимые сотрудники мсье Фрондона делали ему с его реальной вывески. То есть с той, которая была запечатлена на его «родных» документах от наидобрейших начальников из ЦРУ.
В банке Биг забронировал номерной сейф и положил туда почти всю наличку, «магнум» и документы на имя Гастона Рене Дембора. Затем мсье Смолянинов вернулся в Париж, сел на паровоз и, пользуясь данным ему правом свободного выбора маршрута, покатил в Берлин.
3
Биг путал следы и делал петли на всякий случай. И маршрут выбирал такой, чтобы максимально обезопасить своё передвижение от ещё более возможных хвостов от прежних работодателей из треклятых США. По этой же причине (ну, типа, на всякий случай и так далее) он взял второй класс вместо спального вагона типа «люкс» с отдельным сортиром вместо общего в конце коридора для курящих коммивояжеров.
«Неужели это всего лишь стечение обстоятельств? – размышлял теперешний Георгий Константинович Смолянинов, двойной гражданин обновлённой России и престарелой вечно французской Франции. – Или контора спланировала меня гораздо дальше того места, где я должен был найти руководство сгинувшего «Зодиака»? Чёрт его знает, однако пока вокруг всё чисто…»
Он продолжал курить дешёвые сигары и старался поменьше торчать в купе, где вместе с ним ехал какой-то невзрачный хмырь бельгийского происхождения и немецкая супружеская чета среднего возраста. Поэтому бывший киевский студент то торчал в коридоре, то отсиживался в ресторане за крайним столиком. Бывая же в купе, он убедился, что ни один из его попутчиков не мог сидеть у него на хвосте. Интуиция, в общем, подсказывала железно, а она бывшего цэрэушника подводила очень редко.
«Впрочем, печалиться мне и нервничать рано, - прикидывал мсье Смолянинов, перекладывая сигарный привкус мятной жевательной резинкой. – Если контора меня таки спланировала вплоть до завода в каком-то Алабинске, то времени для того, чтобы снова сделать ноги, у меня предостаточно. Если же долгосрочные планы конторы существуют только в моём воображении, тогда вообще нет никакого геморроя…»
Насчёт того, что контора не могла пойти так далеко (ну, типа, до какого-то Алабинска), уговаривал и новый работодатель. Он якобы проанализировал ситуацию и пришёл якобы к железному мнению того, что выше сказано.
Биг пытался возражать.
И в качестве веского довода приводил такой нонсенс, как странное совпадение легенды, придуманной ЦРУ для фальшивого задания досрочно освобождённого матёрого преступника, с новым заданием, полученным от мсье Фрондона. Ведь целью первого задания якобы был сам вышеупомянутый мсье. То есть, к такому первоначальному мнению пришёл Биг, а бывший директор «Зодиака» с мнением согласился. Так вот, это задание сдохло вместе с небольшой мобильной группой оперативных работников конторы. Но Биг таки на Фрондона вышел и – о чудо! – получает от него новое задание, практическая сторона коего нуль в нуль совпадает с «легендарной» фальшивкой. Другими словами: как ЦРУ (якобы фальшиво) планировало своего подопечного в Сибирь, так по новому заданию от нового работодателя теперь всё и выходило. Короче говоря: снова в ту же Богом проклятую Сибирь. И, что самое смешное, транзитом всё через того же бывшего однокашника, Женю Крамаренко, компромат на которого старательно нарыла контора. И каковой компромат одобрил к использованию сам мсье Фрондон, он же д’Провеньян. При этом заверил Георгия Константиновича, что сотрудников ЦРУ тот может уже не опасаться. Поскольку тем больше делать нечего, как искать беглого функционера в стране, куда он был направлен с якобы фальшивым заданием. Мозгов, в общем, у них просто не хватит на то, чтобы предположить (после скандального-то расхода с мобильной группой) пребывание ушлого профессионала в зоне якобы фальшивого интереса конторы (в Сибири проездом через Москву), вместо прочих территорий остального слабо развитого мира.
А ещё короче говоря, мсье Фрондон как мог, пытался успокоить своего нового работника. Однако тот не очень-то успокоился. Потому что богатый опыт очень специфического свойства успокаиваться окончательно бывшему киевскому студенту таки не позволял.
«Да, ему легко базлать на тему полной спокухи, - не совсем по-французски размышлял мсье Смолянинов, - ведь это не ему предстоит прокатиться в какой-то сраный Алабинск, где надо не коллекцию галлюциногенных мухоморов собрать, а соорудить некую акцию, после чего…»
В это время корректно щёлкнула дверь в начале вагона, и в коридор вкатился корректный дяденька в чистенькой униформе европейского дорожно-транспортного полового. Дяденька стал учтиво стучаться в двери и петь на двух языках, французском и немецком, о том, что пришла пора заказывать места в ресторане, равно как и блюда, приличествующие иметь место быть на ужин.
Биг вежливо заказал то и другое, кинул изжёванную резинку в специальную плевательницу и вошёл в купе. Там он переменил дорожную куртку на вечерний пиджак и снова вышел в коридор. Уставился в окно, и в голову пришла банальная мысль типа чему быть тому не миновать. А с Женей Крамаренко повидаться было бы особенно интересно…
4
Если вкратце описать биографию Евгения Борисовича Крамаренко, то она будет выглядеть следующим образом: родился, учился, вступил, учился, не привлекался, женился, занимал разные должности, вышел, снова занимал, и так до тех пор, пока не занял должностишку средней крупности правительственного чиновника РФ.
Ещё в середине семидесятых Евгений Борисович, молодой коммунист и пламенный товарищ, перебрался в Москву, где был пристроен одним родственником в МИД СССР. Затем он удачно женился и попёр в гору. Карьерист Крамаренко умел ладить со всеми, он был человеком гибким и чутким по отношению к разным веяниям. В конце восьмидесятых – начале девяностых Женя Крамаренко грамотно отреагировал на политическую перипетию: он не убоялся колосса на глиняных ногах в виде ГКЧП и войск под командованием заведомо гнилого Лебедя, но примкнул к рядам бесстрашных демократов, которые, вообще-то, очень сильно тряслись за свои продажные шкуры. Но Лебедь логично проявил свою гниль, колосс дал бесславного дуба и бесстрашные демократы (а с ними и Женя Крамаренко) стали сноровисто переоборудовать бывшее советское хозяйство с аналогичным партийный аппаратом (понимай: аппаратные средства, фонды и прочие печатные органы) в собственные демократические житницы. Ну, Женя Крамаренко тоже не зевал, ему удалось зацепиться за гребень мутной демократической волны и с её помощью приподняться над бездарно подыхающей советской действительностью. Сильно высоко Евгений Борисович никогда не метил, но и на последних ролях не прозябал. Короче говоря: он занял свою хлебную должность в огромном, закоулистом и вороватом правительстве РФ ещё при Борисе Словоохотливом, сохранил её при Владимире Худое Солнце и сидел на ней по сей день, не высовываясь и не перерабатывая. То, что можно было украсть, Евгений Борисович украл в начале девяностых в начале приватизации. То, что можно было увезти за границу, он вывез аккурат после перевыборов Словоохотливого. А то, что можно было построить, он строил до сих пор, обходясь одной казённой зарплатой жены (жена служила ректором в какой-то новорусской академии) и теми землями, какие он скупил в начале девяностых. Построит, покрасит и продаст вместе с дорогостоящим участком в каком-нибудь престижном районе среднего Подмосковья какому-нибудь нуворишу по цене среднего замка вместе с угодьями где-нибудь в срединной части захолустной Италии. И, самое смешное, не нарушив при этом ни одного существующего закона, но получив просто неприличную прибыль. За прошлые, не совсем законные, делишки при Словоохотливом Евгений Борисович не боялся. Поскольку железно знал, что если Худое Солнце действительно вознамерится мочить почём зря в сортире всех, кто когда-нибудь чего-нибудь спёр, то начинать ему придётся с себя. Или с одним самим собой в конце концов остаться. Но какой интерес начинать с самого с себя? И вот радость оставаться одному, чтобы вот так, без компании вороватых весёлых приятелей, в тоске и скуке управлять большой, бестолковой и многострадальной экс-державой.
5
Этот домик на берегу Оки Евгений Борисович построил ещё в советские времена. И его единственный не собирался продавать. Домик, скромный двухэтажный особняк из красного кирпича под черепичной крышей, с подземным гаражом в бетонированном цоколе и с симпатичной мансардой, стоял в окружении похожих скромных домиков на некогда ведомственной территории МИД СССР. Бывшие мидовские средней руки совслужи, ушедшие на законную пенсию, предпочитали жить в тихом посёлке вдали от московской сутолоки. Одни, вспомнив свои крестьянские корни, взялись выращивать на своих шестидесяти сотках редис с укропом. Другие, из тех же крестьян, но с большим апломбом, держали коз, разводили кур и занимались селекцией облепихи. Третьи, из обычных бывших мещан или из потомков городских революционных кухарок, чурались «земледелия» со «скотоводством», однако не пренебрегали возиться на цветочных клумбах, в перерывах между почвенным времяпрепровождением отвратно музицируя или рисуя из рук вон хреновые пейзажи. И, пока старые пердуны из бывшей советской элиты маялись всякой муднёй, их покой охранял взвод пенсионеров-вохровцев (22) .
Евгению Борисовичу по возрасту ещё рано было задумываться о пенсии. В общем, он на неё не собирался и по достижении пенсионного возраста. Он не любил общаться со своими бывшими коллегами из советского МИДа, однако любил отдыхать от трудов на благо Родины (Евгении Борисович искренне верил в пользу своего труда на благо Родины) именно здесь, в скромном домике на берегу Оки, вдали от провонявшей какой-то несъедобной хернёй столицы, в окружении угомонившихся государственных деятелей и их жён. Он приезжал сюда один, без шофёра и охраны. Семья его также не доставала, предпочитая проводить выходные в одном из личных дворцов возле Медвежьих Озёр или в окрестностях Сочи. И не препятствовала кормильцу проводить его выходные в его, как говорили жена и дочь, дыре.
«Наш папик снова намылился в свою дыру, маман отваливает на весь уик-энд на дачу к личному экстрасенсу, так что завтра я могу принимать в нашей центральной хазе», - сообщала младшая дочь какому-то своему очередному бой-хрену по телефону вечером в пятницу, пока Евгений Борисович собирал кое-какие вещички в пределах вышеупомянутой хазы, пятикомнатной квартирке в семиэтажном домике на Фрунзенской набережной.
Что конкретно планировала дочь на завтра, Евгений Борисович не слушал. Но уходил под трёп донельзя эмансипированной восемнадцатилетней особы, садился в скромный «ауди» и уезжал из Москвы. Приезжая же в симпатичный домик на берегу симпатичной русской речки, он даже думать забывал и о дочери, и о жене, и о сыне, который таки пошёл по стопам папы и теперь тащил нелёгкую дипломатическую службу в одном из многочисленных консульств в суровой Канаде.
Поставив машину в подземный гараж, Евгений Борисович с удовольствием убирался в домике, готовил пятничный ужин и пел вслух из разных сочинений Лермонтова. Ну, типа, будешь ты царицей мира-а-а, или выхожу один я на дорогу-у-у, блин, хорошо-то как!
Да, тут Евгению Борисовичу было хорошо. Он до изнурения натирал дубовый паркет, протирал пыль с многочисленных хрустальных светильников и даже драил специальным раствором чугунную решётку на камине. Да и то: воровать последнее время стало небезопасно, и работа в правительстве приобрела чисто бюрократический характер. Поэтому за пять дней производства полезных дел только на благо Родины могли истомить всякого деятельного человека, в силу чего в нём – в деятельном человеке – параллельно накапливался энный запас неизрасходованной энергии. Каковую следовало употребить хотя бы на выбивание персидских ковриков и влажную чистку текинских паласов.
Сегодня Евгений Борисович ограничился вознёй с пылесосом. А когда закончил развлекаться с симпатичной игрушкой фирмы «Филипс», бодро поканал в кухню. Там он собирался проревизовать содержимое холодильника, а потом…
Но тут раздался противный звон внутреннего телефона. Евгений Борисович с неудовольствием поднял трубку и с раздражением спросил:
- Ну? Какого хрена кому-то надо?
Евгений Борисович считался в своём посёлке крутым парнем, поэтому, общаясь с кем бы то ни было по телефону внутренней поселковой связи, не утруждал свою речь изысканными речевыми оборотами из новой русской лексики типа «вас, мать вашу, очень внимательно слушают», «не соблаговолите ли пойти в жопу» или «абонент милостиво повелевать отсосать изволит».
- Такое дело, Борисович, - прошамкал с того конца связи барбос-охранник, стерегущий въезд в уютный посёлок, - к вам посетитель.
- Посетитель? – изумился Евгений Борисович. Сердце почему-то ёкнуло, а взгляд заметался от газовой плиты чисто немецкого производства к кухонному окну и обратно.
- Говорит, очень близкий ваш друг, - пояснил охранник.
- Какой на хрен друг? – ещё больше удивился Евгений Борисович. Его род трудовой деятельности и остальной жизни предполагал одних только подельников, но друзья исключались глухо. – На чём он приехал? – спросил владелец симпатичного домика на берегу Оки. И остановил свой взгляд на окне, откуда, если бы не свет в кухне, мог бы любоваться заснеженной поймой симпатичной русской речки, самой речкой подо льдом и морозным небом над ней, где мерцали далёкие звёзды и светил сильно ущерблённый месяц.
- Да вот, «Жигуль» стоит тута рядом с моей будкой. Номера московские. По всему видно, ваш друг эту тачку где-то поймал и…
- «Жигуль»?! Поймал тачку?!! – с изумлением переспросил средней руки правительственный ворюга. – А ну, дай этому другу трубку!
- Здравствуй, Енька! – раздался в трубке голос, кого-то очень сильно напоминающий.
- Кто это? – дрогнувшим голосом поинтересовался вороватый госчиновник РФ.
- Помнишь Таньку-конфетку? – вопросом на вопрос ответил неизвестный.
Евгений Борисович почувствовал, как его бросило в жар: такое не забывается. Он тотчас вспомнил друга студенческого юношества и их сокурсницу, дочь факультетского парторга, Таньку-конфетку. Эта Танька отличалась чрезвычайной влюбчивостью и примерной безотказностью. Но, будучи ответственной комсомолкой и дочерью известно кого, блюла кое-какие моральные принципы. То есть, неделю она дарила своей безотказностью одного представителя известно чего, другую – другого и так далее. Пока не пришла пора познакомиться поближе или с Женей Крамаренко, или с Юрой Самойленко. А те, как-то раз напившись пьяны сами и напоив до бесчувствия Конфетку, отымели её дуэтом. А когда Танька проснулась голая сама в компании двух голых джентльменов, она закатила истерику и пригрозилась отправить приятелей под суд. Вот они тогда побегали, собирая астрономическую по тем временам сумму, целых пятьсот рублей, чтобы полюбовно компенсировать Конфетке её ущерблённые честь и достоинство.
- Юрка, это ты? – прерывающимся от волнения голосом уточнил Евгений Борисович.
- Узнал! – радостно воскликнул невидимый друг студенческих лет. – Ну, конечно, это я!
- Передай трубку охраннику, - попросил Евгений Борисович. И, когда барбос взял трубку, велел тому пропустить к нему посетителя.
Надо сказать, Георгий Константинович грамотно рассчитал именно такой ход. А именно: эффект неожиданности, провоцирующий элементарное замешательство. Но как иначе попасть без проволочек к другу, который ещё должен помнить те давние времена, когда Юра Самойленко слинял из Советского Союза самым недвусмысленным образом? Когда ему, Жене Крамаренко и прочим молодым людям из приятельского окружения предателя Юрия Самойленко страшно стало только в мыслях поминать имя изменника Родины, не говоря уж о том, чтобы судачить о нём вслух.
В общем, спровоцировать замешательство у друга юности теперешнему Георгию Константиновичу Смолянинову удалось, но не таким уж рохлей оказался Евгений Борисович Крамаренко, чтобы вот так, из-за одного какого-то замешательства решиться на встречу с бывшим изменником Родины. Отнюдь. Впрочем, что это за российский чиновник, которого можно легко взять на психику? Другими словами, Евгений Борисович разрешил впустить своего давнего приятеля по трём причинам. Первая, это давно дискредитированное среди современной российской хозяйственно-политической элиты чувство Родины, которую когда-то предал Юра Самойленко. Вторая – обычное любопытство. Третья – это чёртова сентиментальность, подспудно развитая в окружении крысовидных коллег, равнодушных друг к другу родственников и абсолютная невозможность чисто по-русски поплакаться кому-нибудь в жилетку. Ну, типа, на грозящую не за горами проклятую бедность, когда начались проблемы с откатами, потому что всё, что можно было, уже откатили. Или на неизбежную суму, с которой скоро по миру из-за других проблем, но теперь уже с разделом бывшего народного добра, потому что всё, что можно было, опять же уже поделили. Да как поделили?! Одни, суки, хапнули по поприщу (23) , а другим, хорошо, если досталось по аршину. И пусть этот аршин стоит несколько десятков миллионов долларов, однако, пуская завистливую слюну на спёртое мимо собственного кармана поприще, становилось-таки до соплей обидно. А почему, дескать, одним то, а другим – это?! И, самое смешное, Худое Солнце со своими гадскими корешами, владельцами хапнутых поприщ, установили такие волчьи порядки, что, поди теперь, попробуй разинь пасть на чужое добро, - живо из банды долой вон на хрен и хорошо, если не по этапу с предварительной конфискацией кровью и потом добытого имущества.
В общем, вымазать горючими от обиды слезами кого-нибудь Евгению Борисовичу хотелось давно. Вот он и того. Хотя, если бы хорошо подумал, лучше вызвал бы милицию. Или какой-нибудь отряд летучего реагирования из самой ФСБ. Но, как говорится, всему своё время, а слов из песни не выкинешь. Вот и пришлось огорчиться. То есть, сначала Евгений Борисович попал в объятия какого-то здорового мужика, а потом, когда от него таки отпрянул, увидел в свете экономичных бра в прихожей такую зверскую харю, что хозяину уютного домика на берегу Оки реально поплохело.
- Ну, шо ты пятишься от мэни, як от холеры?! – скривился в знакомой однобокой ухмылке посетитель. – Чи не узнав?
- Блин… Юрка… надо же… сколько лет… твою мать… и сколько этих… - потерянно забормотал Евгений Борисович. Вот теперь он понял, что поспешил, разрешив впустить к себе этого – да ведь по роже с ухватками видно! – законченного негодяя.
- Вот именно, сколько этих, а тех уж нет в помине, - весело поддакнул Георгий Константинович и прямиком направился в кухню. Там он по-хозяйски открыл холодильник, извлёк из неё бутылку какой-то новорусской водки в хрустальной бутылке, кое-какую закусь и, болтая о всякой чепухе, перемежая малороссийский сленг с чистой русской речью, быстренько организовал стол. Евгений Борисович молча топтался рядом.
«Вот я старое мудило, вот я полный дебил», - не уставая, корил он себя, интуитивно проникаясь к этому своему старинному «другу» какой-то необъяснимой жутью.
- Ну, шо ты, як не родной? – тем временем гудел гость, разливал водку по рюмкам и поднимал свою. – Так со свиданьицем?
- С ним, - нехотя согласился хозяин уютного домика, присел на краешек стула и махнул свой стопарь. – Что это у тебя с лицом? – поинтересовался он, занюхав водку корнишоном.
- Помяло в автокатастрофе, - привычно соврал Георгий Кондратьевич и съел бутерброд. – А почему к тебе нельзя дозвониться ни по сотовому, ни по стационарному межгороду? – спросил он в свою очередь.
- Я их отключаю, - машинально брякнул хозяин, но затем спохватился и с удивлением спросил: - Ты знаешь номера моих телефонов?
- Знаю, - подмигнул другу юности гость.
- Это хорошо, что тебя не узнать, - одобрительно заметил хозяин после того как переварил неприятную новость и таки скушал огурчик. – Я надеюсь, ты здесь не в качестве шпиона? А то, сам понимаешь…
- Ну, что ты! – рассмеялся Георгий Константинович. – О шпионах забудь!
- Слава Богу! – с облегчением воскликнул Евгений Борисович. Он знал, что никто из теперешних хозяев жизни его не осудит за связь с бывшим изменником Родины, однако и по головке гладить не станут. – И как ты здесь? – осторожно полюбопытствовал вороватый чиновник средней руки правительства РФ.
- По делам, - кратко возразил гость и снова наполнил рюмки.
- Реквизиты прежние? – уточнил хозяин.
- Реквизиты сменил, - ответил гость и поднял рюмку.
- И правильно сделал! – убеждённо поддакнул хозяин и радостно булькнул дозой. Хотя большой радости не намечалось, поскольку прожжённый чиновник новейшей формации всеми сучьими своими потрохами чуял у гостя какой-то очень корыстный интерес.
- Сам-то как? – задал дежурный вопрос теперешний господин Смолянинов.
- Ничего, перебиваюсь, - натянуто осклабился хозяин. Он продолжал переживать ситуацию и прикидывать возможные пути её разрешения. Ну, типа, или вызывать подмогу, или продолжать терпеть присутствие этого негодяя у себя дома. И по зрелому размышлению приходилось признавать, что терпеть лучше, чем вызывать подмогу. Потому что в последнем случае можно вызвать к своей особе нездоровый интерес. А кому это надо? И пусть Евгений Борисович внутри своей банды сидит хорошо, однако рисковать не стоит. Ведь ещё надо дочь-дуру поставить на ноги, да и не все собственные закрома забиты…
- Расслабься, - посоветовал хозяину гость и снова изобразил свою незабываемую кривую ухмылку. – Я здесь по делу, но ненадолго. Тебя, во всяком случае, утомить не успею. Изложу суть и – гуд бай. Ферштейн?
- По делу? – переспросил Евгений Борисович и конвульсивно махнул стограммешник.
- Ну, да, - подтвердил друг юности, тоже махнул, сморщился и спросил: - Что это за водка? Дрянь какая-то…
- Не скажи! – сделал некий отрицательный жест свободной рукой хозяин уютного домика. – Эту я брал в ведомственном буфете по двадцать рублей семьсот граммов. И данную водку делают исключительно для нашего брата чиновника с депутатом из чистой финской пшеницы. А ты попробуй ту, что стоит в простых магазинах по сотне за пол-литра. Сдохнешь!
- Иди ты! – не поверил Георгий Кондратьевич.
- Ей-богу!
- Ладно, ближе к делу…
- Да-да!
- Я теперь бизнесмен-оружейник. У меня двойное, французско-российское гражданство. Меня интересуют мобильные ракетные вооружения. Всё чисто и строго официально. В целях увеличения прибылей нашей фирмы, совладельцем коей я являюсь, мне необходимо возглавить один военный заводик на территории России. Мне доподлинно известно, что заводик один из немногих, которые не подчиняются «Росвооружениям». Если ты поможешь возглавить интересующий меня завод – получишь сто тысяч долларов комиссионных. Приемлемо?
- Да за кого ты меня принимаешь? – благородно возмутился Евгений Борисович. Перед его мысленным взором быстренько нарисовался итог его плодотворной (на пользу новой русской родины) деятельности. Как-то: двадцать восемь миллионов долларов в Национальном Южно-Африканском банке, на пятнадцать миллионов недвижимости за дальним рубежом да кой-какая мелочишка в виде подмосковной драгоценной землицы. То есть, имея основной капитал, регулярный приварок от продажи домиков на подмосковной землице для разбогатевших придурков и рыльце в пушку, Евгений Борисович не собирался рисковать ради каких-то ста тысяч долларов.
- Ну, что ж, тогда я пошёл, - развёл руками гость.
- Да, ты уж иди, - с облегчением согласился хозяин.
- Я пойду, - пообещал профессиональный душегуб и даже задницу приподнял над кухонным табуретом, - и сообщу, куда надо, как в 94-м ты кинул одного человечка, который сейчас в большом авторитете, на целых три миллиона долларов. Помнишь махинацию, какую провернули при одной знаковой сделке между «Де Бирс Консолидейтед ЛТД» и «Росалмазом»? Ты, между прочим, курировал сделку по поручению одного важного хрена из окружения самого Бо Ельцина. И кинул этого важного хрена на – если быть точным – три миллиона сто двадцать восемь тысяч долларов. И пусть Бо давно сыграл в ящик, однако тот важный чиновник из его окружения стал ещё более важным и теперь тусуется рядом с самим новым президентом вашей замечательной страны.
- Да кто тебе поверит? – пискнул Евгений Борисович.
- Так я ж могу и документально всё обосновать, - возразил Георгий Кондратьевич и похлопал себя по груди, где, во внутреннем кармане пиджака, предполагались какие-то документы.
- Документально – это как? – не сдавался Евгений Борисович.
- Не будь идиотом, - посуровел профессиональный душегуб. – У меня с собой ксерокопии всех проходных документов по вышеупомянутой сделке. Таких как документы по фактическому обороту сделки и документы по официальным затратам. Я также могу назвать реквизиты кинутого тобой человека и координаты с названиями всех банков-корреспондентов.
- Назови, - по инерции попросил Евгений Борисович. Георгий Кондратьевич назвал. Из груди хозяина симпатичного домика на берегу Ока-реки исторгся стон.
- И после всего этого ты заявляешь, что ни о каких шпионах не может идти речи? – горестно воззвал он.
- Слушай, надоел ты мне со своими шпионами! – повысил голос Георгий Кондратьевич. – Да кому вы на хрен нужны после того, как собственноручно уничтожили все свои секретные объекты, а секреты разбазарили? В принципе, кое-какая секретность на кое-каких не распиленных на железо объектах у вас сохраняется. Но эта секретность оправдывает своё название исключительно в отношении совсем уж убогих африканских или прочих племён по причине их полной безграмотности. В продолжение темы секретности хочу попросить тебя об одном одолжении: когда станешь продавливать протекцию – обо мне помалкивай. Что ещё? Да, дела у меня чисто коммерческие и если тебе не нужны сто тысяч долларов, то выдай мне на них хотя бы расписку. А помогать будешь по-дружески. Договорились?
- Ещё чего, - буркнул Евгений Борисович. Ему пришло в голову как-нибудь обойти этого негодяя тем старым испытанным путём, каким хаживали и он сам, и его коллеги-госчиновники в начале бурных девяностых. Ну, типа, сходить до дяди, который занимался решением таких проблем, как устранение неудобных людей. Но, взглянув на Юру Самойленко, который и раньше подавлял Женю Крамаренко и физически, и морально, а теперь и вовсе смотрелся чистым зверем, к тому же с цэрэушным прошлым, Евгений Борисович решил, что мысль о физическом устранении бывшего сокурсника – пустая и бесперспективная.
- Ну, вот и ладненько, - снова скривился в однобокой ухмылке гость, принимая брюзгливое возражение приятеля за знак согласия, - вот и договорились…
Георгий Константинович прогулялся в прихожую, где оставил свою кожаную куртку, и вернулся с небольшим еженедельником.
- …На, вот, возьми, тут кое-какие нужные записи по интересующему нас делу, а я пошёл, не буду тебе мешать.
Евгений Борисович поднял брови: он давно привык обходиться электронными носителями. Впрочем, откуда ему было знать, что его приятель не успел ещё освоиться на свободе так хорошо, чтобы свободно "оперировать" тем же.
- Как с тобой связаться? – спросил Евгений Борисович.
- Никак. Я сам с тобой свяжусь. Привет жене и дочке с сыном.
Господин Смолянинов вышел на крыльцо симпатичного домика, вдохнул полную грудь морозного воздуха и направился к воротам кооператива, где его дожидался московский частник.






(21) Почти все местные названия вымышлены





 (22) ВОХР – вооружённая охрана





 (23) Вообще-то, поприще – это мера длины. Несколько вёрст, сколько точно, автор не помнит