Накаркала!

– Скучно мы живем, неправильно, – заявила я мужу и даже стерла несуществующую слезу. – Работа. Дом. Телевизор. А время уходит, мы стареем…
– Ты что ли опять книжек начиталась? – иронично спросил муж, меняя позу на диване. – Нормально живем. Как все.
Я и правда начиталась. Такие есть люди интересные, личности, одним словом, а мы…
– У нас даже хобби никакого нет, не шьем не порем…Абсолютно бездарны, – тут у меня и вправду выкатилась слеза.
Муж поморщился: слез он не любит.
– Ну давай хобби придумаем, – согласился он.
– Может, нам стать театралами! Давай каждую субботу ходить в театры. Во-первых,…
– Нет, только не это! –вскрикнул супруг и даже побледнел. – Давай другое…
– Ну будем собирать что-нибудь, недорогое, – уточнила я, зная возможности семейного бюджета. – Вот Пельш разными головными уборами интересуется, а Макаревич вообще всем подряд. Еще многие кружки коллекционируют.
– Лучше уж фантики – меньше пыли, – зевнул муж и опять сменил позу.
– Как ты не понимаешь – все это и создает атмосферу в доме: картины, фотографии, кружки. Правда, кружки это избито. Что бы такое собирать?
– Ничего я не буду, а ты как хочешь, – быстро сказал муж.
– А я буду… свистульки. Во… Соберу двести штук..
– А потом чего?
– Расставлю их, птичек к птичкам, котиков к котикам, или по месту изготовления: северные отдельно, южные отдельно… В общем подумаю
– Ну подумай, – согласился муж и щелкнул пультом от телевизора, словно выключая меня.
Как человек слова, я за полгода собрала нужное число глиняных фигурок с дырочками для свиста. В этом мне активно помогали дети и друзья. Расставила в стенке: сначала по видам, как хотела –птичка к птичке, потом по цвету: пестрые вместе, однотонные вместе. Потом на них быстро осела пыль и я заскучала: свистульки ничего не изменили. Муж уже пролежал в диване ямку. Подходила очередная скучная зима, а смысла в жизни не прибавилось.
…За окном мела метель, по телевизору шел очередной сериал из жизни простых русских бандитов, когда с работы пришел муж с огромным свертком.
– Подарочки!? – обрадовались дети и я.
– Как сказать, – двусмысленно ответил муж. – Подарочки будут завтра. А это мое снаряжение. Я еду на зимнюю рыбалку.
Он стал выгружать какие-то огромные сапоги, к ним прилагались меховые чулки…нет, гольфы что ли.
– Это роксы! – с нежностью сказал муж. – Мне Петрович одолжил, надо потом себе такие купить.
– Никогда не понимала, какое удовольствие сидеть в мороз над лункой. «Ловись, рыбка, большая и маленькая,» – фыркнула я.
– Потом поймешь, – пообещал муж, а я, к сожалению, не уловила зловещего смысла его слов и не пресекла страшное дело на корню.
Уже на следующий вечер я узнала, что супруг подразумевал под словом «подарочек». Когда он ввалился в прихожую, провонявший водкой и чесноком, с пакетом, в котором лежала пара замерзших ершей, но довольный и бодрый, я поняла, что наша жизнь изменилась.
Обычно некрикливый муж расхохатывал на всю квартиру, рассказывая с ненужными подробностями, как они с мужиками вертели лунки, как выпили по первой, как Петрович упустил леща, а потом муж чуть не вытащил щуку… Но уж в следующий раз…
– А он будет, следующий раз ? – с тоской в голосе спросила я.
– Непременно! – поклялся муж и завалился на диван, откуда через минуту послышался громкий нахальный храп.
Теперь каждую субботу чуть свет в любую погоду муж отправляется на рыбалку. Он приобрел не только роксы, но и огромный костюм в буро-зеленых пятнах, который не влезает ни в один шифоньер. Его лицо ныне устойчивого красного цвета от пребывания по десять часов на морозе и от водки.
– Смотри, какой ты стал, – грустно роняю я, когда муж бреется. Но он разглядывает себя с нескрываемым удовольствием.
– Я даже поправился, правда? – любуется он собой.
Еще бы не поправиться! У нас хранятся уже несколько десятков фотографий с места событий, и я знаю, что такое зимняя рыбалка. На всех снимках муж в своем надутом пятнистом костюме сидит на ящике с рюмкой в руке, перед ним сумки со снедью, по бокам Петрович и Гурьянов. Иногда в центре сидит Петрович. А муж с рюмкой позирует сбоку. Гурьянов – самый молодой, поэтому всегда на ногах. К тому же он за рулем.
В морозилке у нас теперь бывают довольно крупные рыбки, но редко. Муж как-то проболтался, что они покупают по дешевке щук у смекалистых местных жителей, которые приносят готовый улов прямо на реку и продают городским рыбакам. Обычно он ловит ершей и отдает их нашему дворнику. Тот уже привык к нехитрому лакомству и каждый понедельник часов в семь утра звонит к нам в дверь, требуя свою порцию и двадцать рублей на портвейн.
Уже накануне рыбалки муж становится невменяемым. Он перезванивается с Петровичем и Гурьяновым, прячет еду в сумку, достает из загашника бутылки. В комнату вносятся пятнистые одежды…
Раньше я любила субботы, теперь ненавижу. Они для меня испорчены запахом ледяной речной рыбы, водки и табака.
Мужа не пугают ни тридцатиградусные морозы, ни оттепели, когда лед на реке трещит.
Прошлой весной он, загибаясь от хохота, рассказывал, как они с мужиками раздевались до трусов, чтобы добраться до берега.
– Представляешь: туда шли – все нормально, возвращаемся – полынья… Ну, Петрович с себя первым все срывает…
– Пишут, пишут про ошалелых рыбаков, которых вечно на льдинах уносит и все без толку,– вздыхаю я. Теперь я понимаю, что муж у меня попал в секту. Зимняя рыбалка – зло для семьи, и никто не переубедит меня в обратном.
– Хобби, хобби, черт бы побрал это хобби, – ворчу я, убирая рыбацкий костюм до очередной субботы. – Ни к чему мужику хобби. Лучше б лежал на диване да телевизор смотрел, как все нормальные люди.
Но « Аннушка уже пролила масло», и как ни печально, все это накаркала я сама.